— Значит так! Жаклин должна непременно уволиться из больницы. Это же адский труд за совсем символическую плату. Максимум, что ты можешь делать, — обратился он к дочери, — это помогать матери по дому, но ни в коем случае не поднимать Дэна, если он упадет. Я прослежу за этим!..
— Прошу прощения, сэр, но я уже практически не падаю. Наконец-то научился управляться с креслом, — вмешался Дэн. — Да и я никогда бы теперь не позволил своей жене поднимать меня. А вот насчет работы вы правы. Я тоже считаю, что она должна уволиться. Хватит с нее меня и нашего ребенка…
— Но ведь я всего лишь беременна, а не больна! — Возмутилась Жаклин. — И между прочим, я знаю много женщин, которые продолжают работать…
— Дочка, ну ты же не хочешь родить прямо на дежурстве! — Сказала миссис Нора. — Пожалуйста, послушай Дэна и отца. Ведь ты будешь сильно уставать. Ты не представляешь, как тяжело носить ребенка!
— Но если я буду постоянно сидеть дома, я с ума сойду от безделья, — настаивала Жаклин.
— Мы потом об этом поговорим, ладно? — Вмешался Дэн, чувствуя, что вот-вот может вспыхнуть ссора.
Однако вскоре всеобщее волнение улеглось. Все занялись своими делами. Только Жаклин отправилась на кухню вместе с матерью, так как ей предстояло выполнить свою часть плана. Помогая Элеоноре в приготовлении ужина, миссис Уайтхорн начала разговор.
— Мама, можно тебе кое-что сказать?
— Да, конечно, — непринужденно ответила женщина, продолжая жарить мясо.
— Только пообещай мне, что об этом не узнает папа.
Миссис Нора отложила в сторону деревянную лопаточку, с помощью которой переворачивала мясо, и всмотрелась в серьезное лицо дочери.
— Все зависит от того, что ты хочешь мне сказать. Ты же знаешь, у меня никогда не было секретов от твоего отца. И у тебя не должно быть секретов от Дэна. В этом залог семейного счастья.
— О, Дэн об этом прекрасно знает, — Жаклин загадочно улыбнулась.
— О чем — об этом? — Насторожилась ее мать.
— О том, что ребенок родится в конце декабря, а не в феврале.
Несколько секунд мать и дочь молчали. Было слышно только, как раскаленное масло шипит на сковороде.
— Вот как! — Наконец, вырвалось у Элеоноры. Затем она коротко улыбнулась одними губами. — Во всяком случае теперь мы знаем, что Дэн глубоко порядочный человек, несмотря на то, что он из очень богатой семьи.
— Ну, причем здесь это, мама! — С облегчением сказала Жаклин.
Все эти бесконечные минуты, проведенные в гостиной, и здесь, на кухне, она ужасно боялась выдать себя. Но, видимо, все обойдется.
— А притом, — ответила ее мать, снова взявшись следить за приготовлением мяса, — что среди богатых редко встречаются порядочные люди.
— Значит, мой муж — исключение из правил, — возразила молодая женщина.
— Видимо, так и есть, — радостно улыбнулась миссис Нора, потрепав дочь за щеку.
И они вновь вернулись к приготовлению ужина.
