По просьбе Рынды Семену пришлось взять осьминога к себе. Васька ее мотивировал тем, что ожидающиеся к вечеру гости не стоят чести быть представленными столь экзотическому визитеру.
«Не знаю, как твоим чертовым гостям, а Машке это чучело точно представлять не стоит», – хмуро подумал Саньковский, снимая в коридоре тяжелый рюкзак.
– Неужели поймал что-то? – недоверчиво спросила жена и тут же сузила карие очи, уловив сквозь запах рыбы перегар. – Ты ведь сказал, что идешь просто ловить рыбу?!
– Этим я и занимался, – не стал скрывать истину муж, не чуждый желанию смягчить свою участь, и направился в ванную.
Мария с видом прокурора, которого гнетет смутное сомнение, последовала за ним.
– Подожди, не заходи, – посоветовал Саньковский.
Сомнения медленно, но верно начали трансформироваться в подозрения.
– А в чем дело?!
– Я тебе потом все объясню.
Присяжные в лице Марии начали склоняться к обвинительному заключению.
– Что ты мне собираешься объяснять?! – мысль, навеянная верой в чертовщину, что Семен притащил домой пьяную русалку в качестве любовницы, заставила Саньковскую завопить не своим голосом. – Что у тебя в рюкзаке?!!
Семен молча расстегнул рюкзак, молясь, чтобы Фасилияс не всунул в разговор свой клюв.
– Смотри.
Убедившись, что у содержимого с русалками нет ничего общего, кроме чешуйчатого хвоста, Мария поутихла.
– Надеюсь, что это будет честное объяснение, – буркнула она и ушла в комнату смотреть телевизор.
«Или делать вид, что смотрит телевизор», – вздохнул Саньковский, открывая кран. Плюхнув в воду улов, он присел на чугунный уголок и задумался, в смысле, закручинился.
Ему предстояла трудная дипломатическая миссия.
***
Как известно из истории статистики, терпение любящей женщины и женщины вообще – не беспредельно. Ангелы в юбках перевелись в Российской Империи еще до 1913 года, так как статистика уже тех времен о них умалчивает, а ей не доверять в этом аполитичном вопросе смысла нет.
Мария же была женщиной не только любящей, но еще и современной. Нет ничего удивительного в том, что ей не понадобилось много времени, чтобы перешагнуть красную тонкую черту, за которой живет сжигающее внутренности любопытство. Выключив телевизор, где ведущий передачи «В мире животных» плакался о тяжкой судьбе редеющей прямо на глазах популяции уссурийских тигров и призывал спонсоров услышать его вопиющий за кадром глас, она подошла к двери в ванную и прислушалась. Там было очень тихо, что не способствовало удовлетворению жажды знаний.
Саньковская рванула дверь на себя. В этот же момент Фасилияс, воспитанный на прописных истинах осьмиконечных классиков, которые, в основном, гласили: «Знать, знать и еще раз знать – куда занесла тебя нелегкая!», вынырнул из-под рыбы и встретился с ней взглядом.
«Лучше бы это была русалка», – подумала Мария и тихо пискнула.
– Все в порядке, дорогая! Нет никаких причин для беспокойства, – вскочил Семен, делая неуклюжие попытки закрыть собой инопланетянина. Ему было бы спокойнее, если бы позади была амбразура вражеского ДОТа.
– Кто ты? – в упор уставилась на него жена.
– Муж твой, Семен Саньковский.
– Чем докажешь?
Он попытался ее обнять, но был отвергнут.
– Это может каждый!
– Это можеткаждый ?!! – взвыл супруг, оскорбленный в лучших чувствах. Он мгновенно нутром почувствовал всю справедливость истины о том, что лучшая защита – это нападение. – Ты что имеешь в виду?!
Саньковская на паясничанье не обратила внимания и повернулась к Фасилиясу:
– А ты кто такой?
В стройной теории осьминога появилась маленькая трещинка, когда подумалось, что разделение на полы имеет не только плюсы, но и такой вот крупнокалиберный минус. Вместо того, чтобы честно ответить, что он ей не муж, не друг и не родственник, Фасилияс лишь разочарованно щелкнул клювом. В одноглазой голове просто не укладывалось, как такой вопрос могли задать на родной планете.
– Сын Тохиониуса... Я же тебе про него рассказывал, – пришел на выручку Семен, сообразив, что древний военный маневр с женой не проходит.
«А, может, все дело в том, что я – не Цезарь», – грустно подумал он и постарался утешиться тем, что и его жена – не Брут. Любой гей-историк на его месте пошел бы дальше и выстроил бы теорию, согласно которой Брут заколол Цезаря не в силу каких-то политических причин, а просто потому, что тот изменил ему с Марком Антонием. Однако, сексуальная ориентация у Саньковского пока еще была традиционной, да и ситуация для выдвижения сомнительных гипотез была неподходящей.
– Это точно ты... тьфу, он, а не ты? – продолжал тянуться тем временем дежурный кошмар.
– Разве твое сердце ничего тебе не подсказывает?
– Мое сердце – не цыганка! И ему не прикажешь!
– Я не знаю, как тебе это доказать...
– Зато я знаю! Иди!
– Куда?
– Не твое дело! Сейчас я все выясню!
Захлопнув за Саньковским дверь, Мария принялась за осьминога вплотную:
– Как зовут твою тещу?
Логическая цепочка, которую попытался было построить Фасилияс с целью ответа на бредовый для его племени вопрос, больше всего напоминала алогическую удавку.
Не дождавшись ответа, Мария приоткрыла дверь.
– Эй, ты! Как зовут мою мать?
– Клеопатра Птолемеевна, – буркнул Семен, продолжая дуться на объявленный ему вотум недоверия.
– Что за чушь ты мелешь? – Саньковская похолодела при мысли о том, что ни один из этих двух не является ее Семеном. – Отвечать сейчас же!
– Наталья Семеновна, – подленько улыбнулся Саньковский. – Теперь твоя душенька довольна? Или сходить мне к морю и принести еще рыбки?
– Прекрати свои идиотские штучки, – Марии полегчало, ибо была у нее возможность убедиться, что при переходе в чужое тело знания не передаются, – и скажи, какого черта он здесь делает?
Семен скосил глаза на Фасилияса.
– Плавает.
Сомнения Саньковской развеялись окончательно. Такой ответ был как раз в стиле благоверного. Лучезарно ему улыбнувшись, она наклонилась к космическому охотнику за знаниями:
– Тогда причаливай – гостем будешь!
Будь на месте Фасилияса его родитель, то он вряд ли бы повелся на это приглашение, но у отпрыска еще не было оснований подозревать самку, что та готовит ловушку. Он с готовностью выпрыгнул из ванной и начал отряхивать чешую осточертевшей рыбы.
Семен во все глаза смотрел на жену и в них светилось детское недоверие. Он никак не ожидал такого вот конца.
«Мягко стелят да жестко спать» – в который уже раз утешила его народная мудрость. Правда, тут же мысли сбились на привычные рельсы, что не мешало бы с женой побыстрее переспать хотя бы в шалаше. Он даже не задумался, будет ли там с ней рай, если рядом окажется осьминог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});