не имела сил ни пригласить его внутрь, к ним на ужин, ни выйти к нему в лес с чашкой травяного чая и куском хлеба.
А потом Темный человек растворился, и настало Утро.
Глава Тридцать первая
В городе и над городом
Москва еще на вокзале показалась Лоте какой-то до ужаса замызганной и провинциальной. Над платформой колыхался летний зной. Лота пересекла вокзальную площадь и спустилась в метро. Вместо пятидесяти копеек проезд стоил уже целый рубль - это было неожиданно. Но у нее как раз и был оставленный ей на черный день неизвестным грабителем ровно один рубль. Деньги, которые дал Птица, она истратила на поезд.
Она забыла, как проходить через турникет, и ее стукнули по ногам железные скобы.
Эскалатор выплюнул навстречу толпу утомленных бесцветных граждан, а затем поволок Лоту вниз на их место - утомленную и бесцветную.
Пассажиры косились на нее неприязненно и даже враждебно. Лота не понимала в чем дело: летом в Москве столько приезжих, туристов и гастролеров, а в поезде рано утром она хорошенько помылась железнодорожной водой и гунявым обмылком, забытым кем-то на полочке в вагонном сортире, а волосы расчесала пальцами и скрепила на затылке черной аптечной резинкой, которая очень кстати отыскалась в кармане. Так что внешне все было в порядке. Но какой-то гражданин прямо-таки шарахнулся от Лоты, а тетенька боязливо переставила сумки, слишком поспешно, и если бы Лота действительно была злодеем, она бы непременно заподозрила, что сумки набиты долларами, а луковые перья торчат для отвода глаз. А потом она подумала: загар. Он не был похож на загар девушки, отдохнувшей на курорте: это была кирпичная, подсушенная ветром смуглота каторжника или пирата. Но не только в одном загаре было дело. Лота по-настоящему одичала. Это значит, что у нее не просто свалялись и пропахли дымом волосы, прижатые к черепу черной резинкой. Она одичала изнутри - мозгом, сердцем. И люди ее сторонились, побуждаемые древним инстинктом - так домашние псы тявкают и беспокойно мечутся в сенях, почуяв приближение волка. Она чувствовала себя диким зверем в кучерявых стадах городских обитателей, к которым ее больше ничего не привязывало кроме генетического кода, слишком расплывчатого, чтобы делать на него видовую ставку.
-Господа-товарищи, - раздалось из торца вагона. - Если кто может и готов помочь, помогите!
Лота повернула голову: мужик в тельняшке и камуфляжных штанах. Она и не заметила, как он пробрался в вагон. На голове - синий, как у Лехи, военный берет, и такие же, как у Лехи, встопорщенные русые волосы, но рук не было ни единой: ни правой, ни левой.
- Афганец, - уважительно сказал парень, сидевший слева от Лоты.
- Десантура, - сквозь зубы проговорил сосед через одного.
На поясе у мужика болталась тряпичная сумка для подаяний. Судя по ее неизгладимой помятости, подавали ему не слишком часто.
Постояв в торце, мужик медленно, удерживая равновесие, двинулся по вагону. Пассажиры прятали глаза, отворачивались, утыкались в газеты и книжки. Кое-кто притворялся спящим. А может, они действительно дремали, как когда-то Лота после ночной смены.
Мужик дошел до середины вагона, а ему не подали ни копейки.
-Чо сидим-то, - провозгласила решительного вида девица с лицом, наштукатуренным по актуальной моде: малиновые веки, малиновые, косыми полосками румяна на щеках и малиновые же губы - девочки победнее наводили всю эту красоту с помощью одной лишь губной помады. Ее пергидролевые волосы топорщились густо и грозно. Она достала мятый рубль, подошла к мужику и положила в сумку, висящую на поясе.
Зашевелились и остальные: рылись в карманах и кошельках, что-то перетряхивали, вытаскивая монеты и бумажные деньги. Одни делали это неохотно, другие энергично, почти с готовностью.
Лоте тоже было жаль безрукого солдата, но она не подала ничего: у нее денег не было.
* * *
Город был другим. Он изменился не только внешне - перемена будто бы шла изнутри. Другим был его кровяной состав, его асфальтовые и жестяные формулы, которые Лота выучила с детства. Улица, двор - все выглядело каким-то усохшим и ненастоящим. Так взрослый человек встречает на улице сморщенного старичка и из вежливости с ним здоровается, с трудом узнавая бывшего завуча, при виде которого в былые времена вся школа дружно мочилась от страха.
Лота очнулась у подъезда собственного дома.
Одно из окон на первом этаже было выбито и вместо него вставлена фанера. Это был странный сигнал, но он не вызвал в ней никакого отклика. Под ногами хрустели осколки, пахло разогретыми на солнце кирпичами, асфальтом и бетоном города. Запах, который ее всегда волновал, который она любила с детства, тоже оставил ее равнодушной.
Навстречу ковыляла старуха Раиса Ивановна из квартиры на первом. Завидев Лоту, она поставила сумку на тротуар и воззрилась, выжидательно выпрямившись и сощурив глаза.
-Здрасьте, - сказала Лота вежливо, поравнявшись.
- Здрасьте, - Лота поняла, что старуха ее не узнает.
-Это ты что ль?
-Я.
- Выросла что ль? Ты куда пропала-то? Бабка с ума сходит. Где шлялася? - Раиса Ивановна все еще смотрела подозрительно, как будто хотела удостовериться, Лота это или нет.
-А мать где?