Многие из московских купцов, зная отношения Н.А. Найденова к крупному чиновному миру, часто прибегали к его советам и заступничеству, что он делать не отказывался, давая им указания, письма к влиятельным лицам, что способствовало к благополучному окончанию [их дел].
Был случай с Николаем Ивановичем Прохоровым, владельцем Трехгорной мануфактуры, о запрещении спуска отработанных вод с фабрик в Москву-реку генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем, это запрещение было равносильно закрытию фабрик, а следовательно, прекращению дела. Хотя на фабриках были приняты меры к очищению воды от грязи и красок, но они попадали все-таки в незначительном количестве в реку.
Прохоров, имевший в Петербурге большие знакомства и связи, поехал туда и начал хлопотать. Явившись к министру внутренних дел 12*, изложил ему все дело с просьбой защитить его интересы. Министр ему задал вопрос: «Следовательно, вы приехали с жалобой на дядю государя?» Прохоров оставил свою просьбу, испугавшись еще больших неприятностей. Обратился за советом к Н.А. Найденову, отнесшемуся весьма сочувственно к положению Прохорова, он поехал лично сам в Петербург, где и добился того, что распоряжение великого князя Сергея Александровича не было приведено в исполнение.
Оказывая покровительство некоторым купцам, Николай Александрович не стеснялся других ставить в тяжелое положение, если они некогда ему вставляли спицы в колеса, так было с московским купцом Петром Дмитриевичем Сырейщиковым, оказавшимся в числе тех лиц, которые способствовали к удалению его из совета Общества взаимного кредита.
Состоя председателем в комиссии о назначении лиц на общественные должности при Купеческом обществе, обязательные купцам, уплачивающим гильдию 13*, Найденов настоял назначить П.Д. Сырейщикова первоприсутствующим в Сиротский суд 14*, должность по своей ответственности крайне неприятная и хлопотливая, кроме того, она мешает назначенному занимать другую выборную должность в Товариществе или в Обществе, к тому же оплачиваемую. Сырейщиков был директором в Обществе взаимного кредита, откуда получал хорошее вознаграждение, а потому назначение его в Сиротский суд ставило его в неприятное положение остаться без хорошего места и хорошо оплачиваемого. К благополучию П.Д. Сырейщикова, удалось избежать такого назначения. Он, по совету известного присяжного поверенного Плевако, вступил членом в какое-то благотворительное учреждение в Петербурге, дающее право лицам, состоящим в нем членами, отказываться от общественных служб по назначению Купеческого общества.
У меня сохранились в памяти некоторые рассказы Н.А. Найденова из его общественной служебной практики.
Как раз во время Страстной недели Великого поста в Биржевой комитет поступило заявление от кредиторов Стоецкого, имевшего публичный дом на Сретенке, в Соболевом переулке, о назначении лица из среды купцов по принятию мер к охране имущества от несостоятельного должника. Найденов наметил лицо, и послано было извещение о немедленном принятии всего имущества публичного дома. Вскоре к Найденову явился назначенный купец и со слезами умолял освободить его от этой обязанности, говоря: «Я человек семейный, говею на этой неделе, придется туда часто ездить, могут увидать и подумать, что я езжу туда кутить…» Николай Александрович его освободил и назначил другого, с которым получилась такая же история, и его пришлось освободить. Найденов увидал, что найти человека для этой обязанности не так-то просто, начал внимательно просматривать список всех купцов и остановился на богатом армянине Халатове, владельце большого торгового дела, домовладельце и владельце имения Свиблово, близ Останкино. Халатов не приехал просить об освобождении, а, наоборот, по окончании им принятия имущества этого заведения приехал выразить свою благодарность за оказанное ему доверие. Найденов, смеясь, говорил: «Наконец нашелся человек, вполне удовлетворенный этим делом, чему от души радуюсь!., а то не знал, что делать!»
Министерство финансов решило выстроить новый дом для Государственного банка, помещавшегося на Солянке во владении Опекунского совета 15* в доме крайне старом и неудобном. В образовавшуюся комиссию по постройке был приглашен Н.А. Найденов, убеждавший их строить на Мясницкой улице, на углу Банковского переулка, так названного от бывшего там в старое время Государственного банка, но чиновники, бывшие в комиссии, не согласились с ним, и решено было начать стройку на Неглинной улице.
