Ровена послала Джону записку по факсу, предупреждая, что вернется через пару дней, и начала переодеваться, решив надеть костюм от Перри Эллис цвета морской волны, простого покроя, очень свободный, он не сковывал движений — прекрасный вариант для полета. Она скинула красивые, но совершенно неудобные туфли на высоких каблуках и выбрала очень хорошую пару под цвет костюма, без каблуков. И никаких украшений, только немного подкраситься.
«Континентал эйрлайнз», рейс 18635 в Испанию, медленно развернулся и приготовился вырулить на взлетную полосу.
Ровена Гордон удобно уселась в кресле в салоне первого класса, укрыв ноги одеялом, и приготовилась к длинному ночному полету. Она глубоко задумалась.
Ну что ж, говорила она себе, главный исполнительный директор «Мьюзика энтертейнмент». Первая женщина на таком посту в такой большой фирме. Поздравляю, разве не этого ты хотела? Интересно, надолго ли.
В темноте мимо нее проплывала Барселона, раскрашенная неоновыми красками огней. Ровена не была здесь несколько лет и забыла, какой это просторный город, какие широкие улицы, аллеи. Ее водитель, слава Богу, не говорил по-английски, и она с удовольствием наслаждалась поездкой по извилистым улицам, устремлявшимся к центру города, любовалась сотнями освещенных афиш. Она поймала себя на том, что крутит головой, отыскивая афиши «Атомик масс». Их, к счастью для отделения фирмы в Испании, оказалось много. На представление все билеты были проданы в первые же часы, как только пять месяцев назад объявили о концерте, но это не стало бы оправданием, если бы они прекратили рекламировать группу. Большинство барселонцев уже купили пластинку «Зенит», но они должны купить и «Хит-стрит»…
Стадион «Олимпик» — впечатляющее зрелище. Башни, устремленные в небо и залитые светом. Выйдя из машины, Ровена услышала рев толпы. Она ощутила волнение, как подросток, и возбуждение. Боже мой, как давно не видела она свою группу.
Она сунула охране блестящий пропуск, и ее пропустили за барьеры. Кто-то из работников отвел Ровену Гордон в производственный офис.
Уилл Маклеод сидел на краешке стола и орал в телефон. Увидев Ровену, рявкнул:
— Я разберусь с этим позже, — и швырнул трубку. — А вы еще кто такая, черт побери?! — не снижая голоса, поинтересовался он. Очевидно, на него не произвел впечатления пропуск, болтающийся на майке Ровены.
— Я Ровена Гордон, президент «Мьюзика рекордс», — поторопилась представиться она, опасаясь, что Маклеод примет ее за «группи» — девицу, развлекающую музыкантов, или за безбилетницу, танком проникшую на стадион. Как будто боялась, что если Маклеод именно так и подумает, то возникнут серьезные проблемы. — Мне нужно увидеть Барбару Линкольн, — закончила Ровена, удивляясь своему просительному тону.
— А, так вы опоздали, — прорычал Маклеод. — Она уехала в отель. К сожалению, не могу вам помочь, музыканты выходят на сцену через пять минут, — добавил он.
И в подтверждение его слов на полную мощность зазвучала песня «Рожденный диким». Публика взорвалась оглушительным ревом одобрения.
Ровена невольно повернулась к сцене.
Боже мой, подумала она, ей действительно хочется все это увидеть! А почему бы нет? Барбара не будет против, они могут и завтра поговорить… «Я же еще ни разу не видела программу «Зенит»…»
— Уилл, вы проводите меня на сцену? — спросила она.
На секунду он задержал на ней взгляд, потом кивнул.
Ровена шла за гастрольным менеджером по коридорам к задней части сцены. Наклонный проход между трибунами вывел их к цели. Аккорды бас-гитары «Атомик» поднимались в теплое небо, смешиваясь с оглушительным ревом толпы. Ей нравилась эта мощь, этот грохот.
— Шестьдесят тысяч зрителей! — крикнул Маклеод прямо в ухо. — Все билеты проданы!
Небо затянулось дымом со сцены, зеленые лучи рассекали темноту, перечеркивая массу зрителей, иногда казалось — их накрывают сетью. Свет выхватывал лица — потные, искаженные страстью, то красные, то голубые, то оранжевые; свет окрашивал и лица музыкантов. Огромные видеоэкраны, обязательные для больших арен и стадионов, располагались по бокам сцены — толпа хочет следить за многократно увеличенными лицами кумиров. Поклонники орали так, будто Испания выиграла финал мирового первенства.
Ровена почувствовала, как ее уставшее с дороги тело возвращается к жизни.
— Сбоку от сцены есть ложа, обычно мы приглашаем в нее важных гостей! — крикнул Уилл. — Вы можете посмотреть оттуда, там у нас еще один гость.
— Да, и кто же? — спросила Ровена.
Уилл провел ее за сцену прямо к ложе.
— Их режиссер, — ответил он. — Майкл Кребс. — И толкнул маленькую дверь.
С той секунды, как Ровена увидела Майкла, стало ясно — она пропала.
Она действительно устала после полета и хотела расслабиться, отдаться музыке, страсти толпы, скинуть с себя все тяготы жизни, но теперь она оказалась запертой наедине в этой ложе, в темноте, за тысячи миль от всех, кого знала, с человеком, которого желала больше всего на свете.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Я приехал поговорить с Барбарой, — сказал он, не отводя от нее взгляда. — Я прилетел вчера вечером и решил остаться в Барселоне, посмотреть шоу. Надеюсь, это не преступление?
Она покачала головой.
— А ты?
Ровена пожала плечами, давая простой ответ. Чтобы снова обрести дыхание, она немного поговорила с ним о Джоше.
В это время зазвучала медленная чувственная мелодии — вступление к «Карле».
— Почему ты ничего мне не сказала? — спросил Майкл.
— Не сказала о чем? — поинтересовалась Ровена, не глядя на него.
Он сердито схватил ее за плечи и повернул к себе.
— Не играй со мной, — сказал он, подняв ее левую руку с кольцом. — Ты мне ничего не говорила и не звонила.
— Я не знала как, — объяснила Ровена.
— Ты обижаешь меня, — зло бросил Кребс. — Я все должен был выяснять у Барбары Линкольн.
Ровена, соскучившаяся по нему, ела глазами его лицо, коротко стриженные седеющие волосы, глубокие черные глаза и густые красивые ресницы. Ей хотелось запомнить это навсегда, отпечатать в мозгу. Он бросал ей вызов, он злился. Но слишком поздно, думала она, и как она мудро поступала, держась от него подальше. Любовь нахлынула на нее, как наводнение.
— А как ты думаешь, каково было мне? Почему ты так поступил со мной, столкнув нос к носу с Дебби? Тебя это развлекло, признайся?
Кребс смотрел на Ровену:
— Ты его любишь?
— Конечно.
Он покачал головой:
— Не лги.