Читать интересную книгу Петербургская Коломна - Георгий Зуев

Вначале портрет Блоку понравился, но затем под воздействием всеобщего ропота он решительно меняет мнение, излагая его в деликатной форме: «А портрет мой все ругают – самые разнообразные люди – близкие и чужие. Пожалуй и я склонен думать, что там преувеличены некоторые черты».

А.А. Блок. Портрет работы К.А. Сомова. 1907 г.

Портрет А. Блока, написанный К.А. Сомовым, вызвал злобную критику в адрес художника. Анна Андреевна, которую он знакомил с мнениями о своей работе, как могла, утешала брата. М.А. Бекетова, тетка поэта, утверждала, что портрет работы Сомова «дает превратное представление о Блоке», что на его мать он произвел «тяжелое впечатление, т. к. выражение рта и глаз неприятное и нехарактерное для поэта»; «Вместо мягких кудрей на портрете тусклые шерстяные волосы». Однако в соответствии с мнениями художников, знавших Блока, портрет работы Сомова весьма схож с оригиналом – художник выдвинул на первый план трагическую маску Блока, его замкнутость, неприступность, погруженность в себя. Е.В. Журавлева решительно утверждает, что «портрет Блока принадлежит к числу лучших графических портретов Сомова».

Какой-то злой рок стал тяготеть над семейством Сомовых. Третья ужасная беда за столь короткое время ворвалась в их прекрасный и дружный дом. В 1909 году Андрея Ивановича, возвращавшегося из Эрмитажа пешком домой, сбил на Дворцовой площади с ног и тяжело ранил в голову городской экипаж. Ранение оказалось серьезным, он умирал. Анна Андреевна привезла с дачи детей для прощания с умирающим дедом. В дом пришел растерянный кучер экипажа, сбившего Андрея Ивановича, он бросился на колени перед умирающим, бессвязно что-то говорил о своей семье, детях, со слезами просил прощения. Андрей Иванович, превозмогая боль и слабость, стал сам его утешать и успокаивать. Анна Андреевна и Константин Андреевич неотлучно были у постели отца.

В 1910 году семья Михайловых переехала с Офицерской улицы в сомовский родовой дом, заняв квартиру на третьем этаже.

Константин Андреевич привязался к детям сестры, особенно к младшему, Евгению. Он часто брал его с собой в походы по антикварным магазинам, в гости к художникам и на собрания своих друзей, «смехачей», как именовал их А.Н. Бенуа. Обычно собирались Александр Николаевич Бенуа, Вальтер Федорович Нувель (для Константина Андреевича – Валечка). Их дружба завязалась еще в гимназии К. Мая. К «смехачам» относились также А.П. Нурок, С.П. Яремич и М.В. Добужинский. Все они чудно умели разыгрывать друг друга, мистифицировать других, могли с серьезным видом доводить гостей до приступов гомерического смеха.

К.А. Сомов и М.В. Добужинский. Фото 1911 г.

В России постепенно стали забывать кошмар и позор японской войны и народных волнений. В беседах со Столыпиным император Николай II как-то признался: «Мне не удается ничего из того, что я предпринимал, Петр Аркадьевич. Мне не везет…». Император родился 6 мая, в день святого праздника Иова Многострадального. «…Поверьте мне, Петр Аркадьевич, – продолжал император, – у меня более чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность, что я обречен на страшные испытания, но я не получу моей награды здесь, на земле… Сколько раз применял я к себе слова Иова: „Ибо ужасное, чего я опасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне“».

Временно наступило затишье.

На Фонтанке, в доме № 11, в петербургской квартире Сергея Павловича Дягилева проходили «Вечера современной музыки». Организаторами музыкальных вечеров были Нувель и Нурок. А.П. Нурок – хороший композитор, а В.Ф. Нувель вел в «Мире искусства» музыкальный отдел. Эти камерные концерты проходили закрытыми и посещались лишь по особым приглашениям. Там исполнялись произведения молодых композиторов – Скрябина, Рахманинова. Впервые прозвучали и новинки зарубежных музыкантов (Франка, Дебюсси), а также европейская музыка XVII–XVIII веков. Выступали отличные пианисты, например, польская исполнительница Ванда Ландовская. Пела здесь иногда и Анна Андреевна Михайлова. На этих вечерах впервые появился совсем юный тогда Сергей Прокофьев, поразивший всех своим задорным талантом. На вечерах у Дягилева Сомов не бывал. Он его не переносил и даже однажды чуть не довел дело до дуэли, направив ему оскорбительное письмо. Но при любой другой возможности Константин Андреевич не упускал случая посетить иные музыкальные вечера, где нередко выступал сам и всегда имел успех у слушателей.

В 1910 году, находясь на художественной выставке в Москве, он писал Анне Андреевне: «… в воскресенье у нас была Носова и пианист Игумнов. Был музыкальный вечер. Игумнов играл Баха, а я пел с успехом в большом зале, о котором ты, кажется, мечтала для пения. Игумнов пригласил меня в эту субботу для музицирования».

