href="ch2-914.xhtml#id645" class="a">[914]. Представления Каценелинбойгена и его группы отличались как от типичной марксистской (в советском измерении) академической политэкономии (точнее, вовсе не использовали предлагаемую там систему координат и терминологии), так и от прорыночных идей, развиваемых последователями Якова Кронрода (о котором речь пойдет ниже). Фактически речь в них шла о создании новой и глобальной математически рассчитанной системы управления плановой экономикой.
Однако у ее авторов на практике был довольно скромный опыт и немного материала для расчетов. Они, собрав информацию о конкретных операциях небольших групп рабочих на малых и средних предприятиях, первоначально выдвигали предложения об оптимизации там производственных процессов, а затем сразу переходили к концептам перестройки экономики в масштабах страны. С современной точки зрения это было как заявка начинающих бизнес-консультантов с большими амбициями. Вот они постояли бы с секундомерами рядом с рабочими во время выполнения рутинных операций и посоветовали дирекции объединить в одном цехе два производства, находящихся доселе в разных крыльях завода, а затем, построив на основе полученной на заводе информации красивые модели на чертежах, они бы сразу выступили с предложением создать на уровне Совета министров «Бюро» по комплексному развитию тех или иных групп отраслей. Это, собственно, и есть то, чем в реальности занималась группа Каценелинбойгена и ЦЭМИ в целом.
После трех десятилетий господства сталинской политэкономии в экономических науках подобная деятельность и идеи в академической среде выглядели свежо. Но для практических экономистов в правительстве, тем более озабоченных чрезмерным планированием, подобные взгляды и предложения выглядели неприемлемыми. О чем, например, Федоренко твердо заявил председатель Госплана Байбаков[915], как сказано выше, опиравшийся прежде всего на ведомственные институты Госплана, оперирующие понятиями народно-хозяйственных балансов. С другой стороны, в ЦЭМИ было много классических экономистов вроде неоднократно упоминавшегося выше специалиста по бюджетному балансу Виктора Белкина, к которым охотно прислушивались в Госплане и Совмине[916].
Тем не менее на фоне готовящейся реформы в Госплане в 1964–1965 годах был создан отдел по внедрению экономико-математических методов в народное хозяйство. Заместителем руководителя там стал давний сотрудник лаборатории Немчинова Всеволод Пугачев. После того как он в 1966 году вернулся в ЦЭМИ, на его место пришел еще один давний сотрудник Немчинова и ЦЭМИ Владимир Коссов. Этот специалист по межотраслевым балансам в дальнейшем сделал значительную карьеру в Госплане и в итоге возглавил в качестве члена коллегии весь информационный блок этого учреждения (см. раздел «Насколько была доступна информация…» во второй части).
Работы группы Каценелинбойгена, ЦЭМИ и Аганбегяна (о котором ниже) развивали идеи математика (вундеркинда, родившегося в интеллигентной еврейской семье в Петербурге) и экономиста Леонида Канторовича (1912–1986). Тот далеко ушел от марксистской методологии, занимаясь применением математических расчетов для решения прикладных экономических задач. В основном он занимался расчетами оптимальных соотношений в многократно повторяющихся трудовых операциях, что позволяло ему говорить о возможностях «оптимального планирования»[917]. В 1958 году его избрали членом-корреспондентом АН СССР (с 1964 года — академик), с 1960 по 1971 год он жил в Новосибирском академгородке, где занимал должность заместителя директора Института математики СО АН СССР. С 1971 года он работал в Институте управления народным хозяйством Государственного комитета Совета министров СССР по науке и технике и в 1975-м получил Нобелевскую премию по экономике за теорию оптимального распределения ресурсов.
Его последователи — это новый тип экономистов, появившийся (или возродившийся) в СССР, которые активно работали с математическими моделями и пользовались для своих расчетов появившимися компьютерными мощностями, напрямую заимствуя западные программы и методы[918].
Эти новые методы анализа не просто находили понимание у «естественников», доминирующих в АН СССР, прежде всего у ее председателя Мстислава Келдыша — потомственного дворянина и внука двух царских генералов[919]. Они завоевывали сторонников и в политической и военной элите, прислушивавшейся к мнению ученых, когда речь шла о новых технологиях. Все это проходило в обстановке торжества кибернетики как науки, доказавшей свою полезность и необходимость после облыжных обвинений 1950-х годов. Кибернетика и ЭВМ все более активно использовались и в оборонной отрасли, и в промышленности и активно проникали в систему государственного управления.
Экономико-математическое направление поддерживала армейская верхушка, поскольку эти методы были важны для выявления возможности конвертируемости хозяйства на военные нужды на базе модели межотраслевого баланса, а также для размещения различных объектов и т. п. Так, стало достоверно известно, что прагматические возможности использования экономико-математических методов в военном деле дали основание начальнику генерального штаба, маршалу Матвею Васильевичу Захарову, позвонить Петру Ниловичу Демичеву, секретарю ЦК по идеологии, с просьбой поддержать эти методы[920].
Однако и на этом фронте существовала конкуренция. Например, в начале 1960-х годов известнейший советский математик Андрей Колмогоров (внук предводителя угличского дворянства по материнской линии, сын агронома из духовного сословия) через коллег обратился к набиравшему известность Каценелинбойгену с предложениями о совместной работе. Он хотел отодвинуть Канторовича с позиции лидера экономико-математического направления и возглавить его со своими установками. Однако после двух продолжительных бесед с Каценелинбойгеном Колмогоров отказался от идеи сделать нечто новое в экономической сфере[921].
Куда более серьезным и систематическим лоббированием с конца 1950-х годов занимался киевский кибернетик, директор Института кибернетики АН УССР (1962–1981), академик АН СССР (1964) Виктор Глушков (сын горного инженера, окончившего Екатеринославский политехнический институт, из старинного казацкого рода, мать — бухгалтер). Он пробивал в правительстве и ЦК КПСС проект создания Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации (ОГАС). Она должна была являться сетью региональных центров сбора информации, необходимой для принятия экономических решений, соединенных в вертикально и горизонтально интегрированные сети. То есть она фактически должна была заменить собой Госплан и Госснаб, в точном соответствии с декларируемой идеей о плановости советской экономики, а значит, и о рациональном распределении информации и ресурсов[922].
Этот проект к 1964 году взял под свою опеку Косыгин, однако он много раз пересматривался, в том числе по причине жесткой позиции, занятой министром финансов СССР Василием Гарбузовым. Финальное решение по его поводу было вынесено в 1970 году на заседании Политбюро. Предлагаемый Глушковым проект создания еще одного государственного ведомства — Государственного комитета по совершенствованию управления (Госкомупра), который должен был руководить ОГАС, и организации при нем «научного центра» из 10–15 институтов — закончился в итоге формированием Главного управления по вычислительной технике при ГКНТ и Всесоюзного научно-исследовательского института проблем организации и управления (ВНИИПОУ)[923]. Вполне возможно, что это они в итоге занимались разработкой упомянутых выше информационных систем для Госплана и ВПК — «Документ» и «Контур», а также ведомственных систем сбора информации.
Центральную