1918
Плен*
1. Ангел благовествующий
ПреждеМление сладкое,Лихорадка барабанной дроби, —Зрачок расширенный,Залетавшегося аэроплана дыханье,Когда вихревые складкиВ радужной одеждеВращались перед изумленным оком(Белоризцы при Иисусовом гробеВещают: «Кого ищете?»А мироносицы в радостном страхе обеСтоят уже не нищие).И в розово-огненном ветреЕлеВидны, как в нежном кровь теле,Крылья летящей победы.Лука, брошенная отрочьим боком,Неведомого еще ГанимедаИ орла,Похитителя и похищаемого вместе(Тепло разливается молочно по жилам немойневесте),И не голос, —Тончайшей златопыли эфир,Равный стенобитным силам,Протрепещет в сердце: вперед!«Зри мир!ЧередБлизитсяС якоряВзвитьсяЛетучим воображения кораблям.СевПахаря,Взлетев,ДождитсяНездешним полям».Иезекиилево колесо —Его лицо!Иезекиилево колесо —Благовестив!Вращаясь, все соединяетИ лица все напоминает,Хотя и видится оно,Всегда одно.Тут и родные, милые черты,Что носишь ты,И беглый взгляд едущей в Царское дамы,И лик Антиноя,И другое,Что, быть может, глядит из Эрмитажной рамы,Все, где спитТайны шелест,Где прелестьТаинственного, милого искусстваЖива…Крутится искряной розой Адонисова бока,Высокого вестник рока,Расплавленного вестник чувства,Гавриил. Твои свиданья, вдохновенье, Златисты и легки они, Но благовестное виденье Прилежные исполнит дни.Рукою радостной завесаОтдернута с твоей души…Психея, мотылек без веса,В звенящей слушает тиши. Боже, двух жизней мало, Чтобы все исполнить. Двух, трех, четырех. Какую вспахать пашню, Какую собрать жатву. Но это радостно, а не страшно… Только бы положить начало, Только бы Бог сберег! Бац!По морде смазали грязной тряпкой,Отняли хлеб, свет, тепло, мясо,Молоко, мыло, бумагу, книги,Одежду, сапоги, одеяло, масло,Керосин, свечи, соль, сахар,Табак, спички, кашу, —Все,И сказали:«Живи и будь свободен!» Бац!Заперли в клетку, в казармы,В богадельню, в сумасшедший дом,Тоску и ненависть посеяв…Не твой ли идеал осуществляется, Аракчеев?«Живи и будь свободен!» Бац!Плитой придавили грудь,Самый воздух сделался другим,Чем бывало,Чем в хорошие дни…Когда мир рвотой томим,Во рту, в голове перегарная муть,Тусклы фонарей огни,С неба, с земли грязь,И мразь,Слякоть,Хочется бить кого-то и плакать, —Тогда может присниться такое правленье,Но разве возможно оноВ чуть сносный день,При малейшем солнце,При легчайшем ветерке с моря,Несущем весну? ЗатоптанныеДаже не сапогами,Не лаптями,А краденными с чужой ноги ботинками,Живем свободные,Дрожим у нетопленной печи(Вдохновенье).Ходим впотьмах к таким же дрожащим друзьям.Их так мало, —Едим отбросы, жадно косясь на чужой кусок.Туп ум,Не слышит уже ударов.Нет ни битв, ни пожаров.Подлые выстрелы,Серая ненависть,Тяжкая жизнь подпольнаяЧервей нерожденных.Разве и вправдуНавоз мы,К<а>к говорит навозная куча(Даже выдохшаяся, простывшая),Нас завалившая? Нет.Задавленные, испуганные,Растерянные, может быть, подлые, —Но мы — люди,И потому это — только сон(Боже, двухлетний сон)Потому не навекОтлетел от меняАнгел благовествующий.Жду его,Думая о чуде.Я человек,И в каждом солнце:Великопостно русском,Мартовской розою кроющемКупола и купеческие до́мы,Итальянском рукодельном солнце,Разделяющем, к<а>к Челлини,Ветку от ветки,Жилку от жилки,Парижском, грязном, заплаканном солнце,Ванильном солнце Александрии,Среди лиловых тумановИ песков мареваАнтично маячащем,В ветренном, ветренномСолнце Нью-Йорка,Будто глядит на постройки,На рабочихМолодая мильярдерша хозяйка,В зимнем Онегинском солнце,Что косо билоВ стекла «Альбера»,И острое жалоВина и любвиЛомалось в луче(Помните?)И в том небывалом,Немного в Чикаго сделанном,Что гуляет на твоих страницах,В высоких дамских сапожках,То по литовским полям,То по американским улицам,То по утренним, подозрительным комнатам,То по серым китайским глазам,Капризном, земном,Лукавом, иногда вверх ногами(И рейнвейн не прольется?)Солнце, —Я вижу,Что вернетсяКрылатый блеск,И голос, и трепет,И снова трех жизней окажется мало,И сладким отчаяньем замрет сердце,А ангел твердит: «Пора!Срок твой не так уж долог!Спеши, спеши!Разве не радостен скрип пераВ заревой тиши,Как уколы винных иголок!» И сон пройдет, И мир придет, Перекрестись, протри глаза! Как воздух чист, Как зелен лист, Хотя была и не гроза!Снова небо голубыми обоями оклеено,Снова поют петухи,Снова можно откупорить вино с РейнаИ не за триста рублей купить духи.И не знаешь, что делать:Писать,Гулять,Любить,Покупать,Пить,Просто смотреть,Дышать,И жить, жить! Тогда свободно, безо всякого груза, Сладко свяжем узел И свободно (понимаете: свободно) пойдем В горячие, содержимые частным лицом, Свободным, Наживающим двести тысяч в год (Тогда это будут огромные деньги), Бани. Словом довольно гадким Стихи кончаю я, Подвергался стольким нападкам За это слово я. Не смею прекословить, Неловок, может быть, я, Но это было давно ведь, С тех пор изменился я. В этом убедится всякий беспристрастный читатель. Притом есть английское (на французском языке) motto[106], Которое можно видеть На любом портсигаре, подвязках и мыле: «Honny soit qui mal y pense».
2. Встречным глазам
Ветер широкий, рей.Сети высоких рей,Горизонты зеленых морей,Расплав заревых янтарей, —Всем наивно богаты,Щурясь зорко,Сероватые глаза,Словно приклеенные у стены средь плакатов:«Тайны Нью-Йорка»И «Mamzelle Zaza».Шотландский юнга ТристанаПлачет хроматическими нотами,А рейд, рейд раноРазукрашен разноцветными ботами!Помните, май был бешен,Балконы с дамами почти по-крымски грубы,Темный сок сладких черешенОкрашивал ваши губы,И думалось: кто-то, кто-тоВ этом городе будет повешен.Теперь такая же погода,И вы еще моложе и краше,Но где желание наше?Хоть бы свисток парохода,Хоть бы ветром подуло,Зарябив засосную лужу.Все туже, все тужеСерым узлом затянуло…Неужели эти глаза — мимоходом,Только обман плаката?Неужели навсегда далека ты,Былая, золотая свобода?Неужели якорь песком засосало,И вечно будем сидеть в пустом Петрограде,Читать каждый день новые декреты,Ждать, к<а>к старые девы(Бедные узники!),Когда придут то белогвардейцы, то союзники,То Сибирский адмирал Колчак.Неужели так?Дни веселые, где вы?Милая жизнь, где ты?Ветер, широко взрей!Хоть на миг, хоть раз,К<а>к этот взгляд прохожих,Морских, беловатых глаз!
3. Разливы