упомянутого выше Владимира Венжера), основатель Новосибирской экономико-социологической школы, в 1987 году стала основателем и руководителем первого крупного социологического агентства — ВЦИОМа. Она тоже сыграла активную и публичную роль в продвижении идей экономического плюрализма.
Валентин Павлов утверждает, что против СОФЭ одновременно выступили два непримиримых по всем прочим вопросам оппонента — неформальный лидер «товарников» Яков Кронрод и лидер «антитоварников» Николай Цаголов. «Оба считали СОФЭ именно „лысенковским чудом“, утверждая, что эта теория может привести страну к социально-экономическим катаклизмам». После этого СОФЭ, хотя ее активно поддерживали в ЦК, «быстро захирела» и, выпустив 10-томный отчет, «испустила дух»[938]. О Цаголове мы поговорим в следующей главе, Кронрода пора представить читателю.
Кронрод и его «товарники» в 1960-е годы
Суть идей лидера «товарников», заведующего сектором общих проблем политической экономии социализма Института экономики АН СССР Якова Кронрода состояла в том, что обмен части произведенного предприятиями товара за реальные деньги мог бы существовать в качестве дополнения малоповоротливой системы государственного планирования[939].
Яков Кронрод родился в 1912 году в г. Алексин Тульской области[940], окончил философский факультет МГУ, но в молодости находился на практической работе — с 1931 по 1940 год он работал в Госплане и ЦСУ. Затем был постоянным сотрудником Института экономики, за исключением службы в армии в годы войны, отмеченной двумя орденами[941].
Каценелинбойген вспоминает:
Это был культурный человек, он регулярно читал западные газеты в спецхране института и, пожалуй, был одним из самых ярких экономистов марксистской школы[942].
Сектор Кронрода был весьма значителен и по размеру, и по академическому «весу» его сотрудников:
В этом секторе в начале 1960-х годов работали такие представители старшего поколения экономистов, как К. В. Островитянов, А. И. Ноткин, М. Я. Сонин, В. Г. Венжер, В. М. Батырев, Е. Л. Маневич, М. З. Бор, Н. К. Каратаев, М. В. Колганов, П. С. Мстиславский, Г. М. Сорокин и другие. Была в секторе и большая группа представителей «среднего поколения» — Т. И. Заславская, П. Г. Олдак, С. А. Хавина, Р. В. Алексеева, А. П. Воронин, В. М. Москович. Молодежь сектора в то время представляли Л. В. Никифоров, Б. В. Ракитский, В. М. Рутгайзер, А. К. Захаров, Л. П. Гринева, К. К. Вальтух и другие[943].
Они производили большой объем научных публикаций и также готовили «материалы директивным органам»[944].
Наиболее радикальная часть «товарников», развивая идеи Кронрода, считала, что вообще прибыльность предприятия могла бы быть критерием его эффективности. Подобная позиция, с одной стороны, была шагом вперед в направлении рыночной экономики по сравнению с установками оппонентов, ставящих экономику в подчиненное положение по отношению к идеологии и социальным задачам[945]. С другой стороны, по факту «товарничество» всего лишь призывало легализовывать в рамках советской экономической науки и так существующие в СССР практики работы предприятий, которые в сфере, например, потребительских услуг и торговли были ориентированы на получение прибыли, и именно прибыль была основным критерием[946]. В самом развитом варианте эта позиция призывала вернуться к тому варианту экономики, которая была заложена Сталиным в 1930-е годы и просуществовала до хрущевских экономических реформ начала 1960-х годов.
Кронрод был не единственным «товарником» в Институте экономики, но самым влиятельным. На идеях Кронрода работали многочисленные ученые в исследовательских центрах в Москве и Новосибирске. В целом это была значительная и активная группа, получавшая образование в одних и тех же вузах, у довольно узкого круга педагогов. У ее участников были схожие интересы, которые базировались прежде всего на использовании эконометрических и математических методов оценки экономики. Они связывали свои надежды на прогресс в данной сфере с дальнейшими результатами использования электронно-вычислительных машин. Правительство СССР, экономические ведомства, Академия наук, а также крупные корпоративные заказчики довольно щедро финансировали их разработки, надеясь получить советы, которые позволили бы обосновать и развить «хозяйственную реформу» и в масштабах советской экономики (отдельных отраслей, крупных предприятий) получить большую экономию и прибыль и тем самым окупить все расходы на экономистов.
Однако в ядре его теории оставались экономические методы управления, повышение материальной заинтересованности экономических субъектов, а не улучшение управления ими со стороны внешнего административного аппарата, пусть и пользующегося современной компьютерной техникой. Каценелинбойген вспоминает о Кронроде:
К экономико-математическим методам он относился неприязненно и открыто это выражал в печати[947].
В 1968 году два лидера направлений в советской экономической науке получили шанс выяснить отношения, что и произошло на прогулке в санатории. Как показалось Каценелинбойгену, Кронрод подтвердил возможность наличия разных позиций в данной сфере. Но вполне возможно, что Каценелинбойген просто услышал то, что хотел услышать.
Через пару месяцев после нашей «экономико-математической прогулки», в мае 1968 г., праздновалось 150-летие со дня рождения Карла Маркса. Торжественная конференция происходила в большом актовом зале Института экономики. Кронрод выступал там с докладом. В ходе своего доклада Кронрод потрясал нашей книгой по оптимальному планированию и со свойственным ему пафосом восклицал, что мы хороним марксизм[948].
В отличие от сложных (и в итоге тупиковых) математических методов и теорий, которые в 1960-е годы разрабатывались в ЦЭМИ, идеи и терминология Кронрода и его соратников были понятны за пределами физико-математического сообщества, поэтому ими вооружились экономические публицисты крупных советских СМИ, о которых речь пойдет ниже. В своих статьях они опирались на авторитет ученых как на легитимный источник знания и терминологии.
При посредничестве СМИ то, что ранее было изложено в ведомственных бумагах, поступавших из ЦЭМИ и Института экономики в органы власти, или обсуждалось на малочисленных академических семинарах, стало политикой, затрагивающей интересы крупных отраслевых сообществ. Ученые фактически стали вмешиваться в вопросы распределения ресурсов и власти. Дополнительным (но негласным) источником раздражения было то, что ученые, на которых ссылались журналисты, были евреями: в исполнительных органах власти, проводящих скрыто антисемитскую кадровую политику, это воспринималось втройне негативно.
Все это привело в начале 1970-х к разгрому Института экономики, о котором мы поговорим ниже, в разделе, посвященном Сергею Трапезникову и Отделу науки.
Экономические публицисты, отстаивающие позиции «товарников»
Идеи «товарников» были восприняты довольно обширной группой журналистов, писавших на экономические темы. Они поддерживали любые меры по либерализации, в том числе и «косыгинские реформы». Эти люди имели разное образование, в том числе экономическое, и в некоторых случаях они были не менее компетентны, чем академические специалисты. Имея схожее образование, они много общались с реальными людьми, субъектами экономической деятельности, властными органами. Они расследовали конкретные экономические кейсы, добывая и сопоставляя актуальную информацию из разных источников.
Несмотря на уверенность многих наших современников, что в советских газетах писали сплошную ложь, фактическая сторона дела, как правило, — во всяком случае в экономических вопросах — во многом совпадала с действительностью. Цифры публиковались