первой коалиции.
Прежде чем началась война, движение радикалов и республиканцев, которое явилось в Англии откликом на Французскую революцию, было встречено погромом и суровыми судебными преследованиями. Толпы приверженцев партии тори с ведома и попустительства членов городского магистрата разграбили и сожгли дома радикалов и диссентеров (несогласных) в Бирмингеме и других местах. Среди пострадавших оказался и британский ученый Джозеф Пристли. Партия вигов вскоре раскололась, причем большинство присоединилось к Питту и реакции, и только руководимая Фоксом небольшая группа продолжала настаивать на реформе. Несмотря на свою малочисленность, эта группа сыграла очень важную роль в истории, поскольку стала звеном, соединяющим вигов XVIII в. с либералами XIX в., а также ядром, вокруг которого объединились новые силы либеральной партии после Ватерлоо.
Фокс и его последователи были аристократами; тот же период стал свидетелем появления первой несомненно рабочей политической организации – лондонского Корреспондентского общества. Официально оно выступало только с программой всеобщего избирательного права и ежегодных перевыборов парламента, но большинство членов этого общества являлись республиканцами и последователями Пейна. Пейн, сражавшийся за американцев в Войне за независимость и помогавший составлять Декларацию независимости и Декларацию прав человека, был страстным поборником новой тогда идеи, что политика есть дело всего простого народа, а не только правящей олигархии. Правительство могло считаться толерантным, только если оно обеспечивало для всего народа «жизнь, свободу и стремление к счастью», и любое правительство, которое с этим не справлялось, должно было быть свергнуто, и если необходимо, то революционным путем. Доходчивое и логическое изложение Пейном принципов Французской революции получило широкое признание мыслящих рабочих, из рядов которых набирались члены Корреспондентского общества.
Слабость движения крылась в его ограниченном характере. Оно получило поддержку главным образом среди населения Лондона и таких городов, как Норвич, Шеффилд и Ноттингем, где квалифицированные ремесленники и механики составляли верхний слой рабочего класса. В промышленных городах Севера это движение не имело опоры. Там царили нищета и недовольство, а густо населявшие эти города согнанные с земли крестьяне и разоренные надомные рабочие были еще неспособны к политической мысли или действию. Их протесты принимали форму насилия и разрушения; нередко случалось, что правящим классам удавалось направить их гнев против радикалов, как это было в Манчестере и Болтоне. И только под конец, когда для подавления движения Питта прибегли к репрессиям, участники его наладили контакт с новым индустриальным пролетариатом, но это произошло слишком поздно, чтобы дать плодотворные результаты.
В 1794 г. Питт приостановил действие акта Habeas Corpus и в спешном порядке провел законы, запрещающие общественные собрания. Действие Habeas Corpus было приостановлено на восемь лет. Еще до этого был наложен запрет на «Права человека», и Пейн не попал под суд только благодаря бегству во Францию. Остаток жизни он провел там и позже в Америке. Корреспондентское общество и другие организации радикалов были объявлены вне закона; Томаса Харди, сапожника, судили за государственную измену вместе с Хорном Туком и другими руководителями общества. Их оправдание лондонским жюри присяжных, хотя и явилось поражением правительства, не помешало объявлению репрессий и не спасло Корреспондентское общество от разгрома.
В последующие годы, хотя открытое выражение радикальных взглядов стало невозможным, все же частые забастовки, хлебные бунты и уничтожение машин терроризировали правительство. Вся страна покрылась сетью казарм, построенных таким образом, чтобы воспрепятствовать общению между населением и солдатами, которых до этого расквартировывали по частным домам и постоялым дворам. Индустриальные районы воспринимались почти как завоеванная страна в руках оккупационной армии. Для подавления беспорядков широко использовались войска, но подчас они сами оказывались ненадежными из-за их симпатии к толпе, которую им приказывали усмирять.
Именно это обстоятельство и привело к созданию в начале войн с Францией нового формирования, йоменри (кавалерии), набранного из высших и средних классов. Будучи совершенно бесполезными с военной точки зрения, йоменри надлежало стать классовой организацией, созданной для подавления якобинства. Эту цель они преследовали столь рьяно и с такой неизменной жестокостью, что стали объектом всеобщей ненависти.
В Шотландии радикализм был развит гораздо сильнее, репрессии начались раньше и были крайне суровыми. В созданное там Общество друзей народа входили как буржуазия, так и рабочие, и когда оно собралось на Национальном конвенте в Эдинбурге в декабре 1792 г., то на нем присутствовало 160 делегатов, представлявших 80 филиалов. В августе 1793 г. один из руководителей общества, Томас Мьюр предстал перед подтасованными присяжными и пресловутым мировым судьей Бредфилдом по обвинению в подстрекательстве к мятежу. На тон судебного разбирательства указывает замечание Бредфилда одному из присяжных: «Приходите и помогите нам повесить одного из этих проклятых негодяев», или последующее заявление Питта о том, что присяжные были бы «в высшей степени виновными», если бы не воспользовались своей властью «для немедленного наказания таких дерзких преступников и подавления доктрин, столь опасных для страны». Мьюр был приговорен к четырнадцатилетней высылке за океан. Позже его вывез из залива Ботани американский корабль и доставил во Францию, где он пытался убедить директорию вторгнуться в Шотландию.
После целого ряда подобных судов движение было вынуждено принять более повстанческую форму, но все же организация, носившая название «Объединенные шотландцы» и построенная по ирландскому образцу, оставалась малочисленной и была ликвидирована в 1798 г. вместе с лондонским Корреспондентским обществом.
Бешеная ненависть правительства и правящего класса к якобинству продолжала усиливаться из-за беспрерывных побед, одерживаемых французскими армиями. Период с середины 1793 г. до середины 1794 г., то есть до свержения якобинцев 9 термидора, стал, по сути, героическим периодом революции. После термидора власть была захвачена директорией, которая выражала интересы наиболее деморализованной части буржуазии – земельных спекулянтов, валютчиков и поставщиков армии, жульническим путем наживавших состояния. И все же революция оставила после себя немало достижений – в первую очередь раздел крупных феодальных поместий и уничтожение всех препятствий на пути развития торговли и промышленности. Путь для кодекса Наполеона, призванного служить интересам буржуазного прогресса, был расчищен. Разрешение аграрного вопроса обеспечивало прочную базу для любого правительства, выступавшего против возвращения Бурбонов и знати.
В 1796 г. Вульф Тон заметил, что «Республика существует в армиях». И в самом деле, именно революция создала армию, не имеющую себе равной в Европе. По словам капитана Лиделла Харта, она «вдохновила гражданские армии Франции и в качестве компенсации за отсутствие систематического обучения, которое было в этих условиях невозможным, дала волю тактическому чутью и личной инициативе. Эта новая гибкая тактика давала французам теперь крайне важное преимущество – маршировать и сражаться со скоростью в 120 шагов в минуту, в то время как их противники придерживались общепринятых 70 шагов».
Более того, бедность молодой республики не позволяла обеспечивать армии стандартным большим обозом и громоздкой боевой