— Если исходить из того, что в 1974-м ему должно было быть как минимум шестнадцать, то родился он в 1958-м или раньше.
— А если это всё-таки тот же человек, что в сороковых? — спросила Малин.
— В таком случае он тоже попадает в критерии поиска. Мы же ищем мужчин, рождённых в 1958-м и ранее, из числа проживавших в Эстертуне на момент совершения убийств в семидесятых и восьмидесятых. Но если убийца — тот, кто действовал в сороковых, велика вероятность, что он уже давно мёртв.
Малин снова кивнула.
— И сколько получается таких?
— Посмотрим, — ответила Нахид. — Мне нужен один день. Если получится очень много, можно будет сузить критерии поиска. Но вы в любом случае получите общий список, с которого можно будет начать. А если никого не найдёте, потом можно будет снова расширить критерии.
Нахид встала и взяла под мышку свой ноутбук.
— Тогда я приступаю.
— Зажги! — сказал Манфред.
Малин кивнула ей на прощание, и Нахид упругой походкой зашагала по коридору.
Манфред откинулся в своём офисном кресле, соединил руки в замок, сложил их на своём большом животе и посмотрел на Малин.
— Как ты?
— Ничего, — отозвалась она, сознавая, что всё совсем не так хорошо, как хотелось бы.
— Хм, — промычал Манфред.
— Послушай, мы разгребём это дерьмо, — ободряюще произнёс он чуть погодя.
Малин снова кивнула.
— Есть что-нибудь новое о Ханне?
— Нет, — со вздохом отозвался Манфред. — Её не нашли больше ни на одной записи с камер. И никто из водителей автобусов и такси, которых опросили коллеги, её не вспомнил.
Манфред медленно покачал головой.
— А с Берит ты разговаривал? — спросила она.
— Я виделся с ней рано утром. Она в полном смятении. Считает, конечно, что это её вина.
— Бедняжка Берит, — пробормотала Малин, думая о седовласой старушке, которую знала с детства. — Так что она рассказала тебе?
— Берит велела Ханне подождать на скамейке в парке, пока её перевяжут в Софиахеммет. Но когда через некоторое время Берит вернулась, Ханне там уже не было.
Малин прикрыла глаза и попыталась представить себе эту сцену: Ханне солнечным днём сидит на скамейке в парке и ждёт. Она щурится от яркого света, и щеки у неё раскраснелись от жары. Тонкие пальцы обнимают сумочку, лежащую на коленях.
Только вот что произошло потом?
— Я переговорил с прокурором, и с Будил тоже, — продолжал Манфред. — Мы разместим в СМИ фотографию Ханне и откроем горячую линию.
Малин еле заметно улыбнулась, вспомнив вчерашнее предложение Андреаса.
— Что такое? — спросил её Манфред.
— Ничего. Просто вчера Андреас предложил то же самое.
— Ну, это тебе не ракеты строить.
Малин кивнула.
Манфред был прав, это не космическая наука. Это старая добрая полицейская работа.
— Но если кто-то действительно забрал её прямо оттуда, — тихо проговорила она, — и увёз в своей машине, и…
Она оставила предложение неоконченным.
Манфред долго ничего не говорил, прежде чем наконец собрался ответить:
— Всё так, — сказал он. — Но я не верю в это. Только Берит, Ханне и мы знали о том, что у неё назначено обследование в Софиахеммет.
— А как же Эрик Удин? Мне показалось, Ханне его очень заинтересовала.
— Берит сказала, что в разговоре не упоминалось посещение больницы. Говорили только о событиях восьмидесятых. К тому же, зачем кому-то устранять Ханне? Она не представляет угрозы. Я знаю, что ты сейчас думаешь о Болотном Убийце, но если честно, Малин, Ханне не обладает какой-то сенсационной информацией. Ты ведь сама слышала её рассказ. Если бы выведенный ею психологический профиль попал в точку, убийцу взяли бы ещё в восьмидесятых.
Малин задумалась.
— Представь, что Малин оказалась права, и в деле замешан полицейский, — сказала она, немного погодя.
После того, как Малин свозила Отто к врачу, получила рецепт мази от какой-то болячки под названием «импетиго» и вернула сына Андреасу, она вернулась в Управление. Послеполуденное солнце ещё припекало, кроны деревьев ещё жизнерадостно зеленели, но появившийся в воздухе намёк на прохладу и длинные тени, ползущие по пыльным улицам, шептали на ухо о том, что осень была уже не за горами.
Манфред ухитрился уговорить Будил перенести встречу на час позже, и Малин как раз успела принести себе чашку кофе и прихватить покрытый коричневыми пятнами банан из фруктовой корзины, прежде чем войти в кабинет своей начальницы.
— Я перейду сразу к делу, — заявила Будил, когда все сели. — Вы считаете, что исчезновение Ханне Лагерлинд-Шён имеет отношение к делу?
— Нет, — сказал Манфред. — Вернее, всё зависит от того, что ты имеешь ввиду. Я считаю, она каким-то образом самостоятельно добралась до Эстертуны. Вероятно, она была дезориентирована, и помнила наш разговор о расследовании. Сейчас мы размещаем в СМИ её фотографию. Будем надеяться, кто-то её видел или говорил с ней.
— Хорошо, — коротко отозвалась Будил. — Тогда оставим пока этот вопрос.
— Как продвигается работа над этими списками, которые вы собирались получить?
— Над этим работает Нахид, — ответил Манфред. — Я только что говорил с ней. Она считает, нам придётся проверить примерно семьсот человек.
— Боже мой, — простонала Будил, закатывая глаза.
— Лодде поговорил с коллегами в Эстертуне, — продолжал Манфред. — Они могут обеспечить проведение процедуры генотипирования.
— Боже мой, — повторила Будил. — Во что это мы ввязались?
— Мы пошлём этим людям уведомления по почте, — сказал Манфред, не замечая её состояния.
— Утвердите текст письма у прокурора, и пусть его изучат юристы из Управления, — напомнила Будил. — Мы ни в коем случае не должны никому угрожать принудительными мерами. В тексте должно быть ясно изложено, что это исключительно добровольная процедура. Я не потерплю, чтобы на меня жаловались омбудсмену, это ясно?
Манфред кивнул.
— Лодде над этим работает.