Меня хватило на неделю тогда. Я вдруг поняла, что бесит все. Прежде всего, необходимость находиться с посторонним человеком постоянно рядом. Есть, спать, гулять за ручку. Пока учились – у нас были и другие дела, учеба, что-то личное, да и жили мы отдельно. А тут – только вместе. Не то, чтобы это было плохо, но слишком много. Мне нужно было хоть немного побыть одной, а он этого не понимал. Мы же поехали вместе, значит, должны вместе отдыхать, и нам должно быть вместе хорошо. Это я тут что-то выдумываю.
А я устала от него. День и ночь без перерывов. Меня постепенно начало бесить абсолютно все.
И даже не в нем было дело, он неплохой парень, а в том, что я совсем не готова свои привычки менять, подстраиваться под него. Под кого-то в принципе. Я как представила, что это может быть навсегда, так и сбежала.
Да, он хороший, на самом деле, но я не смогла. Чужой. Так и остался посторонним.
Потом, уже приехав сюда, встречалась с одним. Молодой врач, где-то на работе мы с ним и познакомились. Перспективный, успешный, довольно интересный человек… сам по себе. Но я ходила с ним на свидания и понимала, что скучно. Что я смотрю на часы, думаю о работе и хочу домой. Мы даже переспали с ним пару раз для верности, но тепла в отношениях так и не появилось.
Я подумала даже, что вообще не способна на отношения. Что это не для меня. Банально – не интересно. С магами так иногда случается. Тем более с такими, как я, которые постоянно имеют дело со смертью. Жизнь отворачивается от них.
А сейчас вдруг я смотрю на этого Людвига и понимаю, что сердце колотится как ненормальное и разрывается от одной мысли, что он уйдет, а я больше никогда не увижу его. И я готова вцепиться в него и не отпускать. Схватить и не отпускать. Хочу прикоснуться…
Да что ж за хрень-то со мной?
И что с этим делать не пойму.
Но сейчас, к счастью, надо заняться делом, а потом уже с хренью разбираться. Вдруг мы выясним, что отпускать его никак нельзя, нужно подержать для его же безопасности, пока настоящего убийцу не поймаем.
Пока разберемся, я, может, и в себе разберусь.
А он пока пусть тут… Я ему даже свою кровать в подсобке готова уступить… ох, дура я, наверно.
8.2
* * *
- Сыночек мой! – всхлипнула мамаша Лаубе, так горько и отчаянно, что мне даже жаль ее стало. – Что теперь с ним будет?
Мы замотали ей раны на шее и груди, чтобы Людвига не слишком пугать, но смотрелась покойная все равно жутковато. Хотя поднимать таких, которые несколько часов только как умерли – не сложно, сил много не надо. Но вот родным, я понимаю, много сил требуется на это смотреть. Грань между жизнью и смертью слишком тонка, горе еще не пережито.
Людвиг сидел белый-белый, осунувшийся. Все это тяжело, в любом случае.
Сыночек.
«Сыночка отпустят, все будет хорошо», - чуть было не ляпнула я, но вовремя прикусила язык.
- Какой сыночек? – спросил Говард.
Вот ж!
- Маркуша! – всхлипнула госпожа Лаубе не задумываясь. – Он же пропадет! Вы… - она повернулась к Говарду, невидящими глазами. – Вы же убьете его? Поймаете?! Но он не виноват, он родился таким! Он не хотел… Это все его кровь, она виновата… так несправедливо…
- Маркус? Ваш второй сын? – деловито спросил Говард. - Это он убил вас, госпожа Лаубе?
У нее дрогнули губы. Смотри ж ты, покойная, а все равно пробивает.
- Он не хотел! - сказала тихо. Мертвые не врут, но ошибаться могут. – Он любил меня! Так вышло. Мы поспорили с ним, и вот… Это его кровь… его отца…
Вот же, зараза. Она все знала с самого начала. Мало того, она причастна, считай.
- Вы говорили, что ваш второй сын умер, - не удержалась я.
- Говорила… - чуть растеряно согласилась она. – Что мне было еще сказать? Я родила двоих, но сразу стало ясно, что один из них будет обычным человеком, а второй – весь в отца. Он будет волком. Это было видно с самого начала. Сразу. Его глаза… То, как он вел себя. Я поняла, что надо спрятать его, иначе отберут. Мне не дадут воспитывать его, отдадут волкам, в приемную семью, и я больше его не увижу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Вы могли бы отдать его отцу, - сказал Говард.