Министр Вышнеградский, будучи в Москве, приехал на одно из заседаний комиссии, где выяснялось неприятное положение с увеличением цен на строительные материалы против утвержденных смет; произошло это оттого, что члены комиссии, уполномоченные по закупкам материала, пропустили выгодное время из-за своей неопытности: так, цена кирпича успела подняться до 26 рублей, когда его можно было бы купить по 22 рубля, как было утверждено по смете. Всем было известно, что Вышнеградский был расчетливый человек, а следовательно, останется недовольным упущением момента, отчего стоимость стройки сильно удорожится. Члены, закупающие материалы, во главе с архитектором сильно волновались и употребляли все усилия купить подешевле у каких-нибудь кирпичных заводчиков, всех их вызывали, но ни один из них не согласился снизить цены с 26 рублей за тысячу. Найденов, приехавший на это собрание, предложил свои услуги по способствованию к торговле с заводчиками. Председатель комиссии обратился к Николаю Александровичу и сказал: «Мы, уполномоченные по закупкам, конечно, будем рады, если к нам войдет еще новый член, но вряд ли этим удастся снизить цену на кирпич, так как все заводчики опрошены и никто не пожелал уступить». Тогда Вышнеградский обратился и сказал: «Попросим Николая Александровича взять этот труд на себя — нам, чиновникам, трудно состязаться с людьми практики». Найденов по телефону вызвал известного заводчика Байдакова и уговорил его согласиться на цену кирпича по 22 рубля; здесь же, получив от него запродажное письмо, Найденов вошел в залу заседания, вручил запродажную в руки министра, к удивлению всех присутствующих членов комиссии.
Проезжая в Среднюю Азию, мне довольно часто приходилось останавливаться в Баку и даже жить по нескольку суток по случаю скупки Товариществом там персидского хлопка. Меня поражали богатства Баку, с добычей нефти на сумму большую 20 миллионов рублей. Русских предпринимателей там почти не было, а преимущественно были армяне и другие национальности. Можно сказать, что золото в Баку текло рекой, особенно это было видно при посещении банков и клубов, где процветала азартная игра исключительно на золотые монеты, и я видел счастливчиков, загребающих золото кучами. Рассказывая об этом Н.А. Найденову, я ему высказал однажды, что меня удивляет, «почему вы не выхлопочете землю в Баку» — ведь на этом деле можно нажить миллионы! На это Найденов мне ничего не ответил, но я заметил, он задумался и долго просидел молча *.
* Как-то путешествуя в Ессентуки по Волге с моим хорошим знакомым М.А. Боголеповым, мы в Царицыне пересели в поезд, идущий на станцию Минеральные Воды. Когда мы сидели в купе вагона, к нам вошел еще пассажир — молодой человек, невольно обративший на себя внимание красотой своего сложения и лица, а также костюмом. Лицо его давало основания думать, что он восточного происхождения, но не из армян или грузин. Костюм же его заключался в шелковой рубашке, русской поддевке, с шароварами из лучшего английского сукна, с желтыми из тонкой кожи сапогами, на пальце его руки красовался крупный брильянт чистейшей воды, большой ценности. Его молодость, красота, жизнерадостность, вообще вся его фигура давала повод думать, что он кумир женщин, любящих мужчин, без требований от них душевных качеств; он представлял красивейшее животное; правда, я им любовался, задавал себе вопрос: кто он мог бы быть? какое занимает социальное положение в обществе? Я решил по его странному костюму, перстню на пальце во время дороги, что он из сутенеров. Когда он вышел в коридор вагона, мой попутчик М.А. Боголепов с ним разговорился и узнал от него, что он сын известного нефтяного заводчика Шамси Асадулаева.
С Асадулаевым я был знаком в Москве, покупая от него нефть для фабрики, почему пришлось быть у него на квартире на Лубянке, где в данное время помещается ГПУ 16*.
Сидя у него в кабинете, я заметил красивую и нарядную даму; увидав, что Асадулаев сидит не один, она поспешно вышла из комнаты. Оказалось, это была его жена, которую он вывез из Баку из публичного дома и женился на ней; опасаясь, что ее могут в Баку убить его единоверцы-мусульмане, он перебрался на жительство в Москву, жил сначала на квартире, а потом купил роскошный особняк на Воздвиженке 17* у Логина Алексеевича Корзинкина, а другие говорили, что боялся своих родных, относившихся к его жене с ненавистью из-за боязни, что его богатства перейдут к их мачехе, имеющей большое влияние на старика татарина Шамси.