Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец Альма и миссионер очутились на кладбище с маленькими, выбеленными солнцем надгробиями; некоторые из них были вырезаны в форме креста. Преподобный Уэллс сразу отвел Альму к могиле Амброуза, аккуратной и отмеченной маленьким камнем. Могила находилась в живописном месте, откуда открывался вид на весь залив Матавай и прозрачное бескрайнее море за его пределами. Альма немного боялась, что, увидев могилу, не сможет сдержать чувств, но ощутила лишь спокойствие и отчужденность. Она не чувствовала здесь присутствия Амброуза. И не могла представить, что он лежит здесь, под землей. Она вспомнила, как он любил растянуться на траве и, раскинув свои длинные ноги, говорить с ней о чудесах и загадках природы, пока она изучала свои валуны, поросшие мхом. Альме казалось, будто ее муж остался в Филадельфии и существовал теперь только в ее памяти. Она не могла представить его останки, его кости, тлеющие под землей. Амброузу было не место в земле; его место было в воздухе. Он и живым-то почти парил над землей, подумала она. Как он мог оказаться под ней сейчас?
— У нас не нашлось древесины на гроб, — сказал преподобный Уэллс. — Мы завернули мистера Пайка в ткань местного производства и похоронили, положив на дно старого каноэ, — так иногда здесь хоронят. Видите ли, плотничать тут не с руки — нет хороших инструментов, а когда туземцам удается раздобыть добротные доски, им не хочется тратить их на гроб. Вот мы и довольствуемся старыми каноэ. Но туземцы проявили всяческое участие к христианским поверьям мистера Пайка; его могилу расположили с востока на запад, разместив голову в западном конце, чтобы лицо его было обращено к восходящему солнцу, — так делается на всех христианских кладбищах. Они любили его, как я уже говорил. Надеюсь, он умер счастливым. Он был лучшим из людей.
— А он казался вам счастливым, когда жил здесь, преподобный Уэллс?
— На острове ему многое полюбилось, как и всем нам со временем. Но я уверен, что ему здесь было мало орхидей! Таити порой разочаровывает тех, кто приезжает сюда изучать естественную историю, как я вам уже говорил.
— А мистер Пайк никогда не казался вам удрученным чем-нибудь? — отважилась спросить Альма.
— На этот остров приезжают по разным причинам, сестра Уиттакер. Как говаривала моя жена, людей прибивает к нашему берегу, и эти выброшенные волей судьбы на берег чужаки порой даже не понимают толком, где очутились! Некоторые на вид кажутся истинными джентльменами, а потом узнаешь, что на своей родине они были преступниками. Другие, живя в Европе, слыли истинными джентльменами, а приехав сюда, повели себя как преступники! Чужая душа — потемки.
Миссионер так и не ответил на вопрос Альмы.
А Амброуз? — хотелось спросить ей. Что было у него на душе?
Но она удержалась.
А потом преподобный Уэллс промолвил тем же обычным своим беззаботным тоном:
— А здесь — могилы моих дочерей. Вон там, по ту сторону этой маленькой стены.
Эти слова заставили Альму застыть в молчании. Она не знала, что у преподобного Уэллса были дочери, и уж тем более не знала, что они умерли здесь.
— Могилки маленькие, видите? Девочки прожили недолго. До года ни одна не дожила. Вот тут, слева, Хелен, Элеанор и Лаура. А Пенелопа и Теодосия справа.
Пять могилок были крошечными, меньше кирпича по размеру. У Альмы не нашлось слов. Ничего трагичнее она в жизни не видела.
Увидев ее потрясенное лицо, преподобный Уэллс добросердечно улыбнулся:
— Но во всем этом есть и утешение. Видите ли, их младшая сестра Кристина выжила. Господь подарил нам одну девочку, которую мы сумели вырастить, и она до сих пор жива. Она живет в Корнуэлле и сама уже стала матерью троих маленьких сыновей. Миссис Уэллс осталась с ней. Так что видите, как получилось: моя супруга поселилась с нашей живой дочерью, а я обитаю здесь, чтобы мертвые не скучали. Он заглянул Альме через плечо: — Ах, смотрите! — воскликнул он. — Плюмерии в цвету! Наберем их и отнесем сестре Ману. Она украсит ими свою шляпу. Правда же, они ей понравятся?
