Читать интересную книгу Последние хозяева Кремля - Гарри Табачник

Он явно запаздывает. Создание нового культа уже идет полным ходом. Щербицкий опередил его. В речи на пленуме ЦК Украины он упомянул Андропова десять раз, а Брежнева — только один раз.

...Спектакль шел к концу. Из-за кулис вышел человек в рабочей куртке. Скинул куртку, взял стул и уселся посередине. Но этого ему показалось мало. Ему недоставало комфорта. И, не обращая внимания на то, что тем, кто был рядом места могло не хватить, человек в рабочей куртке взгромоздил свои ноги на стул и зажмурился в довольной улыбке.

Таков был финал показанных в Москве в начале 70-х годов горьковских „Мещан” в постановке Е. Товстоногова.

Те самые провозвестники будущего, которых Горький видел в людях в рабочих куртках, оказались обычными мещанами, дорвавшимися до власти, давшей им возможность класть свои ноги куда угодно.

Андропов на место брежневских людей „в сапогах” ставит своих. Но им так же далеки интересы страны, как и тем, кого они сменяют. Им главное — поудобнее усесться в кресло, зацепиться за него, и уже совсем хорошо, если есть куда положить ноги. Теперь, правда, в основном, в импортных штиблетах.

Уволив нескольких министров, Андропов дает понять, что предстоят перемещения во всей служебной пирамиде. Ведь советская система — это отнюдь не только диктатура одного диктатора. Это диктатура со многими диктаторами на разных ступеньках иерархической лестницы, копирующих вышестоящего, ему послушных, от него зависящих. Падение одного вызывает и падение тех, кто связан с ним.

Помощник Кириленко, бывший его заместитель в бюро ЦК по РСФСР — Егор Лигачев, становится секретарем ЦК и главой организационного отдела, который еще недавно возглавлял Черненко. Он не только принадлежит к кругу Кириленко, а значит, противников Черненко, но его взгляды совпадают с андроповскими. В Томске, где он работал до своего возвращения в Москву, он был известен старательным насаждением дисциплины.

Секретарем ЦК становится Рыжков, до того бывший заместителем председателя Госплана. Повышение Рыжкова, прежде работавшего в Свердловске и пользовавшегося покровительством Кириленко, свидетельствует о расширении Андроповым лагеря своих сторонников, в который приходят раньше поддерживавшие неудавшегося „кронпринца”. Это важно запомнить, так как эти связи унаследует Горбачев, и они обеспечат ему пост генсека.

Пожалуй, самым важным назначением, которое удалось осуществить Андропову, это выдвижение в начале 1983 года в председатели КГБ Виктора Чебрикова, карьере которого, казалось, должен был прийти конец, поскольку он до КГБ был вторым секретарем Днепропетровского обкома и, по всем данным, должен был принадлежать к брежневской мафии, поддерживавшей Черненко. Но, по-видимому, Чебриков вовремя понял, что следует сменить лошадей, и генсек был уверен, что теперь может полностью на него положиться.

Однако пока Андропов воевал с Черненко, из-за кремлевских кулис на авансцену вышли новые фигуры. Одна из них — низкорослая, с короткими ручками, выдвинулась в сторону Москвы с берегов Невы. По иронии судьбы, фамилия этого человека была той же, что в течение трехсот лет носили правители России, — Романов. Воевавший на фронте, окончивший судостроительный институт после войны, он стал секретарем ленинградского обкома, затем — членом Политбюро, а недавно — секретарем ЦК. Андропов мало знал этого человека, о котором говорили, что у него не только царская фамилия, но и царские замашки. „Самозванец”, — мог бы сказать о нем Андропов, если бы вспомнил, что метивший в цари герой пьесы Пушкина, как и ленинградский партийный „босс”, носил имя Гришка.

С вытеснением Черненко в секретари по пропаганде Михаил Горбачев становится официально третьим по значению секретарем ЦК. В его руках оказываются ключи от партийной машины. Несмотря на свою, по партийным стандартам, молодость, он уже опытный аппаратчик, и, получив ключи, тут же начинает создавать сеть своих сторонников. В Краснодаре первым секретарем обкома становится тесно связанный с ним по совместной работе Георгий Разумовский. В Ленинграде ему удается вопреки желанию Романова выдвинуть в первые секретари обкома Льва Зайкова.

