и вузах. А главное, они работали в экономических отделах на производстве, то есть имели реальный опыт знакомства с советской экономикой и промышленностью. Так же было и со способными (и даже талантливыми) евреями-математиками, изгнанными из престижных вузов и институтов. Поскольку в условиях дискриминации и увольнений им приходилось искать работу или часто ее менять, между ними была налажена сеть знакомств, которую Каценелинбойген отчасти описывает, упоминая десятки имен своих знакомых. В частности, за счет этих связей он сам мог собирать малодоступный формальным путем материал по производительности труда на предприятиях гражданского машиностроения. Через личные связи он даже в конце 1950-х годов нашел резервные мощности ЭВМ для необходимых расчетов[880].
«Сверхпредставительство» евреев в сфере экономической науки было не только формой компенсации «особо важным» представителям народа за дискриминацию и исключение из политической жизни и многих управленческих сфер. Анализ биографических траекторий представителей советской политической и управленческой элиты, которым занимается автор, наглядно показывает значительное сохранение семейных интересов, передающихся из поколения в поколение. Если значительная часть русских сотрудников Отдела плановых и финансовых органов аппарата ЦК КПСС вышла из семей мелких предпринимателей и управленцев средних предприятий дореволюционного времени, то неудивительно, что евреи из таких же семей также испытывали интерес к экономической сфере и стремились получить соответствующее образование[881].
И здесь есть один важный, на взгляд автора, аспект. Дело в том, что родители (и другие старшие родственники будущих студентов, а потом ученых-экономистов) если не принадлежали к дореволюционному высшему классу собственников и бизнесменов, то чаще всего становились предпринимателями по причине необходимости кормить семью после миграции в крупные города. С окончанием НЭПа масса уцелевших после «чисток» мелких предпринимателей заняли «хлебные» должности в тех государственных предприятиях, которые позволяли получать незаконные доходы, компенсирующие нищенские зарплаты. Среди них были руководители и инженеры официально существующих артелей, заготовители, агенты снабжения, организаторы распространения билетов на культурные мероприятия, начальники и заместители начальников транспортных предприятий, складов, ремонтных мастерских и предприятий бытового обслуживания, торговые работники. Все это была квазирыночная деятельность, осуществляющаяся на границе легальной и теневой экономики. Разумеется, ненормальная с точки зрения обычного предпринимательства и преступная с точки зрения советского законодательства[882].
Здесь уместно предположить, что личные знания или наблюдение за подобной ситуацией в 1930–1950-е годы подспудно или прямо повлияли на представления о нужном и должном как минимум у части советских экономистов с условно «прорыночными» убеждениями. Фактически их деятельность в 1960–1980-е годы свелась к возвращению экономики во времена НЭПа, когда частная инициатива, существовавшая в рамках советской системы, была легальна и полезна всем сторонам процесса.
Ведомственные и научные институты, обслуживающие плановую экономику
Помимо общеэкономических и тематических академических и припартийных институтов при каждом общесоюзном экономическом органе создавались свои собственные научно-исследовательские институты. Эти институты были нужны для обеспечения методической и информационной поддержки. Также они занимались научной разработкой (или координацией такой разработки с другими институтами) тем, важных для ведомства. Эти институты начали появляться в 1950-е годы, но основная их часть была создана уже в 1960-е годы.
Центральную роль тут играл Научно-исследовательский экономический институт (НИЭИ) при Госплане, организованный в 1955 году. Его специализацией была методология народно-хозяйственных планов, макроэкономическое прогнозирование, повышение эффективности народного хозяйства. «НИЭИ выполнял концептуальные работы, призванные определить направления развития экономики СССР»[883]. Первым директором института (1955–1975) был Анатолий Ефимов, сделавший ставку на разработку межотраслевого баланса. Эта работа наследовала трудам советских экономистов 1920-х годов круга Александра Чаянова и Николая Кондратьева, которые были отвергнуты с эпохой индустриализации, требовавшей форсированного развития отдельных отраслей, продиктованного политической волей.
В НИЭИ было создано два центра подготовки прогнозов. Был организован сектор прогнозирования во главе с А. И. Анчишкиным и Ю. В. Яременко. Вторым центром руководил доктор экономических наук, заместитель директора В. Н. Кириченко. Конкуренция, считал А. Н. Ефимов, — это всегда хорошо. Различия между центрами были. А. И. Анчишкин опирался на исследования структурных сдвигов в экономике, проводимые Ю. В. Яременко на базе межотраслевого баланса, и на методологию факторного анализа, которую создал и успешно применял на практике. У В. Н. Кириченко такой базы не было. Он больше опирался на опыт развитых стран, приспосабливая его к российской действительности[884].
Собственно, Вадим Кириченко и стал в 1975 году следующим директором института и проработал в этой должности до 1986 года. В перестройку он руководил Экономическим управлением Совета министров СССР (1987–1989), а потом возглавлял Госкомстат СССР[885]. Среди сотрудников Института, привлеченных Кириченко, были многие будущие известные реформаторы эпохи перестройки, а тогда, в 1960-е годы, — сторонники «косыгинской реформы»: Николай Петраков, Станислав Шаталин, Олег Богомолов, а также известные в профессиональной экономической аудитории доктора экономических наук Владимир Майер, Павел Литвяков, Владимир Костаков, Феликс Клоцвог, Борис Плышевский. Богомолов, Литвяков и Плышевский позже работали в аппарате ЦК КПСС.
Обширная тематика открытых к публикации работ института подробно изложена во второй описи фонда института в Российском государственном архиве экономики, где даются названия сотен проводившихся им в 1950–1970-е годы исследований[886].
Математик и самиздатский поэт Илья Иослович, работавший в НИЭИ в 1960-е годы, оставил живые воспоминания об этом времени:
Институт был придворной организацией при Госплане. В институте работало несколько интересных людей. А. И. Анчишкин и Ю. В. Яременко впоследствии стали известными экономистами и академиками. Они последовательно, один после другого, возглавляли Институт народнохозяйственного прогнозирования АН СССР. До этого они, как это называлось, долгое время «работали в трюме», готовили материалы для Госплана, писали докладные записки в ЦК. Анчишкин умер в 1987 году, а Яременко в 1997-м. <…> Яременко в свое время окончил Пекинский университет и прекрасно знал все, что относилось к китайскому пути развития. Это не пригодилось, осталось без применения. Они оба, в общем, были не «рыночники», т. е. считали, что не в рынке дело и не с него надо начинать[887].
Сам Иослович работал в отделе математических методов, который возглавлял Эмиль Ершов.
На основе некоторых идей Вальтуха[888] Эмиль сконструировал двухсекторную модель «потребление — накопление», а я решил соответствующую задачу динамической оптимизации. В этой модели, в отличие от множества других, оптимальная стратегия заключалась в том, чтобы избыток ресурсов над необходимым сбалансированным уровнем накопления тратить на потребление. Это резко отличалось от всех предшествующих призывов жертвовать всем ради далекого будущего счастья. Эту модель мы представили на конференции по народно-хозяйственному моделированию, которая прошла тоже в Академгородке, но уже в мае 1967 года. Это был пленарный доклад, и он прошел с большим успехом[889].
Вся эта группа экономистов отстаивала идею, что большая доля национального дохода