* * *До конца своих дней Альма не могла понять преподобного Уэллса. Никогда прежде ей не встречался человек столь веселого и безропотного нрава, который так многого в жизни лишился, но смиренно продолжал жить, довольствуясь малым. Со временем она узнала, что у преподобного Уэллса не было даже дома. У него не было своей фаре. Спал он в миссионерской церкви на одной из скамей. Часто у него не находилось даже аху таото, чтобы укрыться от холода. Как кошка, он мог задремать где угодно. Из вещей у него была одна Библия, и даже та иногда пропадала и отсутствовала неделями, прежде чем кто-нибудь ее возвращал. У него не было ни скота, ни клочка собственного сада. Маленькое каноэ, в котором он выходил на риф, принадлежало четырнадцатилетнему мальчику, и тот щедро разрешал преподобному им пользоваться. Да и каноэ эту посудину можно было назвать с натяжкой. До Лондона на ней было точно не доплыть. Альме казалось, что любой узник, монах или нищий в этом мире был богаче преподобного Уэллса.
Но потом она узнала, что так было не всегда. Преподобный рассказывал о своей жизни, ничего не утаивая, и в конце концов Альма многое о нем узнала. Фрэнсис Уэллс вырос в Корнуэлле, в Фалмуте, на морском берегу, в большой семье зажиточного рыбака. Хотя он не стал делиться с Альмой подробностями того, как провел юность («Не хочу, чтобы вы стали хуже думать обо мне, узнав, что за дела я творил!»), но, судя по его намекам, малый он был не промах. К Господу его привел удар по голове — по крайней мере, так преподобный Уэллс описал свое перерождение. Таверна, пьяная драка, «хрясь бутылкой по репе» — и вот оно, Откровение.
После этого он обратился к учебе и к Богу. Вскоре женился на девушке по имени Эдит — образованной, набожной дочери священника местной методистской церкви. Благодаря Эдит научился правильно изъясняться, мыслить и вести себя более сознательно и достойно. Полюбил книги и преисполнился, по его выражению, «всяческого рода благородных мыслей». Затем принял сан. Юные и полные наивных идеалов, преподобный Фрэнсис Уэллс и его жена Эдит подали заявку в Лондонское миссионерское общество, умоляя послать их в самые дальние языческие земли, чтобы нести слово Спасителя за пределами родины. В Лондонском миссионерском обществе Фрэнсису оказались рады, так как служители Божьи редко оказывались еще и сноровистыми матросами. Кембриджские белоручки для такой работы не годились.
Преподобный Фрэнсис Уэллс и его жена прибыли на Таити в 1797 году. Они приплыли на борту первого миссионерского корабля, который когда-либо причаливал к этим берегам, в компании еще пятнадцати английских протестантов. В те времена богом таитян был шестифутовый деревянный столб, обернутый корой дерева тапа и украшенный красными перьями.
— Когда мы высадились на берег, — рассказал Альме преподобный Уэллс, — туземцы очень удивились, увидев нашу одежду. Один из них стащил с меня ботинок и при виде моего носка в ужасе отскочил. Решил, что на ногах у меня нет пальцев! Правда, вскоре я остался вовсе без ботинок — он их забрал!
Таитяне сразу же понравились преподобному. Он полюбил их за юмор. Они прекрасно умели передразнивать людей и обожали это делать. Глядя на них, миссионер вспоминал шутки и розыгрыши моряков с причала в Фалмуте. Когда он надевал соломенную шляпу, дети бежали за ним и кричали: «Соломенная башка! Соломенная башка!»
Преподобному нравились таитяне, но обратить их в свою веру ему так и не удалось.
— В Библии написано: «По одному слуху обо мне повинуются мне; иноплеменники ласкательствуют предо мною». Что ж, сестра Уиттакер, возможно, две тысячи лет тому назад все именно так и было! Но когда мы высадились на Таити, все оказалось совсем не так. Видите ли, несмотря на дружелюбие этих людей, они сопротивлялись всем нашим попыткам обратить их в свою веру, причем весьма отчаянно! Мы не могли привлечь на нашу сторону даже детей! Миссис Уэллс организовала школу для малышей, но их родители стали жаловаться: «За что вы наказали моего сына? Какие блага он обретет через вашего Бога?» Мы нарадоваться не могли на наших таитянских учеников, такие они были милые, добрые и учтивые. Но нас беспокоило то, что их ничуть не интересовал наш Господь! Когда бедняжка миссис Уэллс пыталась учить их катехизису, они над ней смеялись…
Первым миссионерам жилось нелегко. Их амбиции разбивались о невзгоды и препятствия. Их проповеди встречали безразличием или насмешками. Двое из их группы умерли в первый год. Миссионеров винили в каждом несчастье, обрушивавшемся на Таити, а за добрые их дела не благодарили. Все, что они привезли с собой из Англии, сгнило, было съедено крысами или украдено у них из-под носа. Жена преподобного Уэллса взяла с собой лишь одну семейную реликвию: красивые часы с кукушкой, бьющие каждый час. Впервые услышав, как бьют часы, таитяне в страхе разбежались. Услышав бой во второй раз, принесли часам плоды и склонились перед ними в священном трепете. В третий раз часы украли.
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Избранные и прекрасные - Нги Во - Историческая проза / Русская классическая проза