Чистка всегда была излюбленным оружием в руках генсека. Только так он мог управлять партийным аппаратом, все время держа его в страхе, только так он мог создавать впечатление того, что трудности — результат не провалов режима, а нерадения и неспособности исполнителей. Взяв У Троцкого тезис о перманентной революции, Сталин трансформировал его в принцип перманентной чистки, как справедливо назвал это состояние 3. Бжезинский. Целью ее была не только бесконечная замена работников различных партийных и государственных учреждений, но и запугивание их, заключение в тюрьму и уничтожение неугодных. Использовал чистку как средство консолидации власти и Хрущев с 1956 по 1961 годы, заменивший две трети членов Президиума ЦК, Совета Министров и руководящих органов республик, а также половину членов ЦК.

Брежнев решил от этого отказаться, и в действительности его политика бережного отношения к кадрам представляла не что иное, как своего рода социальный контракт, сходный с тем, который в феодальные времена заключался между сюзереном и вассалами, которым он за верную службу обязывался обеспечить свое покровительство. Андропова, стремившегося к укреплению своей власти, продолжение такого контракта с брежневскими вассалами устроить не могло. Ему нужен был новый контракт со своими вассалами. И потому призрак чистки вновь забродил по Советскому Союзу. Она приобрела масштаб невиданный за предшествующие 20 лет. С руководящих постов было снято столько же партийных чиновников, сколько за пять последних брежневских лет. Проживи Андропов дольше, он бы изгнал стольких же, сколько и Хрущев, может, и больше. То, что было проделано им за 15 месяцев, приводит к выводу, что он имел в виду иную форму социального контракта, ограничив его лишь верхушкой политического руководства, целиком обязанной генсеку. Все же, кто стоял ниже Политбюро, лишались какой-либо уверенности в незыблемости своего положения. Такой контракт ломал всю сложившуюся годами структуру и, естественно, его введение встретило сопротивление, которое дало себя знать и на верхах власти. Недовольные начали группироваться вокруг Черненко, неоднократно подтверждавшего свою приверженность брежневскому принципу отношения к кадрам.

Но у Черненко уже есть противник, который серьезно готовится к предстоящему бою. Когда Горбачев был в Ставрополе, то, отправляясь по утрам в крайком партии, он от дома шел пешком по улице Дзержинского. Он и теперь продолжал идти к власти по той же улице, обеспечивая себе поддержку чекистского аппарата Андропова, пользуясь услугами бывших сторонников Кириленко и опираясь на тех, кого успел расставить сам. В его кабинете в ЦК и на даче под Москвой по-прежнему происходят встречи с учеными и различными специалистами, начатые им еще в ту пору, когда он занимался сельским хозяйством. Здесь обсуждается широкий круг проблем, и у участников этих горбачевских семинаров создается впечатление, что хозяин полон решимости взять бразды правления в свои руки.

— Он — сгусток энергии, — рассказывает, вернувшись в Новосибирск, академик Татьяна Заславская. — Это резкий контраст с тем, что мы привыкли видеть в Кремле за последние годы. И хотя он нетерпелив, он умеет слушать и ждет, пока вы не закончите.

Слухи, распространяемые участниками семинаров, не могут не беспокоить брежневцев. Все их надежды теперь связаны с тем, чья болезнь даст знать о себе раньше. Насколько затянется умирание Андропова, дотянет ли до его конца Черненко и сколько он сумеет просидеть в кресле генсека. Просидит с десяток лет, хорошо, а там хоть потоп. Главное, чтоб на наш век хватило.

Здесь, по-моему, уместно вспомнить, что писал по другому поводу Б. Рассел. Размышляя о причинах падения Римской империи, британский философ пришел к заключению, что одной из них было то, что армия избирала в императоры своих „преуспевающих полководцев, но армия, даже ее высшие чины, уже состояла не из образованных римлян, а из полу-варваров с границ империи”. Это замечание наводит на размышления и заставляет задуматься над современностью. А не привело ли систематическое вырубание наиболее инициативных, наиболее талантливых к тому, что и партия, весьма напоминающая в этом отношении римскую армию, выбирает своих вождей не среди наиболее способных, а среди наиболее обыденных, привычных, мало чем выделяющихся из остальной, в общем-то, серой массы? Окажись они, эти вожди, во главе какой-нибудь маленькой страны, и никто бы их всерьез не принял. Посмеялись бы над их отсталостью, над их упрямым желанием протащить в двадцать первый век средневековую систему, которую они постоянно стремятся то починить, то подправить и тем самым спасти. Только эта система, исключающая возможность открытого соревнования с ними, вызова их интеллектуальным способностям, позволяет таким посредственностям придти к власти и удерживать ее. Но отсталость, подкрепленная, как костылями, ядерными ракетами, заставляла принимать их и разговаривать с ними. Это не делает чести нашему веку, но такова реальность.