деревянной скамьи. Несмотря на многие часы, проведённые вурмеком среди холода и снега, здесь ему было спокойнее, чем в доме. Никто не наблюдал за ним, не видел его страха, а значит не мог и осудить. Это позволило юноше расслабиться. Отягощающее сердце чувство вины, не оставило его, но теперь вурмек мог думать не только о нём. Гостеприимство хозяина и почти материнская забота его жены напомнили Горену о родной семье. Глядя на укутанный снегом лес, он представил себя дома.
Такими же холодными и снежными, как эта зима, были зимы и в Вурмекском Лесу; также радушно и с добротой встречали гостей его родители. Моглы были богаты родственными связями и известны своей общительностью, но кроме того, в их семье существовало множество традиций и праздников, отмечать которые зачастую собиралась вся родня. В такие дни по дому Горена носились запахи великолепных кушаний, отовсюду звучали вурмекские голоса и смех детворы. Особенно частыми праздники были зимой. Семейство отмечало «День первого снега», «Ледяные катания», «Праздник январских вьюг», «Вечер морозных сладостей», «Сурочьи пляски» и много других праздников, поводы для которых были совсем незначительными и даже надуманными. Виной тому служила зимняя безделица. Сады и огороды деревень были занесены снегом, лес спал, и вурмекам попросту нечем было заняться. Благо, припасов на зиму они заготавливали более, чем достаточно и не скупились растрачивать их на проведение пышных празднеств с обилием угощений. Горен страстно любил эти шумные, суетные и немного волнительные дни. Но больше всего ему нравились предпраздничные приготовления. К ним была приобщена вся семья Моглов, включая самых младших. Украшения, рецепты блюд, забавы и прочее- всё это готовилось заранее, чтобы быть представленным гостям в лучшем виде. Горену отводилось самое интересное и в то же время трудное занятие- украшение дома в духе проводимого торжества. Каждый раз это должно было быть что-то новое, но не менее интересное, чем в прошлом году. И юноша с головой уходил в приятные хлопоты: рисовал чертежи, мастерил, строил снежные фигуры и даже шил. А после был праздник, веселье и счастливые лица родни. Гордый за сына Драмель неизменно благодарил его перед гостями, а Горен, довольный проделанной работой, уже обдумывал следующее торжество. Но всё таки, главные задачи отводились именно родителям юного вурмека. Драмель и Балия не только должны были позаботиться о праздничном столе и ночлеге для всей родни, но и суметь угодить каждому гостю. Горена всегда удивляло, с каким умением его матери и отцу удавалось найти подход к весьма привередливым родственникам. И всё это делалось ими легко и искренне. Даже самая ворчливая старуха, которая из раза в раз пробиралась на кухню, стараясь отыскать в готовке Балии изъян, была окружена заботой и всегда уходила довольной. Драмель же был способен увлечь интересной беседой любого из присутствующих, всякий раз удивляя родню интересными историями, как произошедшими с ним в действительности, так и вымышленными, смело представленными им на суд слушателей. Кроме прочего, отец и мать Горена были людьми очень тактичными. В тесном скоплении гостей, в любой семье, всегда есть место спорам и вспышкам гнева. Драмель и Балия справлялись и с этим и как и всё остальное делали это с присущими им мудростью и добротой.
Горен скучал по родителям. Вспоминая об отце и матери, он согревал душу их образами, представлял себя рядом с ними и это, пусть на время, но возвращало ему ощущение прежнего покоя. И всё же, чем дольше он думал об оставленной им семье, тем болезненнее чувствовал расстояние между собой и родными, тем чаще попрекал себя и всё сильнее хотел бросить начатое и вернуться домой. Светлые воспоминания всегда завершались тоской. Перенося её с душевными муками и слезами, вурмек клялся себе больше не думать о семье, но не в силах выполнить это обещание, снова страдал. К счастью, в этот раз, что- то внутри Горена сжалилось над ним. Витая в мыслях о семейных торжествах, он задремал, не успев погрузиться в тоску, так и остался в окружении радостных лиц родителей, праздничных угощений и домашнего уюта.
А в это время в доме плотника хозяйка закончила шить рану ящера и уже накладывала повязку. Хотя Багарас, сдерживаемый присутствием Денизьям, не показал своей боли, завершение этого утомительного действия явно принесло ему облегчение. Когда хозяйка собралась уходить, он с выдохом улыбнулся и поблагодарил её, сделав это так, что и ей и девушке стало совершенно очевидным то нетерпение, с которым пангосса ждал окончания болезненной процедуры. Заметив в лице Денизьям некоторую ухмылку, ящер смутился и, пытаясь вернуть себе былую невозмутимость, сосредоточенно уставился в окно.
– Волнуешься за Намвану?– вдруг спросила его девушка.
Ящер перевёл на неё взгляд и ответил:
– Намвана доберётся. Я уверен, что он уже на полпути сюда.
– Тогда о чём ты думаешь?– с любопытством произнесла Денизьям.
Скользнув по ней взглядом, пангосса вновь посмотрел в окно и ничего не ответил. Девушка хитро улыбнулась.
– Может, тоскуешь по той зубастой штуке с дырками вместо глаз?– спросила она, гримасничая,– Какое удовольствие повсюду таскать за собой эту страшную морду? Что это за талисман такой, размером с перезревшую тыкву? И почему ты всегда молчишь, когда я тебя о чем-то спрашиваю?
– Может потому, что ты суёшь свой нос в чужие дела и слишком много болтаешь?– строго осёк её ящер.
Денизьям стыдливо опустила глаза.
– Этого волка убил мой отец,– буркнул пангосса.
Немного оживившись, девушка с любопытством ждала продолжения. Было заметно, что затронутое ею являлось для Багараса очень личным и подобные разговоры давались ему нелегко, однако также видно было и то, что ящер хотел поделиться своей историей с Денизьям, но опасаясь непонимания, не решался этого сделать.
– Он убил этого волка в северных лесах, когда вёл мою мать в Гноль,– выждав некоторое время, нерешительно начал свой рассказ пангосса,– Мать тогда уже носила меня, а зверьё всегда чует слабых. Волк знал, что она не сможет защититься, и напал. Отец убил его. Голову этой твари он взял с собой, и она много лет провисела на стене в нашем доме. Он говорил, что нужно помнить такие моменты, говорил, что они много значат для будущего. Ещё отец сказал, что этот волк был знаком для меня. А когда я вырос, и отца не стало, нам с матерью пришлось уйти из Гноля. Мы могли взять с собой только самое необходимое- одежду и еду. Но я не смог оставить волка, вырезал из него маску, и с тех пор она всегда со мной, как память об отце и как талисман.
Он посмотрел на Денизьям и та, виновато потупившись, тихо спросила:
– Почему вы ушли