разница весьма существенна, ибо глагол в отличие от существительного несет в своем содержании и отношение, и значение» [2, с. 236–237].
Здесь же стоит обратить внимание на замечание Тойнби по отношению к арабскому языку; оно в самом прямом отношении может иллюстрировать существенные стороны формируемой через этот язык картины мира и выявления в ней доминантных начал. Он пишет: «Арабский глагол поначалу поражает английского исследователя обилием «аспектов», выраженных с помощью внутренних флексий, но вскоре обнаруживается, что английский глагол с помощью вспомогательных слов может выражать все эти аспекты, равно как и все возможные значения времени, тогда как арабский глагол с его единственной парой времен – совершенным и несовершенным – фактически беспомощен выразить элементарное временное развличие между прошлым, настоящим и будущим» [2, с. 237].
Столь обширное изложение концецептуальных размышлений Тойнби для нас важно тем своим аспектом, по которому существует безусловная взаимосвязь между используемой системой письменного языка (на базе какого-то алфавита) и иными видами развития и жизнедеятельности общества, использующего именно этот, а не иной способ письменной речи, а стало быть и определенной фиксации всей совокупности идей, представлений, научных догадок, выражения эмоциональных отношений к действительности в данном типе языка.
Не столько словарный запас, но сама система языка, больше или меньше способствует воссозданию бытия во всем его доступном человеку объеме – от наблюдения внешней среды до передачи тончайших состояний внутренней и интеллектуальной жизни. Она же регулирует и другие приемы и формы взаимосвязи самого общества в целом с действительностью уже на мега-уровне – в области государственного строительства, культурных предпочтений, форм и сложности создания культурных объектов, формулирования субъективного набора этических ценностей и всего прочего, необходимого для осуществления развитой и богатой культуры. А она, в свою очередь, может лечь в основание определенного типа цивилизации.
Без сомнения, у каждой из систем языка, сумевших сохраниться до наших дней (то есть доказавших свою жизнеспособность) существует свое преимущество в той или иной сфере воссоздания действительности: есть более универсальные системы, есть более аналитические и более точные системы, это не может быть подвергнуто ревизии. С другой стороны, неизвестно, что именно и на каком этапе развития человечества является более определяющим и значимым фактором, и именно сейчас, когда Цифра начинает свой торжественный поход «поверх» систем всех языков используя, по существу, только два символа, два знака.
В конце концов, именно язык во многом выступал в истории человечества в качестве основного строительного материала для создания великих государств (культур), империй (цивилизаций). Более универсальная и в какой-то степени понятная картина мира, переданная при посредстве развитого, богатого, многообразного по формам выражения языка становится привлекательной для носителей других, не доминантных языков.
Так или иначе, язык лежит в основе формирования и национальных образов мира, то есть именно он начинает объяснять внятным образом внешний и внутренний мир общества и человека. И на этой основе сближать людей «одного корня», образуя в итоге единый этнос, который однороден уже не столько по месту проживания, по наличию общих исторических событий, обусловивших их единство, не по преимущественным способах хозяйствования, но по близким взглядам на мир в широком значении этого слова.
Язык формирует ментальность, на базе языка и созданной им ментальности возникает некая однородность культуры как наличия определенных цивилизационных привычек, формирующихся на первом этапе. В дальнейшем это реализуется через появление объектов и предметов культурной деятельности – от домов, бытовой инженерии (как в древнем Риме) до произведений авторского искусства, которое, тем не менее, является гомогенным по этим этно-национальным предпосылкам языкового и ментального свойства.
На каком-то этапе развития нации в ее уже состоявшемся языковом, ментальном, культурном (куда включена и религиозная составляющая) отношении окончательно оформляются мировоззренческие, высшего духовного уровня представления о предназначении, целях, идеалах, миссии данного народа – формируется в окончательном виде цивилизационная общность.
* * *
Количество состоявшихся цивилизаций на протяжении всей истории человечества разнится – цифра «крутится» где-то около 20. Но ни одна из самых крупных цивилизаций, которая технологически опережала в своем развитии окружающие ее народы (другие цивилизации) не выжила на протяжении всей исторической длительности развития человека и форм организации им общественной деятельности в рамках данной цивилизации. Все они обладали ясно видимой жизнью – зарождением, взлетом, расцветом, надломом, упадком и в дальнейшем (в древности) часто и быстрым исчезновением. Но их «вхождение в историю» имело определенного рода сверхсмысл, который выступал как реализация того или иного пути развития человечества в принципе, который подтверждал свою более или менее длительную выживаемость или приспосабливаемость к условиям существования в конкретном регионе мира, или, напротив, обрывался, почти сразу после своего становления. Часто под воздействием других народов и культур (цивилизаций).
Современное историческое сознание (если допустить, что оно все же существует) все чаще выносит суждения о «конце истории», «смерти цивилизаций», что, как ни парадоксально, только подчеркивает всеобщее понимание глобальной универсальности развития человека и человечества. Понятно, что не всякое общественное образование, приобретшее черты государства, может порождать той или иной тип цивилизации. Их (цивилизаций), как отмечалось выше, считанное количество, и для их появления и развития требуется целый набор условий, не все из которых очевидны и могут быть обрисованы или описаны при помощи исторического дискурса.
Также очевидно, что несмотря на объявленную глобализацию и «смерть отдельных цивилизаций», кроме западной, мы наблюдаем и сейчас определенное число явных цивилизационных образований, которые не только не желают растворяться в едином историческом потоке всечеловеческой глобалистики, а, напротив, усиливают эту свою цивилизационную однородность (Россия, Китай, Индия).
Надо заметить, что в определенном отношении опыт пережитый Россией в виде и формах существования СССР дает возможность представить ее цивилизационное развитие как некую модель и тенденцию развития других сверх-цивилизаций, к каким можно отнести США, ЕС, Китай, по-своему, Индию. Особую роль здесь все же занимает Россия. Ей удалось на протяжении истории своего становления включить в ареал ценностей и собственного цивилизационного выбора другие этносы, другие культуры, которые исторически располагались в пределах влияния и воздействия основной материнской структуры. Это было и вызовом, но и перспективой успешного развития Советского Союза как особого типа цивилизации. К сожалению, по причинам второстепенным и малосущественным с исторической точки зрения эта модель потерпела поражения, хотя тяга к подобному совместному сосуществованию народов ощущается по всему периметру России.
У Тойнби, на ряд идей которого мы ссылались несколько выше, описывается генезис и стадии развития цивилизаций. Конечно, сейчас это выглядят несколько наивно на фоне более усложненных и детализированных картин, которые мы обнаруживаем, к примеру, у С.Хантингтона или Ф.Фукуямы, но некоторые вещи, на наш взгляд, и сегодня звучат достаточно актуально. Тойнби говорит