Читать интересную книгу Отрывочные наброски праздного путешественника - Марк Твен

Его преподобіе былъ полковымъ священникомъ вовремя войны, и пока мы разыскивали дорогу въ Гамильтонъ, онъ разсказалъ намъ исторію о двухъ умирающихъ солдатахъ, которая меня очень заинтересовала, несмотря на мои ноги.

Онъ разсказалъ, что въ Потомакскихъ госпиталяхъ правительство выдавало для умершихъ грубые сосновые гробы; но не всегда удавалось получить ихъ. Поэтому, если подъ рукой гроба не было, то покойника хоронили безъ него.

Вотъ разъ, позднею ночью, умирали въ госпиталѣ два солдата. Въ комнату вошелъ человѣкъ съ гробомъ на плечахъ и остановился въ нерѣшительности, задумавшись надъ тѣмъ, кому изъ двухъ бѣдняковъ онъ понадобится раньше. Говорить они уже не могли и только оба смотрѣли на него умоляющимъ образомъ. Одинъ изъ нихъ высунулъ изъ подъ одѣяла исхудалую руку и сдѣлалъ пальцемъ жестъ, означавшій: „Будь добръ, поставь его, пожалуйста подъ мою кровать.“ Человѣкъ исполнилъ просьбу и ушелъ. Счастливый солдатъ съ трудомъ повернулся на постели лицомъ къ другому воину, приподнялся немного, съ подушки и началъ работать надъ тѣмъ, чтобы придать своему лицу особенное выраженіе; послѣ долгихъ и упорныхъ усилій ему удалось изобразить торжествующее подмигиваніе. Страдалецъ упалъ на подушки въ изнеможеніи, но упиваясь славою.

Тогда пришелъ личный другъ солдата № 2, обиженнаго. Послѣдній началъ умолять его краснорѣчивыми взглядами; наконецъ тотъ понялъ и, вытащивъ гробъ изъ подъ кровати № 1-го, поставилъ его подъ кровать № 2-го. № 2-й выразилъ ему свою радость и сдѣлалъ еще какой-то знакъ. Другъ опять понялъ, подложилъ руку подъ плечо № 2-го и немного приподнялъ его. Тогда умирающій герой обратилъ свой тусклый взглядъ къ № 1-му и началъ медленно трудиться надъ своими руками. Понемногу удалось ему поднести одну руку къ лицу, но она ослабла и упала. Еще разъ попытался онъ поднять ее, и опять неудачно. Тогда онъ отдохнулъ, собралъ весь остатокъ силъ и на этотъ разъ ему удалось медленно, но увѣренно поднести къ носу большой палецъ; остальными пальцