Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

«В воскресенье 27 декабря 1598 года, в день св. Иоанна, проповедник в Сен Жемсе говорил, что во Франции мало св. Иоаннов, но Ироды очень умножились: Шавакьян сказал по этому предмету, что то опасное чудовище – блудница при дворе короля, причинившая много зол, особенно когда поддерживали ей подбородок.

Испуганная этими упреками, еще более напуганная мрачными предсказаниями, Габриэль проводила целые ночи в слезах.

По-видимому, с ее стороны было бы всего проще сказать королю: «не будем венчаться».

Но найдите женщину, которая отказалась бы от короны.

Дело близилось к Пасхе. Герцогиня уже четыре месяца беременная четвертым ребенком, и «очень обеспокоенная этой беременностью», говорит Сюлли, отправилась в конце поста в Фонтенебло с королем. Приближалась Пасха; нужно было расстаться. Этого требовал ее духовник Рене Генуа, а Генрих чувствовал справедливость этого требования и необходимость сохранить в чистоте священные дни.

Здесь мы даем слово наивному, но часто трогательному автору Les Amours de Henri IV.

«Как есть некоторые старые болезни, которые возобновлением страдания предвещают перемену погоды, также существуют нежные любящие сердца, предчувствующие угрожающие им несчастья.

Герцогиня, как будто предвидя свою будущность, с большим трудом рассталась с королем, со слезами на глазах препоручая ему своих детей.

Она села на корабль в Мелюне в великий вторник и очень рано прибыла в Париж. Король просил ее, чтобы она поселилась у Себастиана Замета. Король любил его и фамильярно называл его Севочка.

Замет с особенной заботливостью принял герцогиню и доставлял ей мясо, до которого она была охотница.

На другой день она отправилась к заутрени в Сент Антуан, ее сопровождали г-жа и девица Гиз, дочери и маршал де-Рец. Она отправилась в носилках, а прочие дамы в экипажах. Капитан гвардии постоянно находился у дверей ее носилок и проводил ее в капеллу, которая была назначена для того, чтобы скрыть ее от взоров народа, и чтобы толпа не стесняла ее.

Наша святая (Габриэль) не настолько была занята небесными делами, чтобы не думать о земных. Она показала мадмуазель де-Гиз письма полученные ею из Рима, которыми ее уведомляли, что столь близкое ее сердцу дело скоро будет кончено. Она показала ей два других полученные ею в тот же день от короля, в которых было столько знаков нежности и нетерпения видеть ее королевой, что она должна была быть довольной. Государь писал ей, что он послал в Рим Дю-Френа, государственного секретаря, на которого она смотрела как на свою креатуру. Он женился на одной из ее близких родственниц, и она была уверена, что он не побрезгует ничем, чтобы победить медленность его святейшества.

«По окончании службы она возвратилась к Замету. Одни говорят, что она упала в обморок в церкви и ее перенесли к Замету, где она, во время прогулки в саду, была поражена апоплексией. А когда страдания ее облегчились, ее перенесли к г-же де-Сурди, ее сестре, близ Сен Жермен-Оксеруа, как будто дом Замета был причиной ее болезни.

Она попросила мадмуазель де-Гиз сопровождать ее. Между тем г-жа де-Бофор отправилась вперед, и когда мадмуазель де-Гиз явилась, она нашла герцогиню раздевавшейся и жаловавшейся на головную боль.

Едва она легла в постель, как впала в конвульсии, от которых была избавлена только лекарствами. После того как она пришла в себя, она захотела написать королю, но новые конвульсии помешали ей окончить письмо. Когда они прошли, ей подали письмо короля, которого она не могла прочесть, потому что впала в то конвульсивное состояние, которое окончилось смертью. Сильные страдания заставали ее разрешиться от бремени мертвым ребенком а в субботу по утру она умерла, как можно судить, не приходя в сознание.

Любовные письма Генриха IV во Франции пользуются популярностью вот уже 400 лет.

Об этой смерти говорила различно, как обыкновенно говорят о смерти знатных. Папа полагал, что это было действие его молитв. Другие говорят, что дьявол обрек ее на эту смерть, потому что она предалась ему, чтобы пользоваться милостями короля.

Иные входили в частности и говорили, что в последний вечер ее жизни, она приказала одной из своих приближенных, мадемуазель де ла Бретоньер, которая обыкновенно спала в ее комнате, чтобы она не тревожилась в течение ночи, если услышит шум, и не покидала своей постели; что, на самом деле, эта девица слышала ночью ужасный шум, похожий на тот, который происходит во время драки; что следуя приказанию своей госпожи, она осталась неподвижной и на другой день нашли, что г-же де Бофор перерезали горло.

