сотрудник Брежнева — заведующий Общим отделом ЦК КПСС Константин Черненко и помощник генсека по идеологическим вопросам Виктор Голиков, а также группа менее значительных персонажей, работающих в основном в Отделе науки. Подробнее о них и их взглядах мы поговорим в отдельном параграфе ниже.
Кроме «прогрессистов» и «молдавского клана», в экономических дискуссиях и деятельности экономистов-практиков были заинтересованы еще как минимум три политические группы.
Косыгин и глава Госплана Николай Байбаков могли оказывать покровительство людям и структурам, непосредственно работающим на Совет министров СССР и Госплан СССР. Однако они не вдавались в идеологические вопросы (например, в дела СМИ). О тех, кто работал с Косыгиным, Байбаковым и прогрессивными бюрократами из его личного аппарата, мы также поговорим в четвертой части, поскольку это уже были не «теоретики» экономики, но практики.
Другая группа была замкнута на сохранявшего до 1971 года власть и влияние (в должности вице-президента по общественным наукам АН СССР) Алексея Румянцева, однако он в результате острого клинча с Трапезниковым был снят со своего поста. Хороших отношений с Андроповым, Косыгиным и Сусловым оказалось тут недостаточно[840]. Часть стоящих за ним институций (прежде всего Институт экономики АН СССР и Институт комплексных социальных исследований (ИКСИ)) была разгромлена Отделом науки. Под разгромом имеется в виду увольнение части идеологического ядра сотрудников и многочисленные неприятности для оставшихся.
Третью группу покровителей представляли военные, использующие академические экономические разработки для собственных целей. Из-за режима секретности мы мало знаем об этом, но многие «припартийные» институты имели «закрытые» отделы и сектора, работающие на военных и КГБ[841]. И те институции, что работали на них более активно, не пострадали. Речь идет прежде всего о тех, где использовались математические методы, — Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ), ИМЭМО, Институт народно-хозяйственного прогнозирования, Институт системного анализа и Комиссия по комплексному прогнозированию, Центральный экономико-статистический институт[842]. Там работали, используя лексику Анатолия Милюкова, «мыслящие экономисты»[843].
«Мыслящий» — это распространенное в кругах советских реформаторов и экспертов при аппарате власти определение «своих», прореформаторски настроенных людей, оппонирующих «догматикам» и «мракобесам» (из числа приверженцев сталинизма, русского национализма и т. п.) и «антисоветчикам» (открытым оппонентам советской системы власти).
В качестве примера можно привести Центральный научно-исследовательский институт экономики, информатики и систем управления (ЦНИИ ЭИСУ), который был образован по распоряжению Совета министров СССР и создан в соответствии с приказом министра оборонной промышленности СССР от 31 мая 1969 года. Это была «головная организация технико-экономического профиля» и Главный вычислительный центр Миноборонпрома СССР[844]. То есть с момента основания этот институт был в первую очередь занят компьютеризацией оборонной сферы в духе идей академика Виктора Глушкова, настаивавшего на тотальном введении «автоматических систем управления», или АСУ[845].
Но также новосозданный институт занимался разработкой планов экономической реформы, придуманной начальником сектора оборонного отдела Госплана СССР Николаем Федоровым. Она (в пересказе математика, занимавшегося ее обсчетами) должна была реализовать его идею: что необходимо освободиться от контроля над фондами заработной платы предприятий, платить рабочим хорошие зарплаты, и тогда у них вырастет производительность труда и можно будет заняться освоением Сибири[846].
Собственные интересы в данной сфере имел КГБ во главе с Юрием Андроповым. Он отринул многие из «прогрессистских» установок, заняв пост председателя КГБ и активно участвуя в разгроме «пражской весны», однако сохранял интерес к экономическим вопросам и использовал Румянцева как одного из нескольких секретных консультантов[847]. Подробнее об этом мы поговорим в пятой части, посвященной взглядам Андропова. А КГБ в целом использовал «припартийные» институты для разработки собственных оценок и анализа.
И, наконец, политическая власть в лице Отдела плановых и финансовых органов аппарата ЦК КПСС (реже представители других «отраслевых» отделов) также использовала этих экспертов для консультаций, выработки и оформления тех или иных проектов решений, что давало им уже и непосредственную возможность влиять на процесс принятия решений. В целом все эти люди в действии и противодействии так или иначе готовили, как это ни пафосно звучит, идеологию и практику перестройки, о чем мы поговорим в пятой и шестой частях книги[848].
Со времени перестройки весь круг «прогрессистских» экономистов 1960-х годов в публичном дискурсе было принято считать чем-то единым, а его оппоненты ушли в тень бесславия и безвестности. В кругу экономистов сохранялись воспоминания о дискуссиях «товарников» и «антитоварников», хотя «товарников» зачастую именовали «рыночниками», априори присваивая им убеждения, которых в 1960-х у них, скорее всего, еще не было[849].
В действительности, как мы увидим, существовали как минимум две крупные группы экономистов, поддерживающих, но по-разному трактующих возможное направление «косыгинских реформ», и несколько групп разнообразных «антитоварников», считавших своим долгом противодействие оным.
Далее в этой части мы постараемся подробно проследить, как и на кого оказывали влияние эти группы, понимая, что значительный процент их деятельности уходил на борьбу друг с другом, а собственно «влияние на власть» было почти иллюзией, особенно когда дело не сопровождалось выходом на массовую аудиторию через СМИ. Эти возможности существовали в период «косыгинских реформ», но были резко ограничены после их окончания, в обстановке брежневской «нормализации», сопровождавшейся резким усилением давления на прессу.
Тем не менее бесконечные консультации и разработка проектов документов, которые почти никогда не вступали в силу, не проходили зря. В глобальном плане это было действительно обсуждение предполагаемой экономической политики и векторов ее возможного развития. В практическом плане эти институции оказывали влияние на формирование мнений и позиций у своих сотрудников и студентов, читателей подготавливаемых ими учебников, региональных элит и индустрии. Некоторые идеи попадали в массовую аудиторию не только через СМИ, но и через художественные произведения и кино, радиопередачи западных радиостанций, периодически обсуждавших новые идеи советских экономистов.
Эта часть книги разделена на три главы. В первой речь пойдет о специалистах, пытающихся понять реалии советской экономики и проанализировать их. Их мы называем по их реальному роду деятельности — учеными и журналистами. Во второй главе мы поговорим об «идеологических жрецах», людях, главным занятием которых было обоснование легитимности существующего режима и которые стремились удержать дискурсивное поле в науке, образовании и системе власти в привычных им с молодости рамках. Третья глава посвящена специальному сегменту политической власти — Отделу плановых и финансовых органов ЦК КПСС, который формировался как из представителей первых двух категорий экономистов, так и из управленцев-практиков.
УЧЕНЫЕ И ЖУРНАЛИСТЫ
Почему в советской экономической науке было так много евреев?
В разговоре о советской экономической науке 1960–1980-х годов трудно обойтись без вопроса, вынесенного в заголовок