парень, ты в курсе?
Голосок пытался пристыдить меня, но я отказывался его слушать.
— Черт, вот так качка…
— Тебе не кажется, что течение относит тебя не в ту сторону, приятель?
Я заорал посреди всего этого водного месива, теперь далеко от берегов.
Но голос продолжал:
— Ты чувствуешь этот запах… чувствуешь его? Это запах Тихого океана…
«А не пошел бы ты», — подумал я, делая очередной гребок.
Дрожа.
Пронизываемый порывами ветра.
Раскачиваемый волнами.
Затем ветер, похоже, немного ослаб, дождь вроде как затих. Я вздохнул, закрыл глаза. Именно в этот миг огромная бушующая волна подняла каяк, заставив меня опрокинуться. Я почувствовал, как его корпус резко наклонился, и, еще даже не поняв, что происходит, перевернулся.
Я попытался выполнить необходимый маневр — ударить веслом по воде, чтобы вернуть каяк в прежнее положение, — но в меня ударила вторая волна.
Господи! Обычно я выполнял такое на раз, но сейчас, этой дикой грозовой ночью, растерялся и запаниковал.
Я нахлебался воды, откашлялся, сплюнул; я отбивался. Мне удалось так легко освободиться, потому что не пришлось тянуть за ремень, чтобы снять фартук: я всего лишь двинул бедрами — и мгновением позже поплыл по волнам, которые уносили меня.
Я заметил каяк; он быстро мчался в открытое море, повернувшись бледным брюхом к небу, в противоположном направлении. А я решил добираться вплавь.
Вокруг меня ревел ветер с моря, тучи все скапливались на небе, меня обдавало водяными брызгами, а я все…
плыл… плыл…
плыл… плыл…
в этой унылой и зловещей обстановке…
* * *
Мало-помалу без моего ведома мозг отключился от слишком тревожной реальности, и я принялся плавать в…
…странном милосердном забытьи…
Что-то толкало меня вперед… Я снова ощутил резкую боль в плече, которое Даррелл почти продырявил пальцами, но мое тело не могло быть расколото надвое, как мне показалось, ведь я продолжал плыть. Взгляд по-прежнему был прикован к островам на горизонте, будто прицел ружья.
Вдруг в этой долгой и ветреной ночи я почувствовал, что я больше не один.
Повернув голову, я увидел ее — совсем рядом.
Менее чем в двух метрах…
Воду рассекал ее большой черный плавник. Двигающийся в моем направлении.
Боже мой, срань господня…
Я тут же перестал плыть. И замер настолько неподвижно, насколько это возможно. Когда косатка проплыла совсем рядом, я ощутил ударную волну от нее. Меня обогнало ее черно-белое тело, большое, словно корпус корабля. Я скорее домыслил, чем увидел ее крохотный глаз спереди, у белого пятна.
Затем она удалилась. Я долго провожал глазами ее плавник, не осмеливаясь снова поплыть из страха привлечь ее внимание движением воды.
Только спустя несколько бесконечно долгих минут я возобновил движение. Меня не покидала паника. Движения стали лихорадочными, беспорядочными. Трехметровые волны, пенистые горные пики, поднимали, уносили меня. Я кашлял, икал, дрожал от холода, наполовину утонув, и плыл, плыл…
Вот тогда у меня и возникла эта галлюцинация: взметнувшаяся из бездны и тянущаяся к небу призрачная рука — бледная, с растопыренными пальцами. Я знал, что это рука Наоми… И что это невозможно. Меня охватила паника. Затем рука снова погрузилась в морскую пучину.
Не было поверхностного течения, которое заставило бы меня дрейфовать, но от этого силы таяли не менее быстро, когда я наконец заметил перед собой линию прибоя. Зрелище, которое буквально подхлестнуло меня. В невменяемом состоянии я проделал последние десятки метров, и мои подошвы ощутили под водой твердый камень. Я ободрал себе руки и колени, желая выбраться на этот чертов скалистый и предательский берег, полный острых краев, скользких склонов и коварных подводных камней, между которыми клокотало море.
Когда я все же выбрался на пустынный песчаный пляж, то дрожал и стучал зубами от холода.
Сухим меня было не назвать при всем желании, учитывая, что дождь снова принялся поливать пляж, а ветер с моря по-прежнему одолевал, но я очень надеялся отыскать убежище. Этот остров я знал как свои пять пальцев.
Сидар-Айленд…
Маленький, лесистый, почти плоский клочок земли полтора километра длиной с двадцатью дачными домиками по периметру — все в это время года закрыты. И только двое постоянных обитателей на другом его конце.
Стоя на коленях на песке, я отдышался, что оказалось совсем не быстрым делом, и, упершись руками в бедра и наклонившись вперед, изверг из себя смесь морской воды и желчи. Когда я поднялся, прошло уже довольно много времени, затекшие мускулы отозвались болью на попытку пошевелиться. Я пересек пляж, направляясь к маленькой тропинке, которая извивалась по лесу, мимо всех дачных домиков. Здесь часть дождя удерживали деревья, но я совершенно закоченел: обхватив себя руками, я дрожал так сильно, что зубы стучали и никак не могли успокоиться. Кроссовки были полны воды и поскрипывающего песка, джинсы прилипали к телу.
Не поддавшись соблазну укрыться в первом же домике, который мне встретился (если полиция будет обыскивать остров, с него и начнет), я прошел мимо примерно с полдюжины, прежде чем выбрать современный коттедж на сваях с алюминиевой крышей и дубовым каркасом, находящийся примерно в километре от того места, где меня выбросило на берег. Три ступеньки вели на большую террасу вокруг дома, нависающую над все еще бурным морем, но находящуюся на достаточном расстоянии, чтобы видеть, как призрачные хлопья пены поднимаются в темноте и оседают на пристани вдалеке от жилого строения.
Толкнувшись в каждое окно по очереди, я обнаружил то, где ставни не были закрыты как следует. Обмотав кулак рукавом, я разбил стекло и две минуты спустя уже находился внутри.
Пошарив на стене у двери, нащупал выключатель. К счастью, электричество не отключено. Очень просто обставленная комната с односпальной кроватью. Пройдя по коридору, я оказался в зале, который, судя по всему,