class="empty-line"/>
- Моя сестра и Ахура... - начал Хуэй, слова почти застряли у него в горле. - Я должен привести их сюда, на западный берег, где они будут в безопасности.
- Я тоже так думаю. Но ты должен действовать поспешно. Гиксосы наступают на город, а наши силы недостаточно велики, чтобы встать у них на пути. Скоро ты почувствуешь, как содрогается земля".
- А мой брат?
- Он едет с Кхианом. Я видел его своими собственными глазами. Как ты знаешь, царь гиксосов уважает Кхиана и выбрал его в авангард нападения на Фивы.
Представить себе, что Кен так близко после стольких лет! Может ли Исетнофрет быть далеко отсюда? Возможно, теперь боги решили, что настало время отомстить им, ведь они столько раз убеждались, что его попытки не увенчались успехом. Хуэй возносил молитву Гору, путешествуя по водам.
- Я всегда буду у тебя в долгу, - сказал он Фариду. - Нет слов, которые могли бы передать мою благодарность за риск, на который ты пошел.
Пустынный странник уставился на него с непроницаемым лицом.
- Это то, что мы делаем, - сказал он.
Прежде чем он успел спросить, что он имел в виду, Фарид отвернулся и зашагал к людям, входящим в некрополь.
- Мы встретимся снова, когда ты вернешься со своими близкими, - сказал он, не оглядываясь.
***
Черная вода журчала вокруг носа гребной лодки. Золотые полосы колыхались вдоль кромки реки впереди, и фонари над ними горели на набережной. Пот выступил на лице Хуэя и пропитал его килт, когда он налегал на весла, преодолевая сильное течение, направляясь к этим приветливым огням, но его сердце бешено колотилось. Вдалеке послышались раскаты грома, который не был громом. Он гремел в сторону Фив быстрее, чем он мог себе представить, обещая бурю, которая смоет их всех. Времени было мало.
Как только он подплыл к причалу, Хуэй привязал лодку и поднялся по каменным ступеням из воды на причал. Ни один матрос не валялся на тюках, не пил и не смеялся. Вдоль причала не было пришвартовано ни одного судна. Только напряженная тишина висела над набережной. Должно быть, до города дошли слухи о том, что происходит.
Хуэй наклонил голову, прислушиваясь, и почувствовал тошнотворную дрожь в нутре, что грохот уже близко. Звуки, составляющие его, поднимались из тумана: грохот колес колесниц, стук копыт, рев десятков тысяч голосов, кричащих в эйфории от грядущей победы. Это войско было так велико, что казалось, будто земля дрожит под его ногами.
Он бросился по дороге к речным воротам. Он как мог быстро нашел лодку и отплыл от западного берега, но он был недостаточно быстр, он видел это сейчас. Но что он мог сделать? Бросить свою сестру и Ахуру? Пренебречь надеждой на то, что ему удастся вырвать Камень Ка из рук матери?
Его ноги стучали по известняковым плитам, на которых обычно кипела жизнь: богачи прогуливались, чтобы подышать воздухом, купцы торговались, подмастерья играли в сенет на нацарапанной на них сетке, вереницы смеющихся шлюх пытались поймать взгляды речников. Теперь только теплый ветерок доносил вонь помоев из бедных кварталов.
Когда Хуэй закрыл ворота, буря разразилась. Колесницы внезапно понеслись по речной дороге нескончаемым потоком. Замелькали рукоятки кнутов. Кони мчались с еще большей скоростью. Их было так много. Судя по словам Тана, остальная часть армии должна была войти в Фивы с восточной стороны, окружить их и взять в осаду, чтобы выбить жизнь из величайшего города во всем Египте.
Теперь уже слишком поздно для всех, кто укрывается здесь, и для Хуэя тоже. Как только он окажется внутри, он попадет в ловушку. Он пожертвовал собой, и напрасно. Он не сможет спасти Ипвет и Ахуру. Но, по крайней мере, он умрет вместе с ними.
Он побежал дальше. Ведущая колесница быстро приближалась по широкому открытому пространству слева от него. Когда Хуэй оглянулся, он увидел, что человек, направляющий ее, был не кто иной, как Кхиан, его орлиный профиль был четким в свете лампы. Он смеялся как сумасшедший, его взгляд был прикован к воротам впереди.
Из-под его колес поднялась пыль, а затем Кхиана обогнал всадник, и Хуэй увидел, что это его брат. Кен низко склонил голову над шеей зверя, его темные черты лица были полны холодной решимости. Камень Ка будет гореть в его сознании.
Хуэй почувствовал, как у него похолодело в животе, когда он впервые увидел брата за, казалось, целую вечность. Кен овладел лошадью, как, казалось, овладел всем, но Хуэй все еще не мог поверить в предательство своего брата – в то, что он предаст свой собственный народ, и все это ради жажды власти Исетнофрет.
И тут Хуэй увидел, как глаза брата метнулись к нему и в мгновение ока встретились с его собственными. Черты лица Кена исказились от отвращения. Он еще сильнее пришпорил своего скакуна, призывая его к большей скорости, и направил его к Хуэю. Кен обнажил меч, высоко взмахнув им.
Впереди большие ворота, которые всегда оставались открытыми, начали с грохотом закрываться.
Ноги Хуэя горели, но все его силы были направлены на то, чтобы прорваться вперед. Он чувствовал, как Кен скачет все ближе, и почти ощущал желание брата сбить его с ног, пока он бежит. Хуэй не смел оглянуться и ни на мгновение не замедлял шаг.
Он представил, как стражники упираются плечами в ворота по ту сторону. Одна за другой лампы внутри гасли, когда огромный портал захлопывался.
Удары копыт раздавались все ближе, пока у Хуэя не закружилась голова от этого стука. Его шею покалывало при мысли о глубоком уколе лезвия, и среди агонии последних ощущений он услышал смех Кена.
А потом он проскочил через щель и растянулся на каменных плитах, когда ворота закрылись за ним.
Огромный брус с грохотом опустился на свою стойку.
Хуэй прижался к камню лицом вниз, моргая от слез, втягивая воздух в свои пылающие легкие. Пока что в безопасности. Затем, с трудом веря, что выжил, Хуэй поднялся на ноги и смахнул с себя пыль. Глядя на ворота, он представил себе, как его брат в ярости кричит и потрясает кулаком от того, что ему отказали... в чем? В мести? Хуэй ничего не сделал Кену. Должно быть, эта ненависть так долго горела в