Читать интересную книгу "Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок"

Каждое утро Франсуа Сагон сопровождал на верховую прогулку «капитана Лоиса», – второе прозвище Луизы, – оправдываемое мужской посадкой. В одну из таких прогулок Луиза Лабэ встретилась с Клемансой.

Поселившись в Лионе у старой родственницы, Клеманса скучала; единственным её развлечением была ежедневная утренняя прогулка верхом в окрестностях города. Первый разговор молодых женщин повел за собою второй; потом Луиза пригласила Клемансу к себе; в этот раз дело дошло до откровенности; Клеманса еще не забыла своего приключения с бароном Грасей; не очень наклонная по темпераменту к чувственным наслаждениям любви, она из-за недостойного поступка одна ненавидела всех.

Луиза оспаривала эти принципы.

– Милый друг, – сказала она Клемансе, – неразумно, проклинать любовь – только потому, что имеешь право жаловаться на одного безумного любовника… Я думаю также, как и вы, о мужчинах вообще, но в частности, мне кажется, что умный и красивый мужчина имеет много хорошего. Позвольте мне руководить вами; я вам найду любовника, поцелуи которого сотрут с ваших губ и уничтожат из вашего сердца следы постыдного и жестокого насилия. Сверх того, вам спешить нечего; если мирты любви не удовлетворяют вас, у вас будут пальмы славы. Мы будем работать, если не будем любить, и я предчувствую, что ничто не разлучит нас никогда.

То было ошибочное предчувствие! Но в ожидании, Клеманса не имела причины жаловаться, что сошлась с нею. Как ее подруга, знакомая с классиками и знающая иностранные языки, Клеманса всеми силами души занялась поэзией… И вскоре, она смешала мирты с лаврами, которыми увенчала ее Луиза…

В течение долгого времени жизни этих двух женщин можно было завидовать… Посередине Саоны, в полу лье от Лиона находился остров, называемый Остров-Борода, – одна из прелестнейших местностей. Эннемонд Перэн обладал на этом острове большим пространством земли, прилегавшей к строениям и саду Бенедектинского аббатства. Мало испуганная этим соседством Луиза Лабэ, в согласии с Клемансой, велела построить среди леса восхитительный летний домик.

Там то подруги принимали самое лучшее мужское общество Лиона, к которому часто присоединялись артисты и вельможи, привлекаемые в Лион со всех сторон Франции славой Прекрасной Канатчицы и Клемансы де Бурж.

Лионские дамы кричали о скандале по поводу этих собраний; они обвиняли Луизу и Клемансу в барышничестве; они жаловались, что оставлены мужьями ради куртизанок.

– Пускай куртизанки! – отвечали Клеманса и Луиза, – гораздо легче быть честной, но невежественной, глупой и скучной женщиной, чем образованной и любезной куртизанкой.

В течение пятнадцати лет Луиза Лабэ и Клеманса де Бурж были неразлучны, в течение пятнадцати лет их ставили как пример дружбы двух женщин.

Богатство, славу, труды, удовольствия – они всё делили вместе; и это разделение было для них истинным счастьем.

Таким образом, в Лионе уверяли, что у одной не бывало любовника, которого не попробовала бы другая, если он ей нравился. Они, говорили также, до того простирали желание быть одна другой приятными, что, чтобы не заставить томиться свою подругу, в то время, когда она ворковала с каким-нибудь новым голубком, Луиза Лабэ требовала, чтобы этот голубок в одно время ворковал с двумя горлицами.

Это клевета! Единственный, исключительный случай был превращен в обыкновение. Конечно можно и двоим пить из одного стакана, только не сразу… Короче… Луиза и Клеманса соединенные дружбой с 1546 года, дожили до 1661 и ни разу ни малейшим спором, ни даже самой легкой ссорой не была возмущена прелесть их связи. Они были в это время вполне зрелыми женщинами: обеим им было за тридцать. Опасный возраст! говорит Бальзак. Опасный для иных, для других, не представляющий ничего опасного. И Клеманса де Бурж была из последних: в тридцать пять лет, красота ее была во всем блеске.

Другое дело, Луиза Лабэ. Более миленькая, чем прекрасная в первой молодости, она в зрелом возрасте начинала делаться только приятной.

Однако у неё не было недостатка в любовниках. Она всё была и умна и жива. Но также, почти всегда, в случае раздела, о котором мы говорили, когда на любовный праздник подруг подавался новый пирог, Клеманса пробовала его первая.

Эта доказывается следующим происшествием:

Один молодой человек Людовик Эдвард, студент Парижского университета, приехал в Лион, чтобы провести в нем свои каникулы; встретив случайно Луизу и Клемансу в городе, он страстно влюбился в последнюю.