Лос-Анджелес
Джессика осталась в Лос-Анджелесе. Все обстоятельства складывались в пользу этого. Да и Роберт оказался прав. Джефферсон наотрез отказался выпускать Джессику из поля зрения. Конечно, он не был с ней суров или непреклонен; напротив, Уайтхорн предоставил ей полную свободу выбора. Он говорил об этом абсолютно спокойно — таким тоном, наверное, говорят только о погоде, но Джессике стоило лишь взглянуть в помутневшие от горя голубые глаза, как она поняла, что без нее и без ее ребенка Джефф просто погибнет. Ведь он так и не оправился после гибели сына. Он практически забросил компанию. Всеми делами теперь занимался средний брат Джеффа, Ричард. Джефф ограничивался тем, что ежемесячно посещал собрания совета директоров. Он стал очень замкнутым, редко принимал гостей и все больше времени проводил в комнате своей покойной жены, Мелани Уайтхорн. Братья старались как-то "растормошить" его, вернуть ему вкус к жизни, но все было тщетно. Да и у них были свои семьи, которые требовали большего внимания. Джефферсон превратился в совсем старого, уставшего от жизни старика. Он бродил один по дому, в котором остались только такой же старый дворецкий и слуги. Дом казался ему невероятно огромным, пустым и холодным. Единственное, что ему доставляло искреннюю радость, — это визиты Джессики. Поначалу она сама приезжала в старинный особняк на Грин-стрит, но чем дальше шло время, тем тяжелее ей становилось это делать. Ей стало трудно управлять автомобилем самостоятельно, а просить кого-то из родных или вызывать такси она не хотела. Наверное, боялась показаться беспомощной и неуклюжей, да и интерес общественности к ее персоне еще почему-то не упал. Иногда ее отвозил Роберт. Он никогда не предлагал ей свои услуги водителя. Все выходило как-то само собой: он просто появлялся рядом в нужное время, и они вместе ехали навестить Джеффа. На восьмом месяце беременности Джессика все чаще стала оставаться дома. Ей почему-то не хотелось, чтобы ее видели такой: беспомощной, неуклюжей, раздавшейся в талии, тяжелой на подъем. Роберт опять же каким-то образом почувствовал это и совсем исчез — не звонил и не появлялся. Джефф раз в неделю приезжал к ней на полчаса — привозил ей фрукты и цветы, а потом не навязывая свое общество, возвращался домой.
Лето подходило к концу. Август был на исходе. Но, похоже, лето не собиралось сдавать свои позиции осени. Стояла удушающая жара. Город плавился в раскаленных бетоне и асфальте и, казалось, от этой невыносимой пытки некуда деться. Кондиционеры работали на полную мощность, но и они мало помогали. Даже ночью, когда должно было быть легче, духота пропитывала все насквозь, будто была почти ощутимой. Джессика всем телом и душой рвалась к океану, в загородный дом Джеффа, но сейчас ей уже нельзя было уезжать. И она оставалась дома, в окружении родителей и Анжелины. Она совсем потеряла счет времени, которое тоже будто плавилось в этой жаре, замедлив свой бег. Жизнь стала невыносимо однообразной. Джес не знала, чем себя занять бесконечно длинными днями. Она читала, вязала детскую одежду, смотрела телевизор. Она забросила работу в "Афродите", ибо потеряла к ней интерес, наверное, навсегда. По крайней мере, ей казалось, что она никогда больше не будет рисовать эскизы и разрабатывать удачные коллекции одежды без того вдохновения, которое ей давал Дэн. Все зациклилось на нем, весь мир вращался вокруг него. Он был всем миром для нее. Без него не осталось ничего, кроме пустоты и щемящей нежности к ребенку, которого она носила под сердцем.
Но жизнь-то продолжалась, хотя в какой-то ее период Джессике хотелось умереть вслед за Дэном. И ей приходилось жить в основном ради своего ребенка, рождения которого она ждала больше всего на свете. Сейчас, когда до его появления на свет оставалось чуть больше месяца, все вертелось вокруг этого ребенка. Миссис Бичем зорко следила за тем, чтобы дочь не дай бог не устала, не перенервничала, не тосковала. В этом предприятии ей усердно помогала Анжелина, не отставая от своей хозяйки. Отец Джессики только делал вид, что вся эта картина его забавляет. На самом деле он тоже ужасно волновался за дочь. Старался потакать ей во всех ее желаниях, сильно переживал, если случайно обидел Джес, дарил ей кучу ненужных вещей для нее и для ребенка. Джефф настоял на том, чтобы помочь в обустройстве детской. Ей же самой оставалось только ждать, когда ребенок появится на свет. До его рождения оставался месяц, и, казалось бы, ничто и никто больше не сможет нарушить размеренного течения ее горькой жизни.