— Послушай, прости, подожди минуту… — я положила пальцы ему на плечо, когда он открывал дверь, стоя спиной ко мне. — Ты возвращаешься в Мадрид?
Он медленно кивнул, не глядя на меня, и тотчас же я почувствовала себя ужасно смешной. Я старалась вести себя запросто, как это удавалось мне пару лет назад, и спросила:
— У тебя есть машина?
Незнакомец повернулся и ответил утвердительно. Волосы у меня были распушенные, без укладки, короткие ногти, на губах — красная помада. К тому же я была наряжена в костюм Робин Гуда — узкие ботинки карамельного цвета на средневековый манер, очень короткая юбка, черная стилизованная кольчуга поверх белой рубашки с пелериной, опять же черные капроновые чулки — так называемый стиль new romantic.
— Тебя не затруднит взять меня с собой? — спросила я.
— Нет, — он снова улыбнулся.
Я пошла за ним до его серебристого «опеля». Новая безупречная машина не принадлежала ему, а была собственностью предприятия, как, смущаясь, заявил мне новый знакомый.
— Чем ты занимаешься? — спросила я, чтобы хоть что-то сказать. В салоне зазвучали аккорды Roxy Music. Я отлично узнавала их прилизанные мелодии, элегантную вялость. Первые аккорды песни в моих ушах перемежались со звуком работающего мотора.
— Я экономист. Работаю в страховой компании, но решил заняться изучением торговли.
— Ух ты! Так же, как моя сестра.
— Она изучает торговлю?
— Нет, но она экономист. Сейчас заканчивает последипломное обучение в институте… Промышленном, что ли? Ладно, я не помню его название, я никогда не запоминаю названия, но это точно какой-то институт чего-то.
— А ты?
— Я изучаю английскую филологию. Заканчиваю в этом году.
— Ты даешь уроки английского языка?
— Нет, не могу, пока у меня нет диплома…
— Я имею в виду частные уроки.
— Частные уроки? — я сделала паузу, потому что впервые посмотрела ему в глаза за все время пути, и его красота, такая близкая, ослепила меня. — Вообще-то нет, я никогда их не давала, но надеюсь, что рано или поздно буду давать частные уроки непременно. Почему ты об этом спрашиваешь?
— Я ищу преподавателя по английскому, который бы давал частные уроки. Теоретически мне это не нужно, потому что я изучал язык в колледже и теперь продолжаю заниматься, но мне трудно читать, я плохо говорю, нужна практика. То есть, может быть, она мне необходима не прямо сейчас, но если когда-нибудь я сменю работу… В моей профессии это важно.
— Но чтобы практиковаться в разговорном языке, желательно говорить с носителем языка, — возразила я, но, прежде чем закончила фразу, оборвала себя.
— Да, но… Дело в том, что я их не понимаю, — тут я рассмеялась, а он вместе со мной. — Я не слышу их.
— Я знаю, как это бывает. Когда я была маленькая, мама заставляла меня играть на пианино так, как моя сестра, а у меня совсем не было способностей к сольфеджио. Она же, напротив, легко все схватывала.
— Почему ты столько говоришь о своей сестре?
— Серьезно? — я взглянула на нового знакомого с непритворным удивлением. Не знаю чем, но меня задел его вопрос.
— Да. Мы разговариваем не больше четверти часа, а ты уже дважды упомянула о ней. В первый раз ты сказала, что она экономист, а теперь, что она играет на фортепиано.
— Да, ты прав, я не знаю почему… Это случайность, я думаю, хотя по правде, Рейна очень важный человек в моей жизни, мы ведь близнецы, и у нас нет других братьев и сестер. Возможно, дело в этом.
— Вы похожи?
— Нет, мы не похожи друг на друга, — он разочарованно вздохнул, а я улыбнулась. — Жаль.
— О, нет, нет! Это просто глупость, — он стал красным как помидор, я застала его врасплох, потому что не ожидала, что он такой робкий. — Мне всегда очень нравились близнецы, не знаю, почему. Мне… они меня всегда привлекали, но в этом нет ничего особенного, ничего неприличного.
Я отложила этот комментарий в своей памяти, но не стала развивать тему, потому что не хотела думать о нем плохо, хотя в моей голове уже начинали всплывать сексуальные фантазии, центральное место в которых было отведено близнецам. Мне казалось, что эти фантазии витали и в голове моего собеседника.
— У тебя много братьев и сестер? — спросила я в свою очередь.
— Трое, две сестры и брат, но они намного старше меня, так что я теперь единственный сын в доме.
— Они погодки?
— Да, я… Ладно, говорят, что я родился, когда никто не ждал. Моей матери тогда было сорок три года.
— Избалованный ребенок.
— Вовсе нет.
Прекрасный избалованный ребенок, повторяла я про себя, уверенная в собственной правоте, прежде чем осмелилась спросить его о том, что меня действительно интересовало.
— А что ты делал там?
— Где? В Серседильи?
Я кивнула головой, а он скривил губы.
— Ну… По правде я сам не знаю. Мне просто было любопытно. В общем, когда Андрес пригласил меня, я представлял себе нечто подобное. Он настаивал, а в конце этой недели у меня не было никаких важных дел, поэтому я не нашел ничего лучше…
— Ты друг Андреса? — я решила выяснить у моего знакомого его отношения с хозяином шале, где мы познакомились, но не могла представить себе ничего общего между ними.
— Да и нет. Теперь мы видимся лишь время от времени, но в колледже были очень близкими друзьями, не разлей вода, как братья. Это бывает, ты же понимаешь…
— А сколько тебе лет?
— Тридцать один год.
— Тридцать один!
Он улыбнулся, видя мое неподдельно замешательство, в то время как я старалась осознать тот факт, что этот смуглый юноша, стройный и гибкий, делает в компании зрелого, пузатого и меланхоличного, почти уже старого человека, общество которого в тот вечер мы одновременно решили покинуть.
— Ну, ты не притворяешься, — я посмотрела на него и запуталась в легкой сети чуть заметных мелких морщинок у глаз, но даже эта деталь не испортила первое впечатление. — Ни за что бы не подумала.
— Большое спасибо, — улыбнулся он.
— Не за что. А теперь ты не мог бы поменять пластинку? Я не люблю Брайана Ферри, не могу его слушать. Считаю, что все эти арии, в которых заложен большой интеллектуальный смысл и некая трансцендентность, есть не что иное, как дурной тон, по сути — чистая дрянь.
Он рассмеялся, пробормотав что-то сквозь зубы.
— Ты настоящая филологиня.
— Я? Почему ты так говоришь?
— Потому что это правда.
То, как он посмотрел в тот момент, заставило меня подумать, что я ему нравлюсь.
— Самая настоящая филологиня.
Пока мы ехали в Мадрид, успели переговорить о множестве вещей. Мне было весело, хотя даже за такое короткое время я смогла заметить некоторые особенности характера Сантьяго, которые меня раздражали, как, например, постоянное стремление делать акцент на литературности моих слов, совершенное неумение понимать метафоры — переносные значения с трудом проникали в его уши. Эти недостатки характера, не знаю только, моего или его, со временем стали выводить меня из себя. Позже я разглядела другие качества, говорящие в его пользу, так что он мне стал казаться простым человеком, уверенным в себе. Кроме того, я все больше уверялась в непревзойденной красоте Сантьяго. Даже его поведение во время первой половины той ночи не смогло испортить впечатление.