— Что в остальном?
Манфред немного подался вперёд, словно для разбега.
— Мы заново проанализировали технические улики, обнаруженные в восьмидесятых. К сожалению, ничего нового не выяснили, помимо этого ДНК-профиля. Поэтому мы опросили тех, кто руководил расследованием в семидесятых и восьмидесятых, и некоторых родственников.
Будил хмыкнула.
— Вы разыскали бывших подозреваемых?
Манфред вздохнул.
— Это одна из деталей, которая делает наше расследование таким необычным. В деле в принципе отсутствуют подозреваемые, если отбросить все сигналы полученные за эти годы от общественности. В сороковых в совершении убийства подозревался некий мужчина. Да, помимо того, кто был осуждён. Некоего Биргера фон Бергхоф-Линдера видели с убитой женщиной вблизи её квартиры тем вечером, когда произошло убийство. Что интересно — семейство фон Бергхоф-Линдер владеет обширными земельными наделами в районе Эстертуны. Однако этого человека так и не удалось связать с убийством, и он уже давно мёртв.
— Сколько ему было лет, когда в восьмидесятых убийства возобновились?
Будил постукивала ручкой по столу.
Манфред поднял глаза к потолку и потёр подбородок.
— Мне кажется, семьдесят шесть.
Будил немного помолчала.
— Итак, генотипирование — наш лучший шанс? — проговорила она.
— Да.
— Тогда решено, — сказала Будил, и нетерпеливо взмахнула рукой, обозначив окончание аудиенции.
Они вышли из кабинета, и Малин вдруг сообразила, что Будил не только ни разу на неё не взглянула за всё время встречи, но и ни разу не обратилась к ней.
То, что Будил её презирает, Малин уже было ясно. Но почему? Что Малин такого ей сделала, кроме того, что была тем, кем была, на том месте, где она была?
49
Один день сменялся другим, дни складывались в недели. Миновало уже полмесяца, а Ханне так и не нашлась.
Малин посвятила почти всю неделю проверке старых сигналов от населения и сопоставлению данных о фигурантах дела с регистром совершённых преступлений. Однако часы работы за компьютером прошли впустую — Малин ничего не смогла обнаружить.
В середине сентября стартовала процедура генотипирования.
Берёзы и липы в лесах в окрестностях Эстертуны начали переодеваться в жёлтое, а на площади вокруг фонтана после грозы стало темно и пусто. Малин и Лодде покинули участок, увидев первых желающих пройти регистрацию и сдать биоматериал.
— Чёрта с два мы его так схватим, — сказал Лодде, утапливая педаль газа своей обутой в сандалию ногой, и выезжая по направлению к Стокгольму.
— Зачем ты так говоришь? — спросила Малин, надевая солнечные очки, чтобы спрятаться от осеннего солнца, которое висело, огромное и оранжевое, как апельсин, между грозовыми тучами и горизонтом.
— Чёрта с два виновный добровольно явится и позволит взять свои биоматериалы, — проговорил Лодде, расстегнул верхнюю пуговицу синтетической рубашки с коротким рукавом, оголив пучок седых волос, покрывавших основание шеи.
— Но в таком случае мы сможем разыскать тех, кто не явится.
Лодде фыркнул.
— Посмотрим ещё.
— У нас ведь нет особенной альтернативы, — сказала Малин.
— Я всё ещё считаю, что нам следует обратить пристальное внимание на полицейских, участвовавших в расследовании этого дела, — сказал Лодде. — О Ханне так ничего и не известно?
— Нет, — подтвердила Малин, вспоминая их встречу в парке Хумлегорден.
Но не слова Ханне так отпечатались у Малин в памяти, а её улыбка, её длинные седые волосы и ещё взгляд Ханне, который обретал совершенно особенный блеск, когда она говорила о Болотном Убийце.
«Никакое генотипирование не поможет нам её найти», — подумала Малин, и за стёклами очков позволила себе закрыть глаза, чтобы спрятаться от этого апельсинового солнца.
Публикация фотографий Ханне в газетах не принесла желаемого результата. Конечно, люди стали звонить, но большинство сообщений были, как обычно, расплывчатого или откровенно странного характера. Бизнесмен, находившийся с визитом в Стокгольме, обратил внимание на растерянную пожилую женщину, которая рылась в мусорных баках на Стуреплан. Семья с детьми по пути на свой чартерный рейс вроде как видела Ханне в поезде, направлявшемся к аэропорту Арланда. Она была одета в платье с открытыми плечами, а в руках у неё была поношенная икеевская сумка, будто бы набитая полотенцами. А молодой человек с подтверждённой наркоманией упорно утверждал, что видел Ханне в компании неустановленного мужчины в лесу, в окрестностях Эстертуны. Когда молодой человек подошёл ближе, они быстро скрылись среди деревьев.
— Этот Роберт Хольм, — пробурчал Лодде, и в мыслях Малин возник образ растолстевшего мужчины с уродливым шрамом через всю щёку. Это он пил виски в тёмной гостиной Фагерберга, и рассуждал о своих успехах в следственной работе так, будто это были кубки, выигранные им в споривных соревнованиях.
— Он редкостный говнюк, — продолжал Лодде. — Тебе известно, что в девяностых он был временно отстранён от службы за домогательства к коллегам женского пола?
— Это ещё не означает, что он — убийца.
— Нет, но это означает, что он не уважает женщин, а эта черта роднит его с нашим преступником.
Малин подумала, что если бы они решили проверить всех мужчин, которые неуважительно относятся к женщинам, им хватило бы работы до самой смерти. И что Манфред, должно быть, прав, когда говорит, что теория об убийце-полицейском притянута за уши. Не потому, что полицейский не смог бы расхаживать повсюду, направо и налево убивая женщин — совсем нет — но потому, что ничто конкретно на это не указывало. Кроме, может быть, того факта, что убийца всегда был на шаг впереди, и не оставлял улик.
Но для этого вовсе не обязательно быть полицейским. Достаточно среднего уровня интеллекта, аккуратности и изрядной порции удачи.
Через неделю гражданское объединение «Друзья Эстертуны» организовало информационное собрание в здании церковной общины неподалёку от Эстертунской церкви. На повестке было обсуждение планируемого переустройства парка Берлинпаркен, а также права на продажу спиртных напитков и режима работы ресторанов вокруг центральной площади. Однако полицию тоже пригласили — рассказать