были лишены многих привычных источников дохода, эффект был катастрофическим. Цены росли гораздо быстрее, чем заработная плата, и как раз именно тогда, когда тысячи людей оказались вынужденными, как никогда раньше, полностью полагаться на нее. Ручные прядильщики и ткачи либо оказались лишенными своего занятия, либо втягивались в безнадежную борьбу с машинами, что привело к крайнему обнищанию работников, которое продолжалось более чем поколение, прежде чем надомная промышленность окончательно исчезла.
Совершенно очевидно, что в 1795 г., когда квартер пшеницы стоил 75 шиллингов, а заработок сельскохозяйственного рабочего равнялся примерно 8 шиллингам в неделю, рабочий, да еще вместе с семьей, не мог существовать на этот заработок, если он не пополнялся из какого-нибудь дополнительного источника. Сами рабочие, бесспорно, думали точно так же и выражали свое возмущение в хлебных бунтах, вспыхнувших почти во всех графствах Англии. Беспорядки были хорошо организованы; грабежей почти не было, чаще всего захватывались склады продуктов, которые затем продавались по пониженным ценам. На самом деле эти беспорядки являлись не чем иным, как примитивным способом установить цены на том уровне, который народ считал разумным, но тем не менее они вызвали тревогу.
Перед властями, у которых не имелось практических средств для установления твердых цен, лежали два возможных способа. Первым способом являлось возродить устаревшее законодательство XVI в. и установить расценки за работу, беря за основу прожиточный минимум. А другим способом, наиболее приемлемым для работодателей, было субсидировать из налогов заработную плату по скользящей шкале надбавок с проверкой нуждаемости. Это уже применялось в ряде мест еще до знаменитого собрания беркширского магистрата, состоявшегося в Спинхемленде 6 мая 1795 г. На собрании решили, что «каждому бедному и трудолюбивому человеку» требуется три шиллинга на содержание самого себя и 1 шиллинг 6 пенсов на каждого члена семьи, «заработанных либо им самим, либо трудом членов его семьи, либо выплаченных из пособия по пропорциональной ставке», исходившей из условия, что галлон хлеба стоил 1 шиллинг. Если цена на хлеб возрастала, субсидии рабочему надлежало увеличить. Эта шкала была принята настолько широко, что решение магистратов Беркшира стали называть Спинхемлендским актом и воспринимать практически как закон.
Результаты этой системы скоро стали ощутимы, когда «налог на бедных» (величина которого в середине XVIII в. равнялась примерно 700 тысячам фунтов стерлингов, а в 1790 г. около 2 миллионов фунтов стерлингов) к 1800 г. дошел уже почти до 4 миллионов, а позже почти до 7. В период 1810–1834 гг. он спускался ниже 6 миллионов фунтов стерлингов только в течение шести лет.
На протяжении XVIII в. «закон о бедных» базировался на принципе, что человек имел право на помощь только в приходе, где он родился, и нигде более. На практике это означало, что всех неимущих рассматривали как потенциальных нищих и они подлежали депортации в то место, где они родились, на одном только основании, что в будущем они могли рассчитывать на помощь за счет налогоплательщиков. Эта система была в духе статической цивилизации XVIII в. и совершенно шла вразрез с массовыми переселениями, характерными для периода промышленной революции. Спинхемлендская система, делавшая нищих дорогой обузой для налогоплательщиков, но прибыльной для класса работодателей, нанесла старому «закону о бедных» смертельный удар.
Около 1720 г. началось широкое движение за возведение работных домов. Во многих местах это привело к немедленному уменьшению выплат вдвое. Случай в Мейдстоуне, описанный вместе со многими другими в «Отчете о работных домах в Великобритании», опубликованном в 1732 г., достаточно характерен, чтобы представить себе картину других аналогичных случаев. После сообщения о том, что множество бедняков все еще содержится вне работных домов и, несмотря на это, выплаты упали приблизительно с 1000 фунтов стерлингов до 530, далее говорилось: «Преимущество работных домов состоит не только в том, что на содержание бедных расходуется менее половины их еженедельной заработной платы, но также и в том, что очень большое число ленивых людей не желают подчиняться ограничениям и трудиться в работных домах, а предпочитает сбросить маску и своим трудом зарабатывать себе на хлеб. И это так характерно здесь, в Мейдстоуне, что, когда строительство нашего работного дома было завершено и дано публичное уведомление, что все, кто придет за получением еженедельного пособия, будут туда отправлены, чуть больше половины бедняков из списка пришло к попечителям за получением выплат. Ежели бы всех бедняков нашего города обязали жить в работном доме, я полагаю, что мы вполне смогли бы содержать их самое большее на триста пятьдесят фунтов стерлингов в год».
Большинство обитателей этих работных домов, особенно детей, обучали прядению, ткачеству или еще какому-нибудь ремеслу. Затем этих нищих подмастерьев тысячами отправляли на фабрики Ланкашира, где благодаря своей полной беззащитности они становились идеальным человеческим материалом для владельцев хлопчатобумажных фабрик. Скандал, связанный с дурным обращением с ними, послужил в конечном итоге отправной точкой для фабричного законодательства.
Каковыми ни были бы намерения членов магистрата Беркшира, весьма маловероятно, что они являлись сентиментальными филантропами, какими их изображают некоторые историки. Их Спинхемлендский акт, по существу, будучи не более чем субсидией для тех, кто получал низкую заработную плату, привел к массовому обнищанию рабочих, и в конце концов в 1834 г., в виде реакции на него, к «акту о работных домах», прозванных «Бастилией для рабочих». Фермеры и другие работодатели повсюду снижали заработную плату, зная, что она будет восполнена субсидиями. Во многих районах все рабочее население было доведено до нищеты, и приходские власти гоняли людей с фермы на ферму до тех пор, пока не находился кто-нибудь, кто мог дать им работу за любые мизерные деньги. В некоторых приходах их труд продавался с аукциона. Эта система была, бесспорно, наиболее прибыльной для крупных работодателей, которые имели возможность частично переложить оплату своих расходов по заработной плате на тех налогоплательщиков, которые либо совсем не пользовались наемным трудом, либо пользовались им очень ограниченно.
Эта же система оказалась наиболее гибельной для мелких фермеров, которые и так уже столкнулись с большими трудностями. Тем из них, кому удалось сохранить свои фермы после огораживаний, мало что доставалось от доходов, получаемых их более богатыми соседями в связи с войной. Например, цены на скот и молочные продукты, служившие их основным доходом, возросли гораздо менее, чем цены на зерно. Кроме того, им еще пришлось платить большие налоги для того, чтобы можно было выдавать субсидии низкооплачиваемым рабочим их преуспевающих конкурентов, и это новое бремя разорило многих из них.
Система Спинхемленда также стимулировала рост населения, которое быстро увеличивалось, несмотря на всеобщее бедствие и каторжный труд на фабриках. Крестьянское население имело тенденцию оставаться относительно стабильным, поскольку слишком большие семьи приводили к значительному дроблению