В 1911 году К.А. Сомов заболел. Врачи, обнаружившие у него болезнь горла, рекомендуют лечение в санатории на юге Франции. Анна Андреевна, обеспокоенная состоянием здоровья брата, сопровождает его в Болье, что близ Ниццы. В самый канун 1912 года Сомов пишет в Петербург А.П. Остроумовой-Лебедевой: «…ну вот, мы и в Болье. Устроились после вполне удобного и благополучного путешествия без всякой простуды в хорошем отеле с садом и большой террасой над самым морем. Таким образом, я могу исполнить Ваш совет, разинув рот дышать соленым воздухом и давать проникать в горло солнечным лучам. А солнца в эти дни (это в декабре-то!) сколько угодно!

Вы не можете себе представить, какая здесь погода, какое тепло, какая растительность, сколько цветущих растений! Лето или самая поздняя весна бывают у нас хуже и беднее… Живу травяной жизнью: встаю в 7 часов со светом, ложусь в 9 часов вечера и днем еще часа два сплю. Неужели все это не избавит меня от проклятой болезни!.. А все же я предпочел бы сейчас быть здоровым в Петербурге. Эта природа поражает, но скоро приедается… Мне жаль бедную Анюту, принесшую для меня такую жертву». Из-за семейных обстоятельств Анна Андреевна вскоре была вынуждена вернуться в Петербург, а К.А. Сомов, завершив лечение и совершив путешествие по Италии, вернулся домой в конце апреля 1912 года.

Начало трагического для всего мира и России 1914 года К.А. Сомова и Анну Андреевну застало на пути в Ниццу, для курса повторного лечения. Проезжая Берлин, брат и сестра посетили Кайзер-Фридрих-Музеум. Сомов, страстный коллекционер и любитель фарфора, много ходил по берлинским магазинам, «для Анюты это было скучным делом». 22 февраля 1914 года Константин Андреевич писал А.П. Остроумовой-Лебедевой: «…все опять переполнено и в Болье, и в Ницце: разгар карнавала, мы с Анютой им совершенно не интересуемся, карнавал не народный, искусственно сделанный для наивных и невзыскательных иностранцев. Погода нам благоприятствовала, мы делали каждый день большие прогулки часа по 2, по 3. Исходили все окрестности Болье. Днем я работаю, сначала оканчивал небольшую акварель, а теперь по просьбе мужа г-жы Карышевой я начал рисовать с нее карандашный портрет. Анюта Вам писала о ней… Я все время думаю о Петербурге, как мне приятно было бы быть дома у себя среди друзей…».

В этом письме К.А. Сомов интересовался делами устройства «Дамского журнала», в организации которого принимали участие А.П. Остроумова-Лебедева и А.А. Михайлова. Он считал, что дело это интересное и уже налаживается, но «название „Наша мода“ невозможно. Нельзя ли какое-нибудь звонкое слово? Как по-гречески или по-латыни одежда, мода? Я думал и ничего не придумал. Очень трудно будет создать Вам журнал, где художникам тягаться с неисчерпаемой фантазией и вкусом специалистов, портных и модисток, поколениями занятых этим делом. Что ни задумаешь, оказывается, это уже было или есть и лучше, чем у тебя. Вот, например, модный гений Бакст, раздутый рекламой, – в сущности, иллюзия. Но, может быть, я ошибаюсь и дай бог, чтобы это было так! Мне бы очень хотелось, чтобы журнал родился…». Нет, Константин Андреевич не ошибался, идею Анны Андреевны Михайловой и Анны Петровны Остроумовой-Лебедевой осуществить так и не удалось.

14 апреля 1914 года Анна Андреевна и Константин Андреевич вернулись в Петербург. В своем дневнике К.А. Сомов сделал запись: «Приехал домой в 12 часов. Вечером приходил Валечка (Нувель. – Авт.) Пили чай у Анюты. Валечка просит нарисовать его портрет, на что я охотно согласился… Он хочет реабилитировать себя перед потомством: так плохо он изображен Бакстом на портрете в Музее Александра III… Жаловался на боязнь грядущей одинокой старости и фантазировал, что было бы хорошо создать себе привязанность – взять на воспитание мальчика. Я ему посоветовал сделать себе своего ребенка. Меня самого эта мысль давно занимает…».

Анна Андреевна была для брата другом, советчиком, ангелом-хранителем и натурщицей. 5 июня 1914 года Сомов записал в дневнике: «Из Петергофа приезжала Анюта, чтобы позировать для неудачного пальца на портрете Олив. Сделал несколько лучше, но в общем руки написаны совершенно позорно…». 29 июня 1914 года в дневнике художника появилась такая запись: «…вечером я с Анютой долго были одни… я ей говорил об отсутствии у меня любви и интереса к людям и