пятёрка "Аэрокобр" оторвалась от полосы и взяла курс на запад. Для хоть какой-то маскировки на том участке фронта, через который нам предстояло перелететь в тыл к немцам, в срочном порядке организовали штурмовку немецких позиций силами 30-го ИАП, вооружённого "Аэрокобрами". Под устроенный ими шум мы и пересекли линию фронта и, набрав высоту, устремились на запад.
Летели почти час. Минут за 15 до места назначения я вышел на связь с транспортником, благо позывными и паролем меня обеспечили.
— Тринадцатый вызывает Каймана! Шипка! Тринадцатый вызывает Каймана! Шипка!
— Кайман на связи! Ангара!
— Принял тебя, Кайман! Буду в вашем квадрате через 15 минут. Готовьтесь к взлёту через указанное время. Доложите обстановку.
— Понял тебя, Тринадцатый! К взлёту готовы. Над полосой кружат два немецких биплана "хеншель-123", периодически сбрасывают бомбы наугад. Нас пока не обнаружили. Южнее замечен ещё один самолёт-разведчик. В километре от полосы идёт бой. Ребята, поторопитесь.
— Мы почти на месте. Как только очистим небо, сразу взлетайте. Отбой!
— Понял тебя, Тринадцатый! Отбой!
Мы снизились к самым верхушкам деревьев, едва не срубая их крыльями. Два немецких самолёта, выписывающих восьмёрки над лесом, мы заметили издали. Похоже те самые "Hs-123". Несмотря на свой довольно архаичный внешний вид, противник очень не удобный. На редкость живучий и юркий самолётик. Созданный в середине 30-х годов как пикирующий бомбардировщик, он достаточно хорошо зарекомендовал себя в качестве штурмовика, имея возможность, помимо бомб, подвешивать под крылья специальные контейнеры с 20-мм. авиапушками. Сбивать его было тоже не самым простым занятием, особенно для не опытных лётчиков. Мало того, что он цельнометаллический, что делало его устойчивым к повреждениям, так ещё и не высокая скорость полёта не позволяла долго держать его в прицеле. И при этом отсутствие заднего стрелка, что было настоящим бичом у "Ил-2" первых модификаций, немцев до самого конца войны не напрягало.
Живучий то он живучий, но против 37-мм. снаряда его живучесть, как говорится, не пляшет. Пара Князь-Горбатый смахнули оба биплана с неба не напрягаясь, практически одновременно. Надеюсь, что немцы не успели ничего передать по радио. Самолёта-разведчика, о котором предупреждали, видно не было. Возможно кончилось горючее и он улетел. Ну так нам проще.
— Кайман, здесь Тринадцатый! Небо чистое, взлетайте.
— Принял, Тринадцатый! Взлетаем.
А хорошо партизаны замаскировали свой аэродром. Я сколько не вглядывался, но пока тушка транспортного "Ли-2" не всплыла, словно подводная лодка, над деревьями, так и не разглядел площадку. Точно помню, там было болото с растущими на нём низкими корявыми деревцами. Тут же к транспортнику пристроился истребитель Смолина. Мы попарно разошлись в разные стороны, чтобы контролировать большее пространство.
При пересечении Днепра попали под зенитный обстрел. Пару раз машину довольно сильно встряхнуло и почти сразу появилась какая-то вибрация от двигателя.
— Командир! Дымишь!— раздался в наушниках встревоженный голос ведомого. Кручу головой и чуть подаю ручку влево, закладывая небольшой вираж. За самолётом тянется ясно видимый тёмно-серый след. Твою ж дивизию! И тут же, оправдывая пословицу, что беда не приходит одна, раздался доклад Князя, идущего чуть выше; — Слева "мессеры"! Две четвёрки! Идут на нас!
Решение приходит моментально. До линии фронта я, скорее всего, не дотяну. 250 километров с повреждённым двигателем это не реально, тем более, что вибрация всё больше усиливается и уже явственно потянуло гарью.
— Князь! В бой не вступать! Прикрывать Каймана! Уходите, я их задержу! Это приказ! Дед! В пару к Пихте. Я вернусь, парни! Ребята, будем жить!!! — последнюю фразу я прокричал, бросая свой повреждённый истребитель навстречу немцам, благо что последним своим маневром я почти довернул на них. Беру в прицел один из "мессеров" и бью короткой, трёхснарядной очередью из пушки и тут же, почти наугад, так как от отдачи прицел сбивается, даю короткую очередь в идущий рядом. Повезло. Первый фриц взорвался в воздухе, а второй закружил кленовым семечком с отбитым крылом. Минус два.
Немцы, ошеломлённые мгновенной потерей сразу двух своих комрадов, порскнули в разные стороны. Так! Самолёт пока вполне слушается управления, но назад лучше не оборачиваться. Дым из тёмно-серого стал чёрным. Значит с минуты на минуту двигатель встанет и тогда мне крышка. Но, пока есть возможность, буду драться. Доворачиваю вслед за четвёркой "мессеров" и успеваю всадить очередь из всех стволов в один из них, когда по бронеспинке словно кувалдой ударили. На миг перехватило дыхание. Двигатель окончательно встал и истребитель начало заваливать на левое крыло. Прыгать? Оборачиваюсь назад и сквозь клубы чёрного дыма вижу, как пара "мессеров" заходят мне в хвост. Нет, тут без шансов. Расстреляют в воздухе, как куропатку. Сосредотачиваюсь на управлении и мне с большим трудом удаётся выровнять машину. Под крыльями широкая река. Днепр. И впереди его правый, западный берег. В этот момент "кобра" затряслась от попаданий. Пригибаюсь за бронеспинкой и притираю истребитель к воде. Подняв огромный фонтан брызг самолёт зарылся носом в днепровскую воду и начал быстро погружаться. По поверхности побежали две строчки фонтанчиков от пуль, а над головой с рёвом пронеслась пара "мессеров". Я едва успел отстегнуть парашют и выбраться из кабины, когда "кобра" хвостом вперёд ушла под воду. До берега осталось метров тридцать. Хорошо, что сейчас лето и я не плохо плаваю, так что доберусь. Плохо то, что это западный берег.
Интерлюдия. Город Белорецк. Светлана.
С самого утра какое-то непонятное, тягуче-тоскливое чувство поселилось в душе Светланы. На работе всё валилось из рук и она едва дождалась окончания рабочего дня. Забрала Катю из детсада, дома пожарила яичницу-глазунью из купленных у соседки яиц. Яичницу Катя любили и могла есть её сколько угодно. Нет, в детсаду детей кормили хорошо, да ещё и повариха старалась положить для девочки-блокадницы побольше, но кто же откажется от такого лакомства. Сама Света без аппетита поковырялась вилкой в тарелке и отодвинула её от себя. Муторно что-то было на сердце. Катюшка наелась и убежала во двор играть с соседскими ребятишками, а она сняла со стены большую рамку с фотографиями, присланными мужем и, разложив из перед собой, невольно улыбнулась и смахнула непрошенную слезу. Она очень соскучилась, а что уж говорить о Катюшке. Эта маленькая непоседа каждый вечер перед сном рассказывала фотографиям Ильи о том, как прошёл её день, жаловалась на мальчишек в детском саду и всегда заканчивала одной и той же фразой; — Папочка, миленький, плиезжай сколее. Я тебя очень-плиочень сильно люблю и скучаю.
Когда ещё там, в Ленинграде, к