Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

– Да!.. О! ты ведешь себя очень мужественно я отдаю тебе справедливость....Повторяю тебе, дай мне только вступить в Лувр; дай мне только сделаться королем Франции и ты увидишь какую прекрасную часть наш дорогой герцог де Бельгард получит от нашего пирога.

– Ей Богу! подумал, если не сказал Бельгард, – если бы в перспективе не представлялось этого пирога, я бы так легко не уступил бы тебе свою любовницу.

Наступило утро.

Вошел маркиз д’Эстре.

– Ваше величество уже удаляется?..

– Да маркиз; нас призывают важные дела…. Но мы будем ожидать, что вы отдадите нам наш визит.

– Если он приятен вашему величеству.

– Очень приятен. Вы явитесь с мадемуазель Габриэль. Ее прелести особенно пленили нас.

Будет сделано по желанию вашего величества,

– В Манте теперь общество благородных дам; мадемуазель Габриэль не соскучится.

Узнав об отъезде короля и его великого конюшего, Габриэль с сестрами, собравшись в большой зале замка, ждали минуты отъезда. Габриэль, рассерженная обманом, к которому она не привыкла, бледная после одинокой бессонной ночи, мадам де Баланьи и де Но – улыбающиеся.

Доводя до конца свою жертву, Бельгард не произнес ни слова, не переменялся, ни одним взглядом с Габриэлью. Габриэль предполагала, что он как-нибудь извинится перед ней, перед отъездом. Принужденное молчание глаз и уст ее любовника заставило ее призадуматься; тон голоса, которым Генрих IV произнес эти слова целуя ее руку: «До свиданья, мадемуазель; вам известно что нами решено с маркизом? Он на этих днях привезет вас в Нант.» – Этот тон и взгляд короля объяснили ей все. Король помешал Бельгарду прийти к ней ночью.

– А! так-так то!.. сказала она самой себе, отвечая церемонным поклоном на любезные слова Беарнца. – Ты влюблен в меня и как первый знак твоей страсти, ты разлучаешь меня с любовником!.. Ну, если я должна быть твоею, король, так только не завтра!..

* * *

Генрих IV пятнадцать месяцев ворковал около юбок мадемуазель д’Эстре прежде, чем мог похвастаться, что ему было дозволено развязать ей подвязки. Для этого было несколько причин и одной из главных была та, что Габриэль совсем не любила Генриха.

Не заботясь о короле, она делала в одно время счастливыми двоих: Бельгарда и Лонгвиля. И она была в состоянии сделать счастливыми даже троих. Она шла по матери: любовный труд не пугал ее.

Генрих IV, вернувшись в свою маленькую столицу, как он называл Мант, установил порядок для этой двойной связи. Лонгвиль и Бельгард, призванные каждый отдельно к его величеству, были предупреждены. Каждому из этих дворян Генрих объяснил, что его твердо принятое намерение заключается в том, чтобы больше не терпеть раздела, что он не затруднится ни чем, чтобы их не было в государстве, и что предмет его страсти дороже ему всех корон на свете.

Лонгвиль боле честолюбивый чем влюбленный, не захотел пожертвовать за нисколько часов любви немилостью и немедленно разорвал свою связь с Габриэлью.

Но Бельгард, полюбивший счастье, на которое он имел к тому же право старшинства, показывая готовность подчиниться королевскому ультиматуму, возмутился его деспотизмом. Он написал Габриэли отчаянное письмо, в котором говорил ей, что по приказанию его величества он не увидит ее, но вероятно умрет от этого…

Бельгард! ее дорогой Бельгард от безнадежности готовится сойти в могилу… Габриэль, прочтя это письмо, не сдерживалась более. Король пришел к ней…

– Государь, сказала она с необыкновенною живостью, – я жду и надеюсь, что меня не будут стеснять в моих привязанностях. Я люблю де Бельгарда, родители мои дозволили; он должен был назвать меня вскоре женой. Ваша власть не дает вам права разлучать два существа, соединенные одним чувством, и если вы воображаете покорить мое сердце варварством, вы жестоко ошибаетесь!.. Вместо любви вы возбуждаете во мне презрение ненависть к вам!..

* * *

– Но ventre-saint-gris! – воскликнул Генрих IV, подавленный этим потоком грубостей. – Если вы так любите де Бельгарда, для чего же вы изменяете ему для Лонгвиля?..

– Я изменяю Бельгарду для Лонгвиля?..Какой ужас!.. Кто сказал вам эту ложь, государь?

– Но все в Манте… и сам Лонгвиль, когда я говорил ему об этом, не стал отрицать…

– Мосье де Лонгвиль клеветник, а вы злы!.. Я не хочу вас видеть и больше не увижу!.. А! я научу вас как отнимать у меня любовника!.. прощайте!

