неясно, кем приходятся младшим детям старшие - родителями или братьями и сестрами. Цыгане были незлыми - они, как и Лота, собирались куда-то ехать. Они лузгали семечки, сплевывали в ладонь слюнявую шелуху и рассматривали Лоту быстрыми без блеска глазами. Е пришло в голову, что они признали в ней свою. Но ей они тоже казались роднее и ближе, чем деловитая толчея чемоданов и каблуков.
Ей повезло: на путях как раз стоял московский поезд, и ждать не пришлось. Возле вагонов пассажиры выстраивались в очередь. Она подошла последней и попросилась в плацкарту на третью багажную полку. На более удобное место рассчитывать не имело смысла.
Внутри было очень липко и очень душно. Окна не открывались. Все было залито пивом, газировкой, абрикосовым соком. Лота стояла в тамбуре. Там было смрадно от сигаретного дыма, зато не так жарко. Мимо то и дело ходил, хлопая дверями, кто-то шумный, жаркий, навьюченный отвратительным барахлом.
Пол под ногами дрогнул, тамбур лязгнул, поезд тронулся. Лота вернулась в плацкарту, где по полу поползли сквозняки и постепенно делалось прохладно, и залезла на третью полку.
-Еще одна революция впереди у нас, - бубнил женский голос за боковым откидным столиком.
-Еще одна? А зачем?
-Как - зачем?
-В прошлом году в августе Мишку заперли в Форосе - и что, кого-нибудь это напугало? Они же отчаянные, они как ворье в законе...
-Значит, новая революция всех погонит, и воров в законе, и всякую сволочь в первую очередь, которая у власти...
Лота смотрела в окно и думала о том, что когда-то очень давно случился Большой взрыв, вселенная ожила в крохотной точке и начала разворачиваться. Она разворачивалась и разворачивалась в пустоте, как ковровая дорожка в темном коридоре неведомого учреждения, сначала быстро, потом все медленнее. Много миллиардов лет пролетели, как день вчерашний. Эта ковровая дорожка будет крутиться в пустых коридорах еще много миллиардов лет, пока наконец не кончится коридор, и она не покажет Вечности свой лохматый край. И тогда наступит день, когда она начнет сворачиваться обратно. Сперва медленно, потом все быстрее и быстрее, пока снова не уйдет в исходную точку. А может, это вовсе не ковер, а круги, расходящиеся в том месте, где в воду упал камень. Круги на черном пруду нереально далекого Чистопрудного бульвара, куда Некто швырнул булыжник. Кто знает, зачем Ему это понадобилось - дурачился, был раздражен или на кого-то обижен, или просто от нечего делать поднял камень, размахнулся и швырнул подальше в илистый пруд. Он это сделал машинально, этот Неизвестный, которого Лота случайно попросила снять ее с горы. Он снял, а потом напоил портвейном и посадил в поезд. А может быть, она просто сошла с ума или все-таки свалилась в пропасть в тот день и до сих пор все никак не признается себе, что ее больше нет.
Мимо окон плацкарты в обратном порядке проносились дома, деревья и города. Реки с плотинами. Полустанки с магазинами. Оказывается, Лота все помнит. Ничего не смыл мировой океан. Вот Джанкой, в котором по дороге в Крым на ее поезд обрушился ливень, а теперь сияет солнце. Вот Мелитополь. Ночью они проедут ночной город Харьков, и она вспомнит заблудившихся туристов.
Ей казалось, что кусочки плоти отрываются от нее и уносятся обратно. Не хотят возвращаться в Москву и улетают в Симеиз. Кусочки плоти, молекулы волос и ногтей потихоньку отрываются от ее тела и возвращается на свою новую родину. А раз так, до Москвы доедет голый скелет.
-Чаю хотите? - спросила проводница - та самая, которая посадила Лоту в поезд.
Лота сама не заметила, как слезла с третьей полки и теперь тихо сидела возле окна, за которым темнело. В вагоне зажегся свет, и она видела свое отражение, сквозь которое проплывали пирамидальные тополя.
-Хочу, но денег нет, - честно призналась она.
-А я вам так принесу, - неожиданно предложила проводница и вскоре действительно принесла чай в красивом тяжелом подстаканнике. Поставила его перед Лотой на откидной столик. - Пейте на здоровье.
Лота была очень ей благодарна. Отхлебнула чуть теплого безвкусного сладкого чая, осторожно поставила подстаканник, прислонилась к стенке и моментально отключилась.
* * *
Той же ночью она увидела Темного человека. Человек - если только можно было так назвать существо неопределенных очертаний - явился ей в необычайно ярком, похожем на реальность, сновидении. Все собрались в кухне: судя по освещению, наступало время ужина. Дождь прошел и перестал, небо прояснилось и мерцало всеми оттенками лесного пожара. Однако было по-прежнему холодно, даже холоднее, чем днем - и все это Лота наблюдала в окошко их дома, в которое то и дело поглядывала, сидя за столом и рассеянно прихлебывая мутноватый чай, впитавший в себя запахи лесных трав и костра. Каждый был поглощен каким-нибудь повседневным бытовым делом, связанным с приготовлением ужина. Птица заваривал чай. Леха (он, как видно, и не думал никуда убегать с лесниковыми деньгами) и Коматоз (оказывается, он был намного старше, чем всегда казался Лоте) нарезали лук и морковку в кастрюлю с закипающим оленьим супом. Володя (почему-то необычайно счастливый) и Индеец (который тоже не собирался никуда убегать) резали хлеб. Но каждый - Лота это заметила - был при этом напряжен и тревожен, словно чего-то ожидая. А потом она увидела всех сразу с стороны - Темного человека, себя, дом с освещенными окнами, и в окнах - готовящих ужин ребят. Дом был огромен, в нем угадывалось намного больше измерений, чем присутствовало на самом деле, но и Человек, явившийся из леса, тоже было огромен, наг и космат. А по правде сказать, он и человеком-то не был: это было темное дремучее существо, дикое, но не злое. Прильнув к окошку, существо разглядывало приготовления к ужину. Глядя на Темного человека одновременно изнутри дома и откуда-то снаружи, Лота чувствовала его тоску, его недоумение, но