Дальнейшие стычки и перипетии отношений Журавлева с Дрыповым выпали из поля моего зрения. На следующий день меня подожгли над целью, "чертова дюжина" сгорела дотла, поджарился и я так, что до весны промытарился в госпитале.
Все эти месяцы, как оказалось, Дрыпов точил на Журавлева зуб, но в небе комиссар был ему не по зубам, Тогда он на земле лишил его заслуженной награды.
Свою обиду Журавлев никому не высказал, лишь покачал понимающе головой. Возмутился командир полка, разъяренный помчался в политотдел дивизии качать права - и получил по носу.
- Кто чего заслуживает, решаю я! - отрезал Дрыпов. Поднялся из-за стола, сунул два пальца за борт кителя, нравоучительно указал: - Ваше беспокойство о подчиненных весьма похвально, но... В данном случае объект не тот... Да-да! Человек, на котором висит взыскание за неблаговидные дела, не достоин государственной награды. Пусть будет доволен тем, что мы пожалели его и сняли позорный выговор. Так и передайте ему.
"Жалость" начальника политотдела не растрогала строптивого комиссара. Он понимал: перед ним - глухая стена. Что делать: биться о стену лбом или биться с вражьей ордой в небе? Для него выбора не было. Единственное, что он сделал,- подал рапорт командующему Вершинину с просьбой перевести его в другую дивизию, желательно рядовым летчиком.
Его не перевели.
...Теперь над белорусскими лесами, забитыми отступающими немцами, мы едва ли не каждый день слышали его голос;
- Я - "Дух Сталинграда"!..
Ратной работы было невпроворот. Летчики едва успевали полетные карты подклеивать, прыгали с аэродрома на аэродром кузнечиками.
Юго-восточнее Минска в окружение попала большая вражеская группировка. Передовая команда истребительного полка - человек десять во главе с начальником штаба, - захватив с собой рацию и полковое знамя, отбыла на новую точку базирования, где уже находились представители БАО. Им надлежало подготовить посадочную площадку для приема самолетов. Подготовили, ждут прилета своих. Возле посадочного знака установили посадочную рацию, рядом колышется полковое знамя о орденом на полотнище, стоят финишеры, аварийная команда.
Вокруг летного поля - густой лес, в зеленом полумраке торчат замшелые пни, поваленные стволы напоминают фигуры людей, прикорнувших на толстом слое прелых листьев. Птицы щебечут в гуще, пищат какие-то зверюшки - в общем, идиллия... Кому пришло бы в голову, что именно оттуда грянет беда. А она тем временем уже выползла из чащи- в широких касках, с блеском оружия, с урчаньем двигателей бронированных вездеходов.
Отряд немцев с ходу открыл огонь. Пуля раздробила челюсть начальнику штаба. Неспособный говорить, он только стрелял и указывал рукой на рацию. Кто-то заметил и быстро сообщил в полк о нападении гитлеровцев. Оттуда передали; продержитесь хотя бы минут тридцать, взлетаем на выручку. Штабники и технический состав заняли круговую оборону. Секретарь парткома полка сорвал с древка знамя, спрятал у себя на груди. А немцы напирали, как бешеные. Оборонявшиеся, ведя огонь из винтовок, не могли никак понять: зачем им понадобился пустой аэродром?
Неожиданно над площадкой появилась пара Ла-5. Это "Дух Сталинграда" со своим напарником, выполнив боевое задание, прилетел на новую точку. Не увидев посадочного знака "Т", Журавлев запросил по радио, но ему не ответили: рация была разбита.
"Что за чепуха? - возмутился ведущий. - На старте куча людей, разлеглась средь бела дня, как на пляже, неужели дрыхнут на службе? Ну, ладно, черти, я вас сейчас разбужу..."
И, разогнав скорость до предела, пронесся с ревом в каком-то метре над головами команды. Снизу замахали руками, поднялся переполох. Летчик почувствовал: дело неладное. И крутнул восходящую "бочку". Крутнул в самый раз, ибо рядом с кабиной уже тянулась пулевая трасса. Вот когда пригодилось ему искусство высшего пилотажа на малой высоте!
"Неужто я заблудился? Неужто попал к немцам?" - засомневался он. Но когда из середины площадки, указуя в сторону леса, взметнулись красные ракеты, сомнения исчезли. На аэродром вышел он правильно, да только аэродром, кажется, захвачен противником. "Стоп! Быть такого не может!" - загорелся Журавлев. Зарядные ящики у него почти пустые, но он так разозлился, что готов был рубить врага винтом, давить голыми руками. К счастью, этого не понадобилось; по опушке, где застряли недобитые фашисты, пронесся шквал огня: прилетевшая по вызову восьмерка Ла-5 разнесла в пух и прах отряд гитлеровцев, состоявший, как выяснилось позже, из офицеров. Стадо известно, что им нужна была именно эта глухая посадочная площадка, откуда они сами намеревались улизнуть на вызванном по радио транспортнике.
Не вышло. Над их трупами, над смрадными остовами сгоревших вездеходов опять защебетали птички и едва приметно для глаза зашевелили тонкими ветвями-нитями томные березы. Кстати, из стволов берез делают на заводах фюзеляжи наших "илов".
Спустя несколько часов, летный состав перелетевшего полка разбрелся по опушкам. Рассматривали результаты недавней схватки, хмурились.
- Так вот можно и на собственном аэродроме - того...- говорили летчики с кривой ухмылкой на губах.
Слова и настрой, с какими они были говорены, прозвучали для замполита настораживающе. Они свидетельствовали о том, что у летчиков пошаливают нервы. Много летают, переутомились. Так недалеко и до моральной подавленности. Надо что-то предпринимать, а что? Мудрость ленинских слов, что победа в конечном счете зависит от морального духа тех, кто проливает кровь на поле брани, Журавлев постигал в бою. Конечно, будь это пехота, он поднялся бы из окопа первый и пошел бы под выстрелами на врага, подавая пример остальным. Он всегда ценил силу личного примера в бою. Без мужества, смелости, отваги человек не человек. А уж комиссар - и вовсе... Тут Америку открывать не нужно: будь еще ближе к тем, чьи души надлежит тебе опекать не в силу должностных требований, а по велению собственной совести. Говори всегда людям правду, какой бы суровой она ни была, и требуй от всех только правду. Лишь тогда тебе будут верить всем сердцем.
На этом же аэродроме через несколько дней полк потрясли небывалые чепе, поставившие всех в тупик. Запахло не какими-то недоработками, а явным криминалом. Журавлев настойчиво искал корешки происшествий, перебирал в памяти недавние значительные и незначительные события и наконец догадался, откуда "дует"... Вызвал к себе в землянку-погреб комэска-два, известного в авиации аса и Героя, и строго потребовал объяснения.
- Говорить по правде? - прищурился тот. - Что ж, правду - так правду... Догадка оказалась верной. Неприглядная история, вылившаяся в чепе, началась еще на Крымской земле в боях за Севастополь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});