«Возвращался я домой поздней ночью…»
Возвращался я домой поздней ночью,Когда звезды при заре уж бледнелиИ огородники въезжали в город.Был я полон ласками твоимиИ впивал я воздух всею грудью,И сказали встречные матросы:«Ишь как угостился, приятель!» —Так меня от счастия шатало.
«Что ж делать, что ты уезжаешь…»
Что ж делать, что ты уезжаешьИ не могу я ехать за тобой следом?Я буду писать тебе письмаИ ждать от тебя ответов,Буду каждый день ходить в гаваньИ смотреть, как корабли приходят,И спрашивать о тех городах, где ты будешь,И буду казаться веселым и ясным,Как нужно быть мудрецу и поэту.Накоплю я много поцелуев,Нежных ласк и изысканных наслажденийК твоему приезду, моя радость,И какое будет счастье и веселье,Когда я тебя на палубе завижуИ ты мне махнешь чем-нибудь белым.Как мы опять в мой дом поедемСреди садов тенистого предместья,Будем опять кататься по морю,Пить терпкое вино в глиняных кувшинах,Слушать флейты и бубныИ смотреть на яркие звезды.Как светел весны приходПосле долгой зимы,После разлуки — свиданье.
«Ко мне сошел…»
Ко мне сошелблаженный покой.Приветствовать ли мне тебя,сын сна,или страшиться?И рассказам о кровавых битвахтам, далеко,где груды мертвых тели стаи воронов под ярким солнцем,внимаю яравнодушно.И повести о золотом осле,столь дорогой мне,смеху Вафилла кудрявого,Смердиса пенью,лирам и флейтамвнимаю яравнодушно.На коней белогривых с серебряной сбруей,дорогие вазы,золотых рыбок,затканные жемчугом тканисмотрю яравнодушно.И о бедственном дне, когда придетсясказать «прости» милой жизни,вечерним зорям,прогулкам веселым,Каноггу трижды блаженному,я думаюравнодушно.Не прислушиваюсь я больше к твоим шагам,не слежу зорким ревнивым глазомчерез портик и садза твоею в кустах одеждойи даже,и дажетвой светлый взорсерых под густыми бровями глазвстречаю яравнодушно.
<1904–1905>
«Нежной гирляндою надпись гласит у карниза…»*
Нежной гирляндою надпись гласит у карниза:«Здесь кабачок мудреца и поэта Гафиза».Мы стояли,Молча ждалиПред плющом обвитой дверью.Мы ведь знали:Двери звалиК тайномудрому безделью.Тем бездельемМы с весельемШум толпы с себя свергаем.С новым зельемНовосельемКаждый раз зарю встречаем.Яркость смехаТут помеха,Здесь улыбки лишь пристойны.Нам утеха —Привкус мехаИ движенья кравчих стройны.В нежных пудрахЗлатокудрыхСозерцаем мы с любовью,В круге мудрыхЛюбомудрыхЧаши вин не пахнут кровью.Мы — как пчелы,Вьемся в долы,Сладость роз там собираем.Горы — голы,Ульи — полы,Мы туда свой мед слагаем.Мы ведь знали:Двери звалиК тайномудрому безделью,И стояли,Молча ждалиПред плющом обвитой дверью.Нежной гирляндою надпись гласит у карниза:«Здесь кабачок мудреца и поэта Гафиза».
<1906>
«Если б ты был небесный ангел…»*
Если б ты был небесный ангел,Вместо смокинга носил бы ты стихарьИ орарь из парчи золотистойКрестообразно опоясывал бы грудь.
Если б ты был небесный ангел,Держал бы в руках цветок или кадилуИ за нежными плечамиБыли б два крыла белоснежных.
Если б ты был небесный ангел,Не пил бы ты vino Chianti[103],Не говорил бы ты по-английски,Не жил бы в вилле около Сан-Миньято.
Но твои бледные, впалые щеки,Твои светлые, волнующие взоры,Мягкие кудри, нежные губыБыли бы те же,Даже если бы был ты небесный ангел.
<1906>
Утро («Звезды побледнели…»)*
Звезды побледнели,небо на востоке зеленеет,ветер поднялся,скоро заря засветит.Как легко дышатьпосле долгой ночи,после душных горниц,после чада свечей заплывших!Пенье доносится снизу,с кровли виден город,все спит, все тихо,только ветер в саду пробегает.Как лицо твое бледнов свете звезд побледневших,в свете зари нерожденной,в свете грядущего солнца!
<1907>
«Свистков призыв, визг круглых пил…»*
Свистков призыв, визг круглых пилМоей любви не усыпил.Шипенье шлюз, шумы котловНе заглушают сладких слов.Сквозь запах серы и резинМне запах слышится один.Кругом народ, иль нет жилья —Пленен мечтой, не тот же ль я?Вослед мечте влечется ум,И тщетен фабрик душных шум.Пусть, ворожа, они манят —Мне не опасен дымный яд;Не заглушат прошедших словШипенье шлюз, шумы котлов.И все любви не усыпилСвистков призыв, визг круглых пил.
1907
Сонет («В последний раз зову тебя, любовь…»)*
В последний раз зову тебя, любовь,Слабеют силы в горестном усилье…Едва расправлю радостные крылья,Взбунтуется непокоренной кровь…
Ответь мне «да», — молю, не прекословь.Лишь для тебя прошел десятки миль я.О, связки милые, о, сухожилья,Двойные звезды глаз, ресницы, бровь.
Кольцо дано не на день, а навеки.Никто другой, как я, тебя не звал,Я вижу лишь тебя, закрывши веки…
Зачем прибой стремит свой шумный вал?Едва домчавшись, он отпрянет снова,Во всех скитаньях ты — моя основа…
31 марта 1912
<Из цикла «Зеленый доломан»>*
«Я рассмеялся бы в лицо…»
Я рассмеялся бы в лицоТому, кто мне сказал заране,Что после сладостных лобзаний,Размолвок, ссор, опять свиданийНайду я прежнее кольцо,Кольцо любовных обручений,Надежд, томлений и мучений.
Как, я, Кузмин, опять влюблен,И в Вас, кого люблю два года?Не изменилась ли природа,Иль нипочем мне стала мода,Что я, как мальчик, увлеченИ что нетерпеливо жду яИзведанного поцелуя?
Причуды милые Мюссе,Где все так радостно и чисто,Фривольности ли новеллиста,Воздушные ли песни ЛистаИль запах Chevalier d'Orsay, —Понять ваш смысл определенный,Ах, может лишь один влюбленный!
Читаю книгу целый час,Читаю очень я прилежно,И вместо строчек неизбежноЯ вижу, замирая нежно,Лежащим на диване Вас.Я отвернусь, глаза закрою,Но тем мученья лишь утрою.
Лежит ленивое перо,Лежу я сам на том диване,Где Вы сидели после баниВ своем зеленом доломане,Глядя и нежно и остро.Ужели сердце позабылоВсе то, что было, право, было?
А я так помню как вчераИ вместе с тем так странно ново,Что Вас люблю я, не другого,И что твержу одно лишь словоЯ от утра и до утра(Как то ни мало остроумно):«Люблю, люблю, люблю безумно».
Huitain[104]
Поют вдали колокола,И чудится мне: «Рига, Рига».Как хороша ты, как светла,Любви продолженная книга.Дождусь ли сладостного мига,Когда Вас въяве обнимуИ нежное придется игоНести не мне уж одному.
При посылке цветов в мартовский вторник