Как бы то ни было, но после своей смерти, она была так отвратительна и лицо ее было так искажено, что без ужаса на нее нельзя было смотреть: и быть может это обстоятельство подало ее врагам повод объявить, что она была в сношениях с дьяволом. Чтобы украсить эти сказки, прибавляли, что герцогиня задолго знала о том, каков ее будет конец, и что однажды, прогуливаясь в Тюльери, она встретилась со знаменитым магом, предсказывавшим хорошую будущность придворным дамам; что она захотела узнать свою участь, что маг, от которого она настойчиво требовала объяснения, отвечал ей, что её положение так высоко, что ей нечего более желать; она продолжала настаивать, чтобы он по крайней мере сказал ей, каков будет ее конец.

Наконец этот человек, отвечал, чтобы она взяла свое зеркало, и в нем увидит все, что удовлетворит ее любопытство. Герцогиня исполнила это и увидала демона, схватившего ее за горло; она была так испугана этим, что без чувств упала на руки одной из своих служанок».

* * *

А что сделал Генрих IV, узнав что та, которую он любил, перестала существовать?

Он сделал то же, что делали, делают и будут делать всегда в подобном случае те люди, которых народное выражение назвало гостеприимными сердцами. Генрих IV стонал, плакал, он не выходил на люди в течение пяти или шести недель.

Он написал её сестре, герцогине де Бар, приславшей ему прелестное успокоительное письмо, «что корень его любви увял и никогда не возродится.»

О Гасконец! О великий обещатель на словах жареных голубей!

Это было 18 апреля 1599, через пять дней после смерти Габриэля, когда Генрих начертал эти слова.

А 6 октября «тот же Генрих написал Генриэтте д’Антраг первое любовное письмо. 17-го декабря, флорентинка, портрет которой внушал страх Габриэли, – Мария Медичи, была соединена с королем, подарил ей драгоценности и бриллианты Габриэли, купленные у наследников последней по дешевой цене.»

* * *

Луиза Лабэ («Прекрасная канатчица»)

Луиза Лабэ родилась в Лионе, втором городе Франции, 25-го апреля 1527 года.

Отец её звался Пьером Шарли, по прозвищу Лабэ. К чему это прозвище? Никто не знает. Вероятно Лабэ употреблено вместо l’аbbe (аббат) и отец Прекрасной канатчицы был обязан этим прозвищем, которое наконец заменило его фамилию какому-нибудь сходству в походке, физиономии или разговоре с одним из начальников монастыря. Во всяком случае, если Пьер Шарли, по прозвищу Лабэ, имел в себе нечто религиозное, то совершенно светское воспитание, данное им дочери, вовсе не доказывает этого.

Чем он занимался в юности и каково было его состояние – также неизвестно. Точно также ничего неизвестно о его жене. Ни в одном месте ле-дю-Вердье не говорят о матери Прекрасной Канатчицы, и сама она в своих записках хранит об этом глубокое молчание.

Известно только, что у Пьера Лабэ был друг Эннемонд Перэн, занимавшийся канатным ремеслом, один из самых богатых торговцев такого рода во всём городе. Эннемонду Перэну было сорок пять лет, когда Луиза явилась на свет; он был вдов и не имел детей; без сомнения ему нравилось смотреть на дочь своего приятеля, как на свою собственную и обращаться с ней таким же образом, в ожидании, пока он не назовет её своей женою, чтобы передать ей всё свое состояние, когда он сойдет в могилу.

У Эннемонда Перэна было два или три дома в Лионе; тот, в котором он жил и где находились его мастерские, был построен около площади Белькур, в местности, где потом провели улицу, названную улицей Прекрасной Канатчицы. До семи лет любимым провождением времени Луизы было играть в мастерской с работниками. Уже в то время она знала названия различных снастей и могла отличить шкимушку от кабельтова[26]. Но снасти не могут составить счастья. Находка старой Библии – Библии бедных – эта находка определила ее направление.

Её папа Перэн, – она его звала также отцом, – сидел на лавке в саду; ребенок  подошел к нему и показывая на картинку, на которой двое святых разговаривали с открытыми ртами, спросила:

– Папаша, что это такое, эти двое добреньких?..

– Эти двое, крестница, – апостолы, или служители нашего Господа; Фома Дидим и Евангелист Матвей.

– Кто тебе сказал, что это апостолы и что их зовут…