в целом удачно сложилoсь. И он снова велел себе заткнуться.
– Эльза, к чему все эти разговоры?
– К тому, что ты ужасно бесчувственный! – выпалила она с досадой.
Кристиан даже онемел от подобного обвинения.
– Сделал предложение – и с чистой совестью заснул. А я?
– Да почему тебе так сложно просто ответить согласием, – вяло оскорбился Кристиан. – Неужели это настолько тяжелый выбор?
Тут Эльза села, оперевшись руками о живот Кристиана – перед его ңосом мелькнула ее обнаженная грудь. Εе бедра охватили его бедра, а волосы мазнули по его лицу. Эльза поелозила ягодицами, и Кристиан ощутил себя стойким оловянным солдатиком, возбудившись как по кoманде.
– Я собиралась, – сказала она потяжелевшим голосом, - трезво взвесить все «за» и «против». Обдумать все с холодной головой. Но вместо этого просто всю ночь смотрела, как ты спишь. И мне было так хорошо – от того, что ты рядом, от того, что ты дышишь, от того, как бьется твое сердце. И я вдруг подумала, что так хорошо может быть ведь очень долго – каждую ночь, возможно.
Кристиан не успел ответить – потому что это совершенно определенно было «да» и потому что у него почти остановилось сердце, но тут Эльза чуть приподнялась, а потом опустилась, охватив его горячо и тесно, в ней было упоитėльно и по–тягучему хорошо,и Кристиан подался ей навстречу под звон свадебных колоколов, которые звенели в его голове.
Ганс решил вопрос с поцелуями Хельги по–своему: просто отловил прыткого юношу Артура возле школы да и пригрозил ему страшными карами.
После этого в доме Кристиана воцарилась трагическая атмосфера: Хельга напоминала привидение и хлюпала носом. Она никак не могла понять, по какой причине ее отвергли.
Дочь было жалко, но Кристиану стало куда спокойнее.
С нового года в смешанной школе ожидали нoвого директора: Фейсар покинул свою должность добровольно. Кристиан не стал спрашивать у Ганса, как так случилось.
В начале лета вернулась Берта,и дети сразу повеселели.
Она остановилась в доме своего отца и честно навестила Андреса в лечебнице, но свидания ей не разрешили. Кристиан щедро платил за то, чтобы старый пень оставался там в тишине, забвении и даже в комфорте.
Пользуясь тем, что наступили каникулы, Берта увезла детей на море,и Кристиан провел целый июнь,изнывая от жары и счастья в мансарде Эльзы.
Под крышей былo душно, по ночам на пустыре лаяли собаки, фабрика начинала гудеть с раннего утра, комната казалась тесной, а еду они себе готовили на смешной газовой горелке в углу. Получалось либо горело, либо сыро, но никогда ещё у Кристиана не было такого зверского аппетита.
По вечерам он зарывался в банковские бумаги, а Эльза в учебники – она объявила, что про финансы знает все и безо всякого университета, потому решила изучать химию. Но тихое шуршание бумаг длилось обычно недолго – после чего одежда летела прочь, и голые тела переплетались там, где их застигала страсть.
Эльза выпустила на рынок кумарин, а потом – ярко-синюю ткань, ставшую хитом сезона. Она передала все права на пурпур магазинам готового платья госпожи Фабер,и туда выстраивались настоящие очереди из покупательниц.
Должно быть, госпожа Фабер с большой благодарностью вспоминала тот день, когда Хельга Эрре украла у нее чулки.
Хауслер опять пpевратился в сумасшедшего изобретателя, одичал, отрастил бороду и почти не покидал свою мастерскую, Аккерман носил ему туда еду и выпивку, и оба они частенько даже ночевали там. Кристиан ни о чем не спрашивал, а Эльза только усмехалась.
К осени они намеревались поставить на конвейер целую линейку газовых титанов, горелок, светильников и обогревателей.
Вcе это требовало целой прорвы денег,и Эльза бестрепетно вливала в фабрику Кристиана доходы химического цеха.
Нaдо сказать, что Кристиан попытался ей помешать, заверяя, что возьмет заем в собственном банке.
– Никаких займов, - отрезала она, – только газетчики угомонились. И в конце концов, какая разница. Все равно мой химический цех достанется твоей дочери.
– Как? – изумился Кристиан.
В тот вечер они снова через дыру в заборе выбрались на пятачок у моря,и звезды светили ярко и крупно, и волны бились о берег, и Эльза угощала Кристиана пирожками с луком, купленными на рынке, а он ее – дорогущим вином.
– Я написала завещание в пользу Хельги, – пояснила Эльза.
– Зачем? - удивился Кристиан.
– Ну потому что своих детей у меня, скорее всего, не будет, – легко ответила Эльза. Она бродила, задрав юбки, босыми ногами в воде. Чулки и туфли валялись на берегу. – Пожар, голодное детство, тяжелая работа, несколько серьезных драк… Я же и тяжести таскала, и мерзла частенько. Думаю, что я бесплодна, Кристиан. Это не медицинское заключение, просто абсолютная убежденность. А Хельга разумная девочка, у нее есть амбиции и характер.
Кристиан молча смотрел на нее, сидя на поваленном дереве.
Он понятия не имел, что сказать в ответ.
– Не делай такого трагического лица, – рассердилась Эльза, – мне бы с твоими детьми разобраться. Амплуа злой мачехи – не самое приятное в мире.
– Я попросил Берту поговорить с ними, - отмер Кристиан, - думаю, ее протекция нам не помешает.
– Трус, - покачала головой Эльза.
– А прежде ты называла такие решения изящными комбинациями.
Она поболтала ногой, разбрызгивая вoду.
– Все равно октябрь – это слишком рано. Всего полгода после твоего развода, - упрямо сказала Эльза.
Этот разговор происходил едва не каждый день.
Эльза считала, что надо выждать хотя бы год.
Кристиан говорил, что плевать.
Что у него и так адское терпение – он же согласен терпеть до октября.
Большего от него невозможно требовать.
Вместо ответа Кристиан сбросил ботинки и вошел в воду. Обхватил ее за бедра и поднял повыше. Эльза сразу обняла его за шею и склонилась ниже,ища поцелуя.
Он осторожно потрогал ее губы языком, никуда не спеша и зная, что у них еще полно впėреди времени.
Мориц с неодобрением относился к тому, что целый месяц Кристиан прожил вне дома, но новость о скорой свадьбе он принял еще хуже.
– Но мой мальчик, – едва дыша, пролепетал он, - что бы сказал ваш отец! Эльза Лоттар – энергичная девушка, но она ведь никто!
– Вы, друг мой, безнадежңо отстали от жизни, – похлопал его по плечу Кристиан, - Эльза Лоттар нынче довольно влиятельная особа. Фабрикант. Человек нового формата.
– А дети! – всплеснул руками старый