3. Разливы
Подняв со дна всю гниль и грязь,Уж будто нехотя ярясь,Автоматически бурливы,Шумят, шумящи и желты,В воронку черной пустотыВсем надоевшие разливы. Вдруг жирно выплюнет нырок То падаль, то коровий рог, Иконной полки бухлый угол. Туземец медленным багром На мели правит свой паром, Тупее огородных пугал.Проснись, пловец, утешься, глянь:Не все в воде и небе — дрянь,Не все лишь ветошь раззоренья.К<а>к разучившийся читать,Приготовишкой в школу сядьСлагать забытые моленья. Простой разломанный предмет Тебе напомнит ряд примет Неистребимой, милой жизни. И ужаснет тебя провал, Что сам ты дико запевал Бессмысленной начало тризны.И смутно, жадно, глух и слеп,Почуешь теплый белый хлеб,В село дорогу, мелкий ельник,И вспомнишь санок легкий бегИ то, что всякий человекОчищен в чистый понедельник.
4. Колыбельная
Теплый настанет денек,Встретим его, словно дар мы.Не поминай про паекИ про морские казармы. Все это сон, только сон. Кончишь «Туман за решеткой» — Снова откроем балкон И почитаем с охоткой.Будем палимы опятьЛегким пленительным жаром,Пустимся снова гулятьК нашим друзьям-антикварам. Резво взлимонит рейнвейн, Пар над ризотто взовьется. «Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein!» — Как у Моцарта поется.
1919
«Декабрь морозит в небе розовом…»*
Декабрь морозит в небе розовом,Нетопленный мрачнеет дом.А мы, как Меншиков в Березове,Читаем Библию и ждем.
И ждем чего? самим известно ли?Какой спасительной руки?Уж взбухнувшие пальцы треснулиИ развалились башмаки.
Никто не говорит о Врангеле,Тупые протекают дни.На златокованном АрхангелеЛишь млеют сладостно огни.
Пошли нам крепкое терпение,И кроткий дух, и легкий сон,И милых книг святое чтение,И неизменный небосклон!
Но если ангел скорбно склонится,Заплакав: «Это навсегда!» —Пусть упадет, как беззаконница,Меня водившая звезда.
Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,О, бедная моя любовь.Струями нежными, не пылкими,Родная согревает кровь,
Окрашивает щеки розово,Не холоден минутный дом,И мы, как Меншиков в Березове,Читаем Библию и ждем.
8 декабря 1920
«Утраченного чародейства…»*
Утраченного чародействаВеселым ветрам не вернуть!А хочется АдмиралтействуПронзить лазоревую муть.Притворно Невской перспективыЗовет широкий коридор,Но кажется жестоко лживымБылого счастия обзор.Я знаю: будет все, как было,Как в старину, как прошлый год;Кому семнадцать лет пробило,Тому восьмнадцатый пойдет.Настанет лето, будет душно,Летает детское серсо,Но механично и бездушноПрироды косной колесо.За ивовым гоняйся пухом,Глядись хоть день в речную тишь,Но вольным и влюбленным духомСвои мечты не оживишь.Все схемы — скаредны и тощи.Освободимся ль от оков,Окостенеем ли, как мощи,На удивление веков?И вскроют, словно весть о чуде,Нетленной жизни нашей клеть,Сказав: «Как странно жили люди:Могли любить, мечтать и петь!»
Апрель 1921
«Мне не горьки нужда и плен…»*
Мне не горьки нужда и плен,И разрушение, и голод,Но в душу проникает холод,Сладелой струйкой вьется тлен.Что значат «хлеб», «вода», «дрова» —Мы поняли, и будто знаем,Но с каждым часом забываемДругие, лучшие слова.Лежим, как жалостный помет,На вытоптанном, голом полеИ будем так лежать, доколеГосподь души в нас не вдохнет.
Май 1921
«Живется нам не плохо…»*
Живется нам не плохо:Водица да песок…К земле чего же охать,А к Богу путь высок!
Не болен, не утоплен,Не спятил, не убит!Не знает вовсе воплейНаш кроликовый скит.
Молиться вздумал, милый?(Кочан зайчонок ест.)Над каждою могилойПоставят свежий крест.
Оконце слюдяное,Тепло лазурных льдин!Когда на свете двое,То значит — не один.
А может быть, и третийНевидимо живет.Кого он раз приветил,Тот сирым не умрет.
Сентябрь 1921
«Островитянам строить тыны…»*
Островитянам строить тыны,К тычку прилаживать лозу,Пока не выпустят вершиныВ туманах скрытую грозу.
Предвестием гора дымится,Угрозою гудит прилив.Со страхом пахари за птицейСледят, соху остановив.
И только девушки слепыеНе видят тучи, да и теЗаломят руки, как впервыеКачнется Китеж на ките.
Движение — любви избыток!О, Атлантида! О, Содом!В пророчестве летучих ниток —Кочевной воли прочный дом!
Ноябрь 1922
«Медяный блеск пал на лик твой…»*
Медяный блеск пал на лик твой.Смуглее зорь рдеют щеки.О, поцелуй перед битвойИ утлый челн переправ далеких!Стоишь, а царственна твоя поступь!Дикарский бог так ступает…Воловий взор открыт просто,Иной божественности не зная.Шатер разбит, зреет яблонь,Вспорол полей грудь я плугом.Подруга спит, на заре озябла,И я забыл, что ты был мне другом.Земля мне мать, там тепло так!Корнями в мрак расползаюсь цепко.— Зачем же, зачем, дикий отрок,Ты будишь опять ветер едкий?Свист флейт с моря доносится…Брось гроздь, о зареносица!Ты, беззакатная,Ты, благодатная!..Медь ржи на небо бросится!— Обуйся. Вот. Снова здравствуй!Дороги ждут. Мы — солдаты.Узнал ты клик боевой страсти?Ведь нищие всем, всем богаты!Престало преть зерном тучным.Еще удар — колос будешь.Скажи «прощай» сестрам скучным.Взгляни на меня — все забудешь.В мире мы — гости,Все — чужое.И, как ни один хозяин,Ты можешь сказать: «Мое».Отдай виноградник прохожим,Стань прохожим —И каждый виноградник — твой.Чего тебя могут лишить,Когда у тебя нет ничего?Очисти глаза и уши,Как новорожденный младенец,Укрепи ноги и сердце —И у тебя будет все:Все страны, царства,Сердца и люди!Движенье бессмертного духа,Простор(Свят пославший!)И пожатье ведущейСухой и горячей руки!Медь наш металл, — помни!
Ноябрь 1922
«В гроте Венерином мы горим…»*
В гроте Венерином мы горим…Зовы голубок, россыпи роз…Даже не снится нам круглый РимИ странничий посох, что каждый нес.
Сирены, сирены, сладелый плен.Алого сумрака смутный гнет,А путь был ангелом благословен,Коней стреноженных до сих пор он пасет.
Золотого моря желанный ловСладчайшего в мире коснулся дна.Благовещеньем колоколов —В полях родных земная весна.
Развейся, раковин розовый дым!Рвитесь, венки из фиалок! ЕстьРим, и сердцу простым и прямымМужеским цветом дано зацвесть.
Январь 1923
«В какую высь чашка весов взлетела!..»*