Габриэль заперлась в своей моленной, из которой не хотела выйти, несмотря на все просьбы короля. На другой день, около полудня, Генрих надеясь найти ее более спокойной, отправился к молодой девушке. Что сталось с ним, когда он узнал, что она уехала в Кэвр с двумя лакеями, не предупредив ни отца, ни короля!..

Бедный маркиз д’Эстре был поражен таким неприличным против его величества поступком своей дочери.

Но Генрих не сделал ни того, ни другого. Путешествие в Кэвр в эту минуту было еще опаснее прошлогоднего. Не заботясь об опасности, не предупредив даже никого, влюбленный монарх сел на лошадь, взял с собой только самых приближенных офицеров, и отправился в путь… За три лье от дома, он отослал свою свиту, переоделся крестьянином, взял пук соломы и окончил путешествие пешком.

Но это смешное путешествие ни к чему не послужило. Габриэль была у окошка со своею сестрой г-жей де Баланьи, из которого была видна вся деревня; она увидала этого знаменитого крестьянина, и так как не ожидала ничего подобного, то приняла его за того, кем он казался. Король, как только вступил на двор замка, бросил свой пук соломы и не говоря никому ни слова, поднялся на галерею, на которой заметил свою возлюбленную.»

«Не нужно и спрашивать, была ли удивлена мадемуазель д’Эстре при виде короля в таком неприличном его достоинству костюме; и вместо того, чтобы узнать, как он избавился от опасностей, что предписывала ей вежливость, она приняла его с презрительным видом. Она пробыла с ним не больше минуты и то для того только, чтобы сказать: что он так дурен, что она не может его видеть…»

«Отсутствие короля из Манта привело всех в ужас; никто не знал где он, и когда публиковали его путешествие, никто не мог поверить. Он не долго оставался в Кэвре и возвратился к своей армии. На его лице был ясно напечатан его неуспех, и его печаль была так велика, как будто он потерял половину своего королевства. Наконец, выйдя из этого состояния, он снова занялся делами; но как ни была неблагодарна мадемуазель д’Эстре, для него было невозможно совсем не думать о ней, невозможно увериться, что такая прелестная девица не перестанет быть жестокой.»

На самом деле, вероятно раздумав, что она больше потеряет, чем выиграет, продолжая быть суровой к королю, Габриэль возвратилась в Мант, где и осталась. Между тем старик маркиз, чувствовал себя стесненным теми благодеяниями, которыми осыпал его король. Чтобы избавиться от роли снисходительного отца или неловкого куртизана, маркиз решился выдать Габриэль замуж. Он выбрал с этою целью Николая д’Амерваль, сеньора де Лианкур; это был умный выбор! Лианкур был богат и из хорошей фамилии, но страшно горбат и глуп до конца ногтей.

Подобный брак мог испугать короля… Генрих согласился на этот брак вероятно для того, чтобы отомстить Габриэли за прошлое, или чтобы быть отблагодаренным за то, что разлучил супругов.

Как бы то ни было Габриэль громко протестовала против идеи сделаться, г-жой Лианкур. Напрасно король клялся ей, смеясь, что ей нечего бояться; что как Deus ex machina древних комедий он явится в день свадьбы между ней и мужем; Габриэль горевала и плакала.

И под аккорды их лиры придворные поэты, на грустный голос, воспевали эту новую дочь Иефайя, оплакивая ее невинность, приносимую в жертву чудовищу…

Брак происходил в Манте в отсутствии короля, удержанного в каком то соседнем городе: Нели и Шони, но за несколько минут, как отправиться в церковь, утром, Габриэль только получила письмо, подписанное ее царственным любовником:

«Не беспокойся, душа моя! Сегодня вечером не позже восьми часов мы с тобой увидимся. Я не обещаю тебе большего, потому что у меня дел здесь по горло; но будь уверена во мне; не правда ли, ведь ты уверена, что мы более тебя самой желаем, чтоб сэр Лианкур не коснулся своими дурными губами до божественной чаши, которая, наша. До свиданья мой козленочек; миллион раз целую твои прелестные ручки.»

Король писал, что он приедет в восемь часов, и не явился и в десять, и в одиннадцать. Даже в полночь, когда наступило время ложиться молодой, Его Величество блистал только своим отсутствием.

Между тем негодяй Лианкур делал глазки своей жене… и какие глазки!.. Она дрожала… Одна мысль, что она должна разделить постель с этим горбуном заставляла Габриэль трепетать.

Но за отсутствием своего покровителя молодая женщина сама выпуталась из своего тяжелого положения, ибо свадьба была в четверг, а Генрих явился только в воскресенье.

В первую ночь, когда он вошел в брачную комнату, сеньор де-Лианкур нашел свою жену сидящей, а по бокам ее двух служанок.