26
***
Приходилось признать — Мстислава боялась ночи, оттягивала момент встречи с Михалом, как могла.
И вот казалось бы: пережила столько мужиков, со всех возможных сторон, побывала на них, под ними, в них, видала кучу голых тел и почти столько же выпотрошенных — возраст и природа сказываются. И, будучи откровенной, даже без дарующего бессмертье проклятия её ну никак не назвать беззащитной, наивной или скромной. Но тут... Она никогда и ни с кем не спала в своем настоящем обличье. Исключая тот, первый раз. Но не то чтобы это могло добавить уверенности.
Умом она понимала: Медведь не врёт, он действительно видел её такой с самого начала. Но — страшно все равно было.
— Госпожа? — в голосе Чебы прозвучала ровно та степень яда, что могла свести на нет уважительное обращение. — У меня распоряжение передать вас с рук на руки.
— Понятное дело, — кивнула она. — Боишься, что сбегу?
— Не без того, — улыбка у мальчишки была лихая. — С вами бывало. И знаете, хочу предупредить: я найду вас и в преисподней, если вы ему навредите.
— Хорошо, — искривила губы она. — Я запомню.
Чудо что такое, а не ребёнок.
— И... что бы вы там себе ни думали сейчас, он — лучший из тех, кого я знаю, — вдруг продолжил Чеба, вперив в неё чёрные глазищи. — Вам бояться нечего.
А вот это было неожиданно.
— Я... — она даже не знала, что тут сказать.
— Слышал вашу историю, — зайчишка преувеличенно внимательно принялся рассматривать неведомого зверя, выжженного на стене каким-то нетрезвым магом. — И вот что плохо: мёртвых уже уродов не убьешь второй раз. Это всегда обидно. Но просто поверьте: вам нечего тут бояться. Помните мои слова..
Мстислава только и смогла, что открывать да закрывать рот, как выброшенная на берег рыба. Она чего угодно ждала, вообще всего — угроз, проклятий, ругани, презрения, но вот этого...
— Ладно, — сказал Чеба. — Хватит с меня неловких моментов, чувствую себя дураком, утешая. Вы знаете, что у хищной нежити не должно быть такого сиротски-потерянного вида? Так и хочется по голове погладить и пообещать, что все будет хорошо. Тьху! Сами разбирайтесь! Я хочу отвести вас на чердак, сдать вас с рук на руки и, наконец, поприставать к той рыженькой фее. У меня ещё не было фей, тем более таких жутких! Нельзя упускать шанс. Ну и да, по мелочи — дообсудить с Казначеем Предгорья договор по лесам. В общем, уж простите, но с вами мне нянчиться некогда!
Фло могла бы поспорить, кому и с кем тут надо нянчиться, но не стала: детское самолюбие — дело святое.
— Ладно, — сказала она. — Значит, чердак?..
— Глава захотел остановиться у вас в комнате, — пожал плечами Чеба. — Сами понимаете, запах.
Фло понимала. Ей, в общем-то, стало очень стыдно — в очередной раз, потому что, как ни крути, перед Михалом она была виновата.
Драконы и демоны были зависимы от пар в первую очередь магически и ментально, но в случае с хищными оборотнями всё работало иначе. В их мире царствовал запах — успокаивал, служил методом коммуникации, признаком статуса и одна Предвечная знает, чего ещё. Запах пары, особенно признанной, для оборотня был всем, они были зависимы от него, как от наркотика. Пожалуй, своим уходом она доставила Главе Медведей пару-тройку очень неприятных минут. Ну, точнее, несколько дней ломки и последующие годы глухой тоски, постоянной нехватки нужного аромата. Очень жестоко с её стороны.
Но... может быть, ей нужно было это время — на поиск, на осознание, на принятие...
Когда она взяла на руки Вету и поняла, что не сможет её убить — даже ради вечной красоты, которая по сравнению с этим маленьким комочком жизни на руках всё же бесценок.
Когда она смотрела на красавицу Ирейн и понимала с грустью и горечью, что счастье и красота не всегда ходят рука об руку.
Когда она жила отшельницей, ничего не желая для себя, и поняла вдруг то, что начала смутно осознавать, плача над телом повара: любовь — это когда ты видишь других, а не любуешься собственным отражением в них.
Ей надо было это все понять, чтобы вырасти — из нечисти в человека.
— Ты долго там стоять будешь? — прозвучал голос Михала из-за двери. — Я так подумать могу, что вы там чем неприличным занимаетесь.
Фло тряхнула головой, покосилась на скептически взиравшего на её топтания Чебу — хоть смолчал, надо отдать ему должное — и вошла.
*
Бывают личности, которые идеально адаптируются под окружающее пространство, а бывают те, что адаптируют его под себя. Михал явно относился к последней категории.
Он не переставлял ничего, не сорил, не своевольничал, но один силуэт его мощной фигуры, склонившейся над её столом, придавал помещению официальный и серьёзный вид. Дополняли эффект кабинета переносной писчий набор, зачарованный особым образом, несколько клановых печатей из драгоценнейшего сорта белого дерева и дорогущий плащ из паучьей ткани, за стоимость которого можно было бы прокормить парочку голодающих семей.
— Я к тебе вломился, — отметил медведь. — Подумал, лучше так, чем ходить за тобой хвостом — смотрелось бы жутковато.
— Это ничего, — сказала Фло. — Тут до тебя успели похозяйничать — искали доказательства того, что я напала на Ирейн.
Михал покачал головой.
— Да, вот уж вышла история... Хоть плачь, хоть смейся. У бедного волка лицо сделалось просто уморительное, когда он узнал, из-за чего чуть не умер. А ведь серый из богатейшего рода, он на цену того дурацкого сарая порой в ресторациях Содружества ужинает. И Чеба ещё психует...
— Из-за меня?
— Да ты-то при чем? Очень уж его впечатлила история этой бабищи, что княгиню с княжной чуть не умучила. Надо, говорит, законы для людских колоний переписывать. Семейное право, лекарский свод и всё остальное. У него уже пару раз бывало такое: если уж увлёкся, теперь его за уши от бумажек не оттянешь, всем мозги утрамбует. А с другой стороны, может, и пущай развлекается. Только вот волокиты будет — от земли до неба, а толку чуть. Таких тварей попробуй поймай. Но он говорит — и по-своему прав — что все равно надо пытаться ловить.