- Нет. Я не знала где он. Ничего о нем не знала. Он ушел и… Думаю, он даже не подозревал, что у него родился сын.
- Два сына, - сказала я.
- Два, - вздохнула госпожа Лаубе. – Но Людашек – он не волк, не такой… словно не его сын вовсе. Совсем обычный. Я ему была не нужна, он вполне мог жить среди людей, и никто бы не узнал… Крови слишком мало. Он всегда был такой тихий, слабенький. Но Маркус… он всегда был настоящим волком!
Неподдельная гордость в ее голосе. Она всегда любила другого.
- И что же вы сделали, госпожа Лаубе? - спросил Говард.
- Я нашла женщину, которая взяла Марку, сделала вид, что это ее сын. Я платила ей, она воспитывала моего мальчика. Мы условились, что я буду приходить к ней, когда захочу, чтобы увидеть его… и она…
Рассказывала долго. Мне хотелось пожалеть ее, все же отчасти я могла понять материнские чувства, и, одновременно, пристукнуть чем-нибудь, потому что нельзя так с людьми. Но пристукнуть поздно, она уже мертва, дальше некуда.
Женщина, которая воспитывала Маркуса – привязалась к нему. Она ведь растила с младенчества, была как мать. Начала ревновать, стараться избегать общения с мамашей Лаубе. Конечно, та ей платила, и совсем избежать было нельзя. В какой-то момент женщина даже попыталась сбежать, но Лаубе пригрозила, что сообщит в полицию, расскажет, что Маркус ее сын, и это любой анализ крови докажет. Скажет, что та женщина его украла, и кому поверят, а? На самом деле, она бы никуда не обратилась, кончено, это могло бы плохо кончиться и для нее самой. Но тогда подействовало.
Сначала все шло неплохо, но потом мальчик начал расти, а кровь брать свое.
Он был не злой, нет… тут мамаша Лаубе вздыхала тяжело. Но кровь есть кровь. Он волк, хищник. Мальчик начал проявлять агрессию.
Если бы его воспитывали свои, то научили бы справляться, жить с этим, использовать… а тут учить было некому. Его заставляли подавлять свою волчью суть, скрывать.
Когда пружину закручиваешь слишком сильно, она, рано или поздно, сорвется или лопнет. Кончится плохо в любом случае.
В десять лет Маркус впервые загрыз соседского кота. Тогда это замяли, скрыли, ребенка наказали и долго вообще не выпускали во двор. Потом, через год это повторилось, только с дворовой собакой.
Они переехали загород, подальше от посторонних глаз.
Но зов крови было уже не оставить.
В конце концов, мамаша Лаубе начала покупать сначала кур, потом и овец, приводить сыну.
Но мальчик рос, и контролировать его становилось все сложнее.
В пятнадцать он впервые убежал из дома и убил человека. Какого-то случайного человека в лесу, тогда это еще легко списали на зверя. Да, это началось так давно. По большей части в полнолуние. Пролитая кровь успокаивала голод. Сначала на несколько месяцев, потом едва хватало до следующей луны. Но мамаша приводила овец, и… это голод успокаивался, хоть немного. Бедный ее мальчик!
На самом деле, мальчика действительно жаль, потому что все могло бы обернуться иначе.
Последние годы овцы не утоляли его голода. Только человеческая кровь.
Но Маркус всегда был умный, действовал очень осторожно. Он столько лет жил так, и никто даже не знал! Бродяги и нищие, которых никто не хватится. И даже их стоит убивать подальше от дома.
Но иногда…
Маркус завидовал своему брату, у которого была нормальная обычная жизнь, которому не нужно было скрываться. С той женщиной, шлюхой, вышло случайно. Маркус решил только посмотреть, но не удержался тогда. Он не хотел. Только посмотреть, но она подняла крик и… так вышло. Она бы рассказала.
А бедный мальчик допустить такого никак не мог.
Он так страдал! Эта звериная сущность не давала ему покоя. Ему не хватало любви… В этом месте мамаша Лаубе вздыхала особенно горько.