Но он был беден; еще слишком молод, чтобы иметь известность, хотя умен и образован; для него не существовало надежды приблизиться к женщине, которая дарила свою благосклонность только людям обладавшим или богатством, или известностью.

Что же сделал в этом обстоятельстве Людовик Эдвард? О, эти студенты способны на всё, если ими овладеет любовь или дьявол. Был август месяц; он знал, что каждый день, около полудня обе музы Острова-Бороды купались в прозрачных водах Саоны, в небольшой бухте, осененной ивами, рядом с западной оконечностью их сада…

Однажды, утром, он приплыл в лодочке в эту бухту, привязал свое судно, а сам спрятался в дупле одной ивы. Нужна была смелость и терпение для того, чтобы выполнить это намерение. У студента были оба эти качества. «Будь, что будет!» сказал он самому себе. И в течение шести часов, он, не трогаясь, просидел в своем убежище, ожидая появления наяд.

Наконец он явились в сопровождении двух служанок. Трепеща от радости, Эдвард из своего тайного убежища мог присутствовать при самом восхитительном зрелище. Он видел, как они медленно раздевались… Вернее он видел только одну Клемансу, предмет своей страсти, только на нее смотрел он. На Луизу он едва бросил один взгляд, наверное, она стоила больше…

Они были в воде, резвясь, играя, хохоча, делая тысячи дурачеств; и у студента хватило мужества остаться безмолвным свидетелем, этих забав, который вероятно продолжались бы еще долго; но Клеманса, преследуемая своею подругой, бросилась к той иве, в которой находился нескромный свидетель, – он был не в силах боле удерживаться и высунувшись из дупла, протянув руки, с пылающими щеками, воскликнул дрожащим голосом:

– О! как вы прекрасны!..

Клеманса и Луиза вскрикнули от изумления и ужаса, этому крику, как эхо, ответил на берегу крик служанок. Мужчина… В иве был мужчина!..

– Ваше поведение, сударь, гнусно! – сказала Клеманса.

– Ужасно! – подтвердила Луиза…

– О! извините меня!..

– Никогда!.. давно вы здесь?

– С пяти часов утра.

– С пяти часов утра!.. Так это преднамеренное преступление?..

– Каюсь. Но разве эта самая преднамеренность не уменьшает моей вины?.. Я люблю одну из вас…

– А! право?

– Да, я люблю одну из вас… но без надежды на взаимность.

– И поэтому то вы, как вор явились украсть то, что, вы были уверены, не дастся вам.

– Украсть!.. Во всяком случае только мои глаза воспользовались этой кражей; если вы желаете, они ваши, также как я весь; накажите же их, ослепив меня; я не произнесу ни одной жалобы.

Эдвард обратился с этими словами к Клемансе, которая также как и Луиза, погрузилась в воду по самый подбородок, стоя неподвижно на одном месте. – Благоразумная предосторожность, чтобы не прибавить и без того слишком распространенных знаний соперника Актеома.

Обе женщины обменялись толчком. Клеманса как будто хотела этим сказать Луизе: «А он недурен!» – Нет, честное слово, он недурен, – отвечала Луиза, – он даже очень хорош!.. Если бы мы рассердились, к чему бы это послужило?.. ни к чему! Не будем же сердиться!»

Однако, и не сердясь, следовало каким-нибудь образом выйти из скабрезного положения. Эдвард тоже неподвижный в своем дупле, ждал чем решат дамы его участь.

– Месье, – сказала Луиза Лабэ, – я и моя подруга не станем бранить вас, как бы вы этого заслуживали; но вы понимаете, что место для объяснения выбрано вами очень дурное и, что пока вы пробудете в нем, нам тоже невозможно возвратиться на берег.

– Совершенно справедливо.

– Вы не намерены продержать нас целый день в воде?

– О, нет!

– Ну, а как вы сюда явились?..

– В лодке.

– Где она?

– В камышах.

– Хорошо. Так вы отправитесь к лодке и удалитесь.

– О!

– Дайте мне кончить.  Вы удалитесь, пока я и моя подруга оденемся.

– А потом я возвращусь.

– Возвратитесь, когда мы подадим вам сигнал.

– Какой?

– Все равно! Ну, наши женщины вам крикнут.

– Хорошо! С той минуты, как вы даете мне обещание призвать меня… А ведь вы, не правда ли, обещаете?..

Клеманса улыбнулась.

– Вы недоверчивы! – сказала она.

Студент тоже в свою очередь улыбнулся.

– Ей богу! – возразил он. – Если бы мне было запрещено снова увидеть вас, я, как бы ни был преступен, был бы преступен до конца.

– Даже, рискуя, наградить нас насморком? – сказала Луиза.