у Сазонова лежал конверт с посланием начальнику Штаба партизанского движения. А еще Сазонов держал в голове то, что он должен был передать лично Троцкому — послание от наркома Лаврентия Павловича Берии. Послание это потрясло полковника — буквально несколько дней назад ему приказывали готовить операцию по устранению главы государства параллельного СССР, а теперь все переменилось: речь шла о сотрудничестве с ним. Оставалось только гадать, в чем причина такой перемены. Впрочем, Сазонов не собирался этим заниматься — его задачей было выполнить приказ.
В параллельный мир полковник перешел вместе со старшиной. То, что его перебросят именно туда, Иван начал подозревать с того момента, как его привезли к аэродрому Монино и сообщили, что они летят в Челябинск — прямым рейсом, без промежуточной посадки. В самолете полковник Сазонов объяснил задание — разумеется, без лишних подробностей и упоминании персонального послания товарищу Троцкому. Выслушав полковника, старшина мысленно вздохнул — данное им обещание Зине непременно вернуться, и как можно скорее, выполнить будет непросто. Больше никаких инициатив, пообещал он себе, вспомнив предыдущую операцию по задержанию «охотника», окончившуюся с переменным успехом, ты просто исполняешь то, что тебе приказывают.
Переход в параллельный СССР произошел штатно, без происшествий, и теперь Сазонов со старшиной шли по улице Спартака — главной магистрали города, протянувшейся от Танкограда через площадь Ленина, где разместились органы власти, эвакуированные из Москвы, до парка культуры и отдыха. Несмотря на ранний час, на улице было довольно многолюдно — на «Танкограде» утренняя смена сменяла ночную. Рабочие в основном шли молча, погруженные в свои заботы. Город выглядел по-военному сурово: заклеенные крест-накрест бумажными лентами окна, мешки с песком на первых этажах, в небе виднелся аэростат воздушного заграждения. Изредка попадались противотанковые ежи — их установили еще два года назад, когда была опасность прорыва вермахта к уральскому рубежу, — да так и не убрали полностью. Попадались плакаты: «Все для фронта, все для победы», на котором на фоне силуэта тридцатьчетвёрки пожилой рабочий с бородой крепко пожимал руку молодому бойцу в полушубке. Вождь СССР также довольно часто попадался на плакатах: характерный силуэт с очками и бородкой, в шинели красноармейца, а под ним лозунг: «Троцкий ведет нас к победе!» Старшина, уже немало времени проведший в параллельном мире, до сих пор не мог к этому привыкнуть. Он покосился на Сазонова, шедшего рядом: полковник сохранял непроницаемое выражение лица, и, казалось, вовсе не замечал плакаты.
Так оно и было: Сазонов прикидывал, как выполнить вторую часть задания — одновременно и неформальную, и самую важную. Официально отношения между двумя советскими государствами до сих пор не были установлены, однако эпизодические контакты уже имели место, главным образом через партизан в Московской области, сражающихся с немцами вместе с Красной Армией. Сазонову сообщили, что его будут ждать. Встречу договорились провести рано утром, чтобы не привлекать внимания.
Главный штаб партизанского движения располагался на улице Цвиллинга — там, где она выходила на площадь Ленина. Поднявшись на крыльцо, Сазонов потянул на себя дверь, поддавшуюся с трудом. В просторном холле было темно и пустынно. Вахтер, сидевший за столом, с профессиональным подозрением уставился на вошедших.
— Нам назначено, — лаконично сказал Сазонов, протягивая удостоверение. Вахтер пристально его рассмотрел, сверив фотографию с оригиналом, затем взялся за трубку телефона. Назвав фамилию и звание Сазонова, выслушал ответ. Положив трубку, кивнул:
— Проходите. Третий этаж, затем направо. Кабинет 301.
Третий этаж встретил их длинным коридором, который заканчивался дверью с большой — чтобы было видно с лестницы — табличкой «301» на массивной двери. На стенах коридора висели плакаты, прославляющие партизан и их борьбу с фашистами, перемежающиеся фотографиями взорванных мостов, сгоревших грузовиков и подбитой бронетехники со свастикой. Перед тем, как открыть дверь, Сазонов постучал.
— Входите! — громкий, уверенный в себе мужской голос.
Председатель штаба Валерий Громов обладал цепким взглядом, говорил мало, но веско, взвешивая каждое слово. В ходе беседы его лицо оставалось столь же непроницаемым, как и у полковника Сазонова. Распечатав пакет, переданный полковником, председатель внимательно прочитал послание и отложил в сторону.
— Я слышал, у Красной Армии есть успехи, — сказал Громов.
Сазонов кивнул.
— Это верно.
— Но вам нужна помощь партизан.
Полковник мысленно поморщился. По идее он должен был доставить послание и выслушать ответ — так формулировалось задание. Но Судоплатов предупредил — скорее всего, Председатель сразу ответ не даст, а постарается в разговоре получить дополнительную информацию. «Надо быть осторожным, — предупредил Судоплатов. — с одной стороны, не сказать лишнего, а с другой — не дать ему соскочить с крючка. По-хорошему, тут нужен профессиональный дипломат, но такой возможности у нас сейчас нет. Так что придется тебе выкручиваться самому».
— У нас общая задача, — сказал Сазонов, — освобождение Москвы. Мы должны действовать вместе, чтобы добиться успеха.
Громов пристально посмотрел на полковника.
— Согласен. Но вот какое дело… — он повернулся к сейфу, стоящему рядом, открыл его и достал папку, — у меня есть сообщения от наших товарищей из Подмосковья. На освобожденных территориях ваши люди занимаются пропагандой. Они очерняют наш строй и лично товарища Троцкого. Тех же, кто пытается говорить правду, преследуют. Дошло до того, что партизан заставляют снимать медали с изображением товарища Троцкого. Как это понимать?
— Наши товарищи могут перегибать палку, — признал Сазонов, — такое бывает. Но я военный и не отвечаю за политику.
— А ваш спутник? — Громов кинул на Ивана. — Я слышал, он как раз отвечает за политику.
Да, обмен информации с низовым звеном у них поставлен прекрасно, подумал Сазонов.
— Я участвую в подготовке докладов об истории нашей страны, — осторожно ответил старшина. — Мы рассказываем об индустриализации, становлении колхозного строя, о трудностях, которыми это сопровождалось…
— И о тридцать седьмом годе тоже рассказываете? — спросил Громов. — О борьбе с… — он заглянул в папку, — «…с право-троцкистским блоком, организовавшим заговорщицкие группы, ставившие целью шпионаж в пользу капиталистических держав, вредительство, диверсии, террор против советских людей и органов власти, ослабление оборонной мощи СССР и, в конечном итоге, расчленение Советского Союза и реставрацию капитализма».
— Мы не акцентируем на этом внимание, — дипломатично сказал старшина. — думаю, дискуссию о путях развития социализма надо отложить до тех пор, пока мы не освободим нашу землю от врага.
Громов усмехнулся.
— Нашу землю, говорите… я бы с вами согласился, но вы уже ведете политическую борьбу, не дожидаясь освобождения.
Сазонов, тяжело вздохнув, сказал:
— Товарищ Громов, я не дипломат, поэтому скажу вам прямо. Красная Армия освободит Москву в любом случае — с помощью партизан, или без. Но если вы откажетесь нам помогать, город придется брать в лоб, штурмом. А это значит