– Хо! Да они не просто так сидят, – обернувшись, присмотрелся Клаус. – Они пьют, кажется!
– Пьют? – саксонец завистливо покусал губу и сплюнул. – Баклага изрядная, да-а…
– Русские всегда так греются, – почмокал толстыми губами напарник. – И не такие уж они свиньи, я тебе скажу. Знаешь, дружище, прежде чем наняться в кнехты, служил я у одного купца из Любека. Купец сей хаживал в Новгород, имел там обширную торговлю и собственный двор. Я там как-то провел полгода и познакомился со многими тамошними людьми. Хорошие ребята, скажу тебе, веселые и выпить не дураки.
– Э-э, – протянул Готлиб. – Вот откуда ты знаешь русскую речь… Ого, ого… смотри! Вторую достали!
В руках русских стражей и впрямь появилась вторая баклага, ничуть не меньше первой.
Немцы уже не отрывали глаз, поминутно облизываясь:
– Интересно, что там у них? Верно, вино?
– Ха! Скажешь тоже, брат Готлиб, – вино! Откуда у них вино? Скорей, брага… или это… восхитительнейший напиток под названием «пер-реварр». Убойной силы, я тебе скажу, пойло!
– Вот бы попробовать… Клаус! Ты ж русский знаешь. А ну-ка их к костру позови!
Сделав очередной глоток, Микита Уплетай хмыкнул:
– Глянь-ко, друже, – немчура руками машет! Неужто к костру своему зовут?
– Так ведь и зовут, – покачав головой, князь решительно поднялся на ноги. – А зовут, так и пойдем! Не знаю, как ты, друже Микита, а я так до последней нитки вымок. И медовуха не помогает, ага.
Сказано – сделано. Честно говоря, Уплетаю тоже надоело дрожать… даже несмотря на пойло.
Напарники дружно оглянулись на крыльцо, словно бы боялись увидеть там грозного начальника стражи, перекрестились и дружно зашагали к орденскому костру. Немцы приветливо махали руками.
– Гутен таг! – подойдя, приветствовал Игорь. – Вернее, не день, ночь уже.
– Вот-вот, доброй ночки! – один из кнехтов – толстяк – отозвался на хорошем русском. Примерно так говорили в Новгороде и Пскове – заменяли «ч» на «ц», растягивали согласные… как Владимир Высоцкий в песнях.
– Меня Клаус зовут, а это – мой друг Готлиб. Он, как все саксонцы, чурка, но человек неплохой. Вы садитесь вон на поленья, грейтесь.
– А меня Савва зовут… это напарник мой, Микита. Ну, за знакомство…
– Ага, ага…
Так и стали дальше коротать ночь – у костерка, с выпивкой, с разговорами. Тон задавал князь, для начала раззадоривший немцев политикой.
– Вот ваш сюзерен – Фридрих-цезарь, так?
– Так, – услыхав про императора, оба кнехта кивнули.
– А верховный властелин – римский папа.
– Ну да, так оно и есть.
Довмонт хитро прищурился:
– А я вот слыхал, папа с императором друг друга не жалуют. Мало того, войну промеж собою ведут. И в Италии, и в немецких землях.
– И это – правда, – покивал толстощекий Клаус.
– Так, а вы тогда за кого – за императора или за папу?
– За папу! – кнехты откликнулись хором.
– Значит – вы неверные вассалы. Выходит так?
Немцы озадаченно переглянулись, и князь, решив, что зачин сделан, быстренько протянул им баклажку и перевел разговор на менее щекотливую тему:
– А что, говорят, у вас тут колдунья в башне сидит?
– Сидит, сидит! Да еще какая колдунья – язычница!
Вот этот разговор кнехты поддержали охотно… чего и добивался Довмонт. Оказывается, колдунья – закоренелая куршская язычница и ведьма – находится в башне уже полтора месяца. По личному приказу магистра особым пыткам ее покуда не подвергали, так, малость постегали плетьми да бросили в подземелье. Фон Роденштейн собирался лично ее допросить… да вот все как-то было недосуг.
– Ничего! Теперь уж вот-вот приедет – допросит.
Магистра ждали со дня на день, а он все не торопился: то ли тянул время, то ли показывал схизматикам-русским – кто есть кто. Мол, явились, так подождут, невелики птицы! А то ли и вообще собирался ехать не сюда, а в Ригу.
