человека на большом расстоянии, казались невероятными. В конце концов, Тан приказал их казнить. Хуэй почувствовал беспокойство, когда увидел, что все отвергли информацию дезертиров – даже Тан, который был мудрее в вопросах войны, чем любой из них. Все говорили, что это был просто еще один враг из тех, кого Египет сокрушил с Первых времен. Хуэй пытался придать вес рассказам этих дезертиров, но кто стал бы слушать простого капитана военной галеры?
Все мысли были сосредоточены на том, чтобы собрать подавляющую силу, которая могла бы остановить этих дьяволов на их пути.
В течение нескольких дней Хуэй боролся с самим собой, чувствуя нарастающую волну страха, что все приближаются к катастрофе. Он своими глазами видел колесницы и луки гиксосов. Но этот вопрос всегда преследовал его. Кто будет слушать?
Прежде чем Хуэй смог найти решение, настал этот день. Гордый флот военных галер, плывущий на север, в любое другое время представлял бы собой волнующее зрелище. Но все, кто наблюдал с берега, и все воины на борту слышали мрачные сообщения и слухи, приходящие с границы. Затем появились дезертиры из армии, которая шла впереди, в то время как Тан организовывал оставшиеся силы. Как стая крыс, они грабили деревни вдоль Нила, спасаясь от ужасов фронта. Когда Тан узнал, что они сделали, он приказал казнить их сотнями, насадив их головы на пики в качестве предупреждения всем остальным, кто мог подумать о таком предательстве.
Игнорируя пожелания старших членов совета, Тан оставил в Асьюте резерв из пяти тысяч человек под командованием Ремрема, в то время как флотилия отправилась на север, к границе. Как только они достигли места назначения, Хуэй наблюдал, как флот бросает якоря через реку в боевом порядке. Костяк экипажа остался на борту, в то время как остальные моряки присоединились к пехоте на восточном берегу.
Сам царь отправился на север со своей царицей, их сыном и своей армией на королевской барже, поскольку его божественное присутствие поднимало дух каждого, кто был готов сражаться. Когда его судно причалило, фараон отважился сойти на берег, и в заброшенной деревне над полями, затопленными недавним наводнением, был разбит лагерь. Хуэй мельком увидел лишь изящную фигуру, плывущую впереди его советников, но, тем не менее, почувствовал себя смелее.
На краю лагеря Хуэй поселился в палатке вместе с Фаридом, одним из старших офицеров, которым Акх-Гор доверял больше всего. Ему не было никакой необходимости оставаться на борту своего судна в условиях блокады. Разведчики подтвердили, что у гиксосов нет собственного флота. Они не видели в нем необходимости.Они могли с такой легкостью принести смерть с суши.
- У тебя есть для меня новости? - прошептал Хуэй, как только они устроились в темноте.
– Это правда - египтянин едет с гиксосами, - пробормотал пустынный странник. - Я видел его собственными глазами во время разведки, и Кхиана тоже. - Он дал его описание. - Твой брат?
Это был Кен, Хуэй был уверен в этом.
- Умоляю тебя, никому не говори об этом.
Хуэй размышлял, представляя сценарии, в которых он мог бы захватить Кена в пылу битвы, задаваясь вопросом, как далеко он зайдет, чтобы отомстить своему брату.
Остаток ночи Тан провел на совещаниях, собирая силы. Астес, опытный генерал, был назначен командующим флотом. Сам Тан занял один фланг, а Кратас - другой. Тридцать тысяч самых опытных воинов находились под командованием Тана. Никогда Хуэй не видел столько людей, и некоторые из старых матросов на палубе говорили, что такая армия никогда не собиралась в долине Нила. Скоро прибудут еще тридцать тысяч под командованием Нембета, одного из старейших членов военного совета.
И тогда все будут трепетать перед величайшей армией в истории.
***
Хуэй очнулся от сна без сновидений.Он не знал, что его потревожило - Фарид по-прежнему мирно дремал, - но когда он высунул голову из палатки, то увидел фигуру, удаляющуюся к холму за лагерем. Это был Таита, тот мудрый евнух, который, как узнал Хуэй, пользовался большим уважением у самого фараона. Почувствовав, что ночь начинает светлеть, Хуэй понял, что ему больше не будет покоя, поэтому он выполз и последовал за ним.
На вершине он лег на живот вне поля зрения Таиты, который осматривал равнину Абнуб. На реке на воде мерцали огни кораблей и клубился слабый туман.
Таита смотрел на восток, и Хуэй проследил за его взглядом. Первые лучи солнца мерцали над пустыней, пески были цвета перьев ибиса, дюны отбрасывали полосы лиловых теней на свои западные изгибы. Хуэй почувствовал, как его чувства зазвенели. Что-то было не совсем правильно с этим мирным видом, и он, прищурившись, посмотрел вдаль. Что-то было не так с этим мирным видом, и он прищурился вдаль. На горизонте под голубым океанским небом низко висело охристое облако. Пока Хуэй смотрел, облако увеличилось, и он понял, что оно несется к ним.
Хуэй вскочил на ноги за мгновение до того, как Таита предупреждающе вскинул руки. Огни вспыхнули над пустыней, и Хуэй почувствовал озноб, когда понял, о чем это сигнализирует - солнечные лучи отражались от полированных бронзовых клинков и щитов.
Гиксосы атаковали.
Хуэй уставился на облако, пораженный скоростью его движения, и понял, что это атака колесниц. Но сколько же их было, чтобы поднять столько пыли?
Когда Хуэй спустился по склону холма к лагерю, уже звучали боевые трубы. Люди сбились в кучу, выхватывая мечи, копья и доспехи. Группа людей с грохотом пронеслась мимо него в противоположном направлении, и он увидел, что это рабы фараона несли царя на вершину холма. Его трон был установлен там, чтобы он мог наблюдать за разворачивающейся битвой.
Тан подготовился к этому так, как мог только Акх-Гор. Его подразделения уже выстраивались в строй - копейщики впереди, стена щитов встала на место; затем лучники с натянутыми луками, а за ними мальчики с колчанами, чтобы пополнять запас стрел. В тылу быстрые и подвижные мечники ждали, когда их развернут для зачистки.
Хуэй восхищался этими ужасающими рядами, но все же он чувствовал дрожь беспокойства. Силы были огромны, но армия Нембета все еще не прибыла.
Он посмотрел на клубящиеся облака, и его тревога переросла в знакомый ужас. Колесницы вырвались из охряной пыли – двадцать, сто, тысяча, золото на их изогнутых бортах вспыхнуло в свете рассвета. У Хуэя перехватило дыхание. Они мчались, как корабли,