– Я не хочу, чтоб ты замерзла и простудилась.
– Я обогреватель принесла, – угрюмо сообщила Глэдис.
– И где он, этот обогреватель? Почему не включила?
– Мы экономим электричество.
– За электричество плачу я. Включай немедленно.
Глэдис неохотно повиновалась, но сочла нужным оставить последнее слово за собой:
– Мы же идем обедать!
– Ничего, пусть комната пока прогреется, – настоял Айвен.
– Я живу здесь круглый год и ничего, не жалуюсь, – проворчала Глэдис. – Вот, я включила. – Распрямившись, она обратилась напрямую к Этери: – Обед в восемь. Столовая на первом этаже за поворотом направо. Я вам принесла воды – умыться. Ванная, если понадобится, в конце коридора. Тут у нас не гостиница, комнат с ванными нет. Да, у нас принято переодеваться к обеду.
Сама Глэдис была в вельветовых брюках, заправленных в домашние замшевые сапожки, в замшевой безрукавке на меху поверх толстого свитера, из-под которого выглядывало еще что-то теплое.
– Не волнуйтесь, я не ем рыбу с ножа. – Этери хотела пошутить, но сама поняла, что шутка вышла несмешная. – Спасибо, Глэдис. – Она бросила взгляд на часы. – Мне стоит поторопиться. Не хочу опаздывать к обеду.
– Моя комната рядом, если что, – сказал Айвен и вышел.
Феллини последовал за ним.
Этери быстро распаковала вещи и выбрала то, чего еще ни разу не надевала: то самое платье-тунику, купленное год назад в бутике Нины Нестеровой на Делегатской улице. Какое-то наитие надоумило ее бросить эту немнущуюся вещь в саквояж перед поездкой в Англию.
Она воспользовалась удобствами в конце коридора, убедилась, что и здесь два раздельных крана – для холодной и для горячей воды – смотрят в разные стороны. Вода в кувшине, которую Глэдис – дурацкое имя! – принесла ей в комнату вместе с керамическим, расписанным цветками татарника тазом, была холодной, поэтому Этери намочила губку горячей водой, обтерлась с дороги в ванной и вернулась в комнату.
Следовало поторапливаться, опаздывать не годится. Она обтерла лицо влажной салфеткой, наложила макияж, волосы заплела в две косы и перебросила на грудь. Натянула наряд, надела драгоценности, всунула ноги в туфли, и тут раздался стук в дверь. Этери открыла: Айвен и жмущийся у его ног Феллини.
– Потрясающий прикид. Так у вас говорят? Прикид? – уточнил Айвен.
– Да, – подтвердила Этери. – Точная копия вашего «getup».
«Гетап», он же прикид, представлял собой двуцветную бархатную тунику. Рукава с заходом на плечо до самой шеи были темно-зеленые, а туловище – темно-фиолетовое. Под бархатным ворсом тускло просвечивало золото основы. Этот прикид, едва прикрывающий попку и сидящий на ней, как вторая кожа, Этери натянула поверх черных велюровых лосин, а под него поддела тонкое термическое белье, чтобы и вправду не околеть.
Змейка с изумрудами и сапфирами, как и в день знакомства, обвивала ее четвертый палец, в ушах тоже светились изумруды, а на груди горела так полюбившаяся Айвену брошь «Южный Крест».
– Не слишком смело?
– Я люблю смелых девушек. У тебя шаль есть? Накинь, там холодно.
Этери накинула меховой палантин, Айвен шутливо предложил ей округленную крендельком руку, она просунула в нее свою, и они отправились вниз, в столовую. Феллини прокладывал дорогу.
Парадная столовая находилась не за одним, а за двумя поворотами коридора направо. За узкими стрельчатыми окнами-бойницами царила тьма. Хотя стены были увешаны теряющимися в скудном освещении гобеленами, а в громадном камине пылал огонь, от этого было нисколько не легче. Когда Айвен отодвинул для нее стул с высокой спинкой, вытесанный, казалось, из железного дерева, настолько он был тяжел, Этери села, и с одного боку ей стало жарко, а с другого – холодно. Что ж, не гостиница. Парового отопления нет.
Но Этери была так заинтригована, что решила потерпеть. Ей хотелось наконец-то увидеть герцога Фарнсдейла. И вот он появился. «Бойся желаний, – вспомнила Этери, – они могут исполниться». Глэдис, переодевшаяся в золотисто-бежевое шерстяное платье рыхлой вязки, вкатила мужа в столовую в инвалидном кресле.
Ему, как потом выяснилось, было сорок семь лет, а на вид – все семьдесят. Раздувшееся от неподвижности тело, отечное, словно залитое воском лицо, обритая наголо голова, мечтательно-томный взгляд идиота. Он дышал через трубку, над спинкой кресла торчал штатив капельницы. Сказать такому человеку «здравствуйте» было бы издевательством.
– Д-добрый вечер, – сдавленно пробормотала Этери.
Он не услышал. Даже не повел взглядом в ее сторону. Зачем его привезли в эту холодную залу? Есть самостоятельно он не может, это же видно! Похоже, домашние соблюдали некий ритуал, не спрашивая мнения больного. Глэдис подкатила его к длинному столу, освещенному свечами в шандалах, и остановила кресло перед одним из приборов напротив Этери.
С боем часов в столовой появилась вдовствующая герцогиня. Глубокая старуха аскетического вида, разумеется, в черном. На ее тощей шее, в ушах и на пальцах сверкали бриллианты, черная тафта платья переливалось в сполохах огня. Этери тут же вспомнила старую графиню из пушкинской «Пиковой дамы». Айвен и ей отодвинул стул, а когда она села, расправив складки платья, представил друг другу хозяйку и гостью:
– Леди Бетти Леннокс-Дэйрбридж, леди Этери Элиава.
Леди Бетти величественно наклонила голову, а Этери еле подавила смешок. Знали бы они, что у нее собака – Леди!
– Как чувствует себя мой дорогой сын? – спросила леди Бетти, когда служанка, такая же крупная и сильная, как Глэдис, подала первое блюдо – пюре из шпината, к счастью, горячее.
Дорогой сын не мог ей ответить, он сидел, безучастно глядя перед собой.
– Перси сегодня держится молодцом, – ответила за мужа Глэдис. – Он мне улыбнулся, когда мы одевались к обеду, да, Перси?
Герцог Фарнсдейл эту версию не подтвердил, а его мать, похоже не поверила. Она повернулась к Этери.
– Айвен впервые привозит сюда женщину, – прошамкала она. – Какого вы рода, милочка?
– Женского, – ответила Этери, хотя и поняла вопрос.
– Я спрашиваю о происхождении, – недовольно нахмурилась леди Бетти.
– Я княжна, если вам угодно знать. Из рода Шервашидзе, – добавила Этери.
– Никогда о таком роде не слышала, – покачала головой леди Бетти.
– Фамилия «Багратион» вам тоже ничего не говорит? – Этери уже начал бесить этот допрос. – Это один из древнейших царских родов на земле, третий после императоров Японии и Эфиопии.
– Ну… я бы не стала гордиться родством с эфиопами, – фыркнула вдовствующая герцогиня.
– Род восходит к библейскому царю Давиду.
– Так они еще и евреи? – язвительно засмеялась леди Бетти.