– Я вам так скажу, – после пятого глотка под большим секретом поведал герр Клаус. – Магистр только на следующей неделе прибудет. Мой земляк Адольф Бухгольц – начальник башенной стражи! И не дурак выпить, я вам скажу… Но! Болтать зря не будет.
– Да уж, да уж, – князь покачал головой. – Не торопится ваш магистр. Что и говорить – не торопится.
Адольф Бухгольц, начальник башенной стражи… любит выпить, ага…
– Так ведь куда ему спешить-то? – расслабленно хмыкнул баварец. – Еще и Рижский архиепископ не приехал… и Дерптский. Нет уж, магистр – после них! Чтоб знали!
– Так вы ж с епископами заодно вроде… – отпив, Микита протянул баклажку немцам.
Сделав долгий глоток, толстяк вытер губы ладонью и согласно кивнул:
– Ну да, заодно. Иногда. А иногда – нет. Вон, вмятину на каске видите?
Сняв с головы круглый, с небольшими полями, шлем, кнехт постучал пальцами по буквице «Т», изображавшей крест святого Антония, что считался покровителем всех простых воинов. Рядом с буквицей зияла внушительных размеров вмятина.
– От архиепископа Рижского на добрую память, – скривившись, пояснил баварец.
Уплетай округлил глаза:
– Неужто сам епископ?
– Не, не сам… воины его… монахи, чтоб им пусто было!
Дальше баварец добавил множество южнонемецких ругательств, из которых Довмонт не понял ни единого словечка. Впрочем, не только он один.
Непростые отношения ордена с епископами были, конечно, весьма интересны Довмонту в качестве псковского князя, однако – отнюдь не в данный конкретный момент.
– А что ведьмочка, говорят, красива? – хлебнув, князь скабрезно подмигнул кнехтам.
– Тощая, как кошка… – хохотнул Клаус. – А так – да, вполне. Глазастенькая, и кожа тонкая, белая.
– И что же, ее никто…
– Разве что наш палач, брат Рейнгольд. Остальные все боятся – все ж таки ведьма! – баварец что-то сказал напарнику и вдруг хитро осклабился. – Ежели вы девок хотите, то… Можем устроить. В обмен на пять… нет – полдюжины таких вот баклаг.
– У вас в замке – девки? – ахнул Уплетай.
Баварец скривился:
– А кто сказал, что в замке?
– Но… тут же ворота, стражники… Подъемный мост и эвон какой рвище!
– А нам ворота и не нужны, – немцы вновь переглянулись, алчно посматривая на баклагу. – Так что? Найдется у вас полдюжины?
Напарник, Микита Уплетай, зашмыгал носом, князь же махнул рукой:
– А, пожалуй, что сыщутся, да.
Первоначально Довмонт собирался вывезти освобожденную «ведьму» вместе с посольством, однако сейчас рассудил иначе. Раз из замка можно как-то выбраться незаметно для всех, то – почему бы и нет? Разузнать, что за способ, и думать, как вытащить Сауле. Впрочем, чего и думать-то – князь все давно уже придумал, еще у себя во Пскове. Действовать нахраписто и быстро – в этом виделся секрет несомненного будущего успеха. Вряд ли Сауле так уж сильно охраняли – куда она из замка денется-то? Разве что на метле улетит.
Сговорились на следующий вечер. Еще заранее Довмонт передал кнехтам баклажки. Как и договаривались – полдюжины, только за одного себя, Микита Уплетай что-то идти побоялся. Мало ли – попадешься? Ладно немцы, так свои-то потом со свету сживут, хотя, казалось бы – в свободное от службы время каждый мог делать, что хочет. Так-то оно так, однако не о вражеской крепости речь.
Тем не менее Микита торжественно поклялся не закладывать своего более авантюрного сотоварища, и даже получил от последнего заветную баклажку, с чем и коротал вечер, укрывшись от лишних глаз за теплою печкой. Князь же встретился с Клаусом в одном из переходов замка. Сделать это оказалось неожиданно легко – уже приехал дерптский епископ с немаленькой свитою, и народу в крепости толклось преизрядно. Шумно становилось, весело – не только кнехты повеселели, но и братья рыцари, задумав нечто вроде турнира! Подобные увеселения орденский устав строго-настрого запрещал, однако достойнейший комтур Ганс фон Шверин на сей раз решил ничему не препятствовать. За что, к слову, и последовал не один донос самому магистру, но это уже совсем другая история.