Вечером 6 декабря Журавлев выступил перед личным составом полка и БАО с докладом. После ужина в столовой - праздничный самодеятельный концерт "кто во что горазд". После концерта пошел отдыхать, день назавтра предстоял труднее нынешнего; синоптики дают скверный прогноз. Пошел по улице, за ним группками растянулись летчики, станичники, присутствовавшие на вечере. Вдруг видят: вдоль улицы навстречу несется всадник, размахивает плеткой, выкрикивает что-то оголтело, наскакивает на людей. Сумерки, толком не разберешь.
- Ну-ка! - показал на него Журавлев летчикам. Те схватили лошадь под уздцы, сдернули верхового с седла. Оказалось - пьяный зенитчик с батареи, охраняющей аэродром. Сквернословит, изгаляется, буянит.
- Не смей меня трогать! Вы кто такие?
- Я замначальника местного гарнизона, прекратите безобразничать! - процедил сдержанно Журавлев.
- Плевать я хотел! Ты майор и я майор, что ты мне сделаешь? Хе! Тюха-матюха... Попробуй тронь! Что, кишка слаба? У-у-у!..
И, схватив внезапно за козырек фуражку, напялил ее на глаза Журавлеву. Окружающие остолбенели. Журавлев тем временем водрузил фуражку на место, примерил ребром левой ладони - правильно ли, развел, как бы извиняясь, руками, затем молниеносным ударом кулака, в который вложил, видать, всю силу бицепсов и трицепсов, отправил пьяного на обочину дороги. Вынул платок, вытер тщательно руки. Дебошир продолжал лежать навзничь.
- Славный апперкот... - определил с уважением кто-то из знатоков бокса.
- Глубокий нокаут, - добавил другой безнадежным тоном.
- Что ж, как говорят немцы, теперь "альгемайне орднунг", полный порядок, - поморщился Журавлев и махнул рукой: - Пошли, товарищи, отдыхать, без нас очухается.
В багрово-мутном небе над Эльтигеном мы, штурмовики, несем потери - страшно подумать. Журавлев в числе других истребителей летает с нами. И в эту горячую пору опять вызывает его Дрыпов. Пока техники готовят его верный ЛаГГ-3 на боевое задание, он берет УТ-2 и летит в Старотитаровскую. На стоянке его ждет эмка.
"Какой почет!"-хмыкает насмешливо Журавлев, подавляя в груди растущее чувство сгущающейся опасности. Приезжает в политотдел, входит в хату. Полковник сидит за столом в красном углу злой, напыженпый. Его кубическое тело словно застыло. На приветствие замполита роняет сквозь зубы:
- Садитесь...
Присев на одну из табуреток, Журавлев достает из планшета блокнот, на случай если понадобится что-либо записать. Но полковник молчит, глядя исподлобья. Вдруг ударил ладонью по столешнице:
- Рукоприкладством занимаетесь, а написать о себе в политдонесении духу не хватает?
Журавлев густо покраснел. Какой смысл объяснять, что ему не до писанины, когда на земле и в воздухе гибнут товарищи, падают, как кирпичи со стен домов во время катастрофического землетрясения? Слова бесполезны, коль обвинение сформулировано: он, замполит части, по мнению Дрыпова, норовит скрыть от высших политорганов ЧП. С трудом подавив в себе подступающую вспышку, произнес невозмутимо:
- Слава богу, ЧП у нас пока нет. А что касается мелкого хулиганства, очевидно, имеется в виду случай в гарнизоне? Так об этом будет подробно сообщено в очередном политдонесении. Срок представления завтра. Может быть, к этому времени и беда от фронта отодвинется...
- Смотрите, чтобы все было в ажуре! Хе! Не хватает мне еще политработника под трибуналом!.. А расследование инцидента я проведу сам. Лично! Сегодня же! - восклицал полковник. Шагнув к двери, распахнул ее: - Машину мне! Ежели что, я в истребительном полку.
- Товарищ полковник, зачем трястись по костоломным дорогам? Я прилетел на двухместке, доставлю вас в часть с комфортом.
- С комфо-о-ортом... Комфорт любят старички, которые еле скрипят, а я еще - гм!.. - приосанился Дрыпов.
Лететь согласился, но так, словно делал Журавлеву величайшее одолжение. "Ладно, - подумал тот не без злорадства.-Я тебя эх! - прокачу!"
На аэродроме, поднатужившись, впихнул Дрыпова в заднюю кабину, взлетел - и сразу же к земле, на бреющем. За станицей - озеро, по озеру - волна-кудрявка.
Журавлев айда сдувать с нее пену винтом. По его спине бум- бум! Оглянулся: Дрыпов молотит, тараща со злобным испугом глаза и тыча пальцем в небо. Журавлев кивнул: ясно, над ними "мессеры". Он буквально прилип к земле, едва не цепляя колесами кустарник. Впереди овраг. Нырнул в овраг и пошел мотать самолет из стороны в сторону, того гляди, черкнет консолью о крутой скат. Не черкнул, выскочил на железную дорогу, сделал горку и опять намертво прижался к стерне.
Так и возник неожиданно над аэродромом станицы Джигинской, сделал иммельман и с ходу пошел на посадку, показывая всем, что зенитная оборона аэродрома ни к черту не годится и что не его надо судить трибуналом, а того самого майора, которого он нокаутировал позавчера.
На стоянке выстроилось все полковое начальство: командир, начальник штаба, секретарь партбюро, комсорг. Дрыпов выбрался из кабины, посмотрел на всех гордо. Закурил. Дым от папироски, зажатой между пальцами, дрожал, лицо казалось эмалированным. Повернувшись в сторону Журавлева, молвил со снисходительной укоризной:
- Товарищ комиссар, ну разве можно так изматывать пассажира? Лететь немыслимым бреющим?
- Как?! - воскликнул Журавлев, строя из себя простачка. - Вы же толкали меня в спину, товарищ полковник, показывали в небо, где шныряли "мессера"!
- Эх, комиссар... Вы же не поняли меня: я давал вам знак увеличить высоту полета, а вы... Лично я "мессеров" не видел. Ну, хорошо, коль все обошлось благополучно. Теперь примемся за дела.
В этот день Дрыпов "за дела" так и не принялся, лег в санчасти на топчан и кантовался до вечера - высокое давление... Командир полка прибежал перед вечером узнать о состоянии здоровья начальства, но врач, как я все врачи в мире, ответил скучно и односложно: "Пока больной дышит, надежда есть..."
Ночью из дивизии приехала легковушка, она забрала на базу начальника политотдела, так и не приступившего к расследованию инцидента.
Дальнейшие стычки и перипетии отношений Журавлева с Дрыповым выпали из поля моего зрения. На следующий день меня подожгли над целью, "чертова дюжина" сгорела дотла, поджарился и я так, что до весны промытарился в госпитале.
Все эти месяцы, как оказалось, Дрыпов точил на Журавлева зуб, но в небе комиссар был ему не по зубам, Тогда он на земле лишил его заслуженной награды.
Свою обиду Журавлев никому не высказал, лишь покачал понимающе головой. Возмутился командир полка, разъяренный помчался в политотдел дивизии качать права - и получил по носу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});