об исчезновении Ханне.
День был лучезарно красив, воздух чист и прозрачен. По высокому безоблачному небу пролетала стая направлявшихся на юг перелётных птиц в форме идеального клина. Кроны деревьев в свете мягкого осеннего солнца отливали золотом и охрой, а лёгкий ветерок приносил с собой запахи преющей листвы.
Малин и Манфред загодя явились в здание общины.
Малин остановилась на крыльце, повернув лицо к солнцу, одёрнула пиджак на груди и глубоко вдохнула осень.
Появлялись отдельные люди, приветственно кивали и исчезали в низком бревенчатом строении.
Через несколько минут по гравию, которым было засыпано пространство перед зданием, прошуршали шины такси.
Сквозь стекло на заднем сиденье Малин разглядела чей-то призрачный образ.
— Фагерберг? — удивился Манфред, затушил сигарету о перила и засунул окурок обратно в пачку. — Что он здесь делает?
— Он же здесь живёт, — отозвалась Малин. — Наверное, его интересует, что творится в округе.
Шофёр помог Фагербергу выйти, а потом достал из багажника ходунки.
Фагербергу потребовалась уйма времени, чтобы преодолеть небольшое расстояние от машины до здания. Шаги его были мелкими и нетвёрдыми, на собранном лице читалась решимость. Время от времени он останавливался, словно для того, чтобы полюбоваться видом. Фагерберг был в шляпе и сером костюме, которые ничем не отличались от тех, что были на нём в день их встречи.
Малин приветственно подняла руку, то же самое сделал и Манфред.
Фагерберг коротко кивнул и сделал ещё несколько нетвёрдых шагов к пандусу рядом с лестницей.
— Постойте! — воскликнула Малин, и поспешила к нему на помощь.
— Забери эту чёртову штуковину! — прошипел Фагерберг, кивая на ходунки. Потом отшвырнул их в сторону, ухватился костлявой рукой за перила и стал медленно подтягивать себя к пандусу.
Малин подхватила ходунки и повезла вслед за Фагербергом.
— Так вы — член объединения? — спросила она у одетой в костюм спины Фагерберга. Тот остановился, и Малин заметила, как тяжко опускаются и поднимаются его плечи в такт дыханию. Потом он обернулся и уставился на Малин. Выражение его лица не поддавалось толкованию. Пергаментная кожа отливала желтизной, а с одного уголка рта, словно прозрачный червячок, свисала нитка слюны.
— Я стараюсь быть в курсе того, что происходит вокруг, — проворчал он.
Малин кивнула.
— Кстати, благодарю за наш разговор, — сказала она. — Забавно, что вы с Роббаном оказались знакомы.
Фагерберг уже отвернулся, но Малин услышала, как он что-то бормочет.
— Простите, я не расслышала!
— Роббан, — фыркнул старик. — Любитель выпить. Знатный охотник. На разную дичь. Но он не из тех, кому звонят первому, когда пахнет жареным, если инспектор Брундин понимает, о чём я.
Малин обернулась и глянула на Манфреда, который стоял на шаг позади. Тот коротко кивнул, показывая, что всё слышал.
Они вошли в здание, где народ уже начал рассаживаться на складных стульях, которые стройными рядами были выставлены перед импровизированной сценой. В предпоследнем ряду сидел мужчина лет семидесяти — восьмидесяти, с бородой и седыми волосами, которого Малин не узнавала. Однако, когда он обернулся, Манфред поприветствовал его кивком.
Они поздоровались с организаторами — мужчиной и женщиной на седьмом десятке — которые разрешили им занять самые дальние места с краю, пока обсуждаются другие пункты повестки.
Малин и Манфред устроились рядом с престарелой женщиной в толстом пальто и девицей с дредами, доходившими почти до талии.
Через несколько минут началось собрание.
Вопросов слушатели задавали на удивление много, и тон их заметно посуровел, когда представитель коммуны объявил, что большинство старых деревьев в Берлинпаркен должны быть снесены и заменены новыми. Манфред покосился на Малин, незаметно подняв одну бровь. Она, пользуясь случаем, сделала несколько снимков аудитории, на случай, если какая-нибудь подозрительная личность решила прийти и послушать, что скажут об исчезновении Ханне.
Через двадцать минут настала их очередь.
Они вышли на сцену. Манфред настроил проектор, рассказал об исчезновении Ханне и продемонстрировал фотографии.
Когда Малин взглянула на экран у себя за спиной и увидела на нём улыбку Ханне, она вдруг ощутила комок в груди.
Пожилая дама встала и прервала Манфреда посреди предложения.
— Я прожила здесь всю жизнь, — произнесла она хриплым голосом. — И это не первый раз, когда с женщинами в Эстертуне происходят несчастья. Это исчезновение имеет отношение к Болотному Убийце?
Манфред заколебался, не зная что сказать. Он перенёс вес с одной ноги на другую и одёрнул пиджак.
— Нет, насколько нам известно. Ханне Лагерлинд-Шён страдает деменцией, и мы больше всего обеспокоены тем, что она могла стать жертвой несчастного случая.
— Несчастный случай, так я и поверила, — фыркнула дама и села на своё место.
— Нет никаких причин переживать…
— В восьмидесятых ваши тоже так говорили, — выкрикнул с места сидевший в самом дальнем ряду мужчина лет шестидесяти, одетый в стёганый охотничий жилет. — Если бы Эстертуной не управляли так безответственно, сегодня перед нами не стояли бы проблемы такого рода.
— Это лучше обсудить с представителями коммуны, — вставил один из организаторов, который стоял, прислонившись к стене.
— Можно подумать, меня кто-то станет слушать, — отозвался мужчина.
Манфред проигнорировал его и завершил презентацию демонстрацией номера горячей линии.
Публика зашумела, и Малин увидела, что многие забивают номер в память своих телефонов или календарей.
После того как собрание завершилось, они немного постояли на солнце, на засыпанной гравием площадке перед зданием. Вышла женщина-организатор, пожала им руки и поблагодарила за участие.
— Что за человек говорил о безответственном управлении? — спросил Манфред. Женщина отпустила руку Манфреда и неуверенно улыбнулась.
— Педер фон Бергхоф-Линдер, — сказала она. — Он ходит на все собрания. И всегда говорит одно и то же.
— Он сын Биргера фон Бергхоф-Линдера? — уточнил Манфред.
— Да. Его единственный ребёнок, если я не ошибаюсь.
Манфред коротко кивнул, и женщина удалилась по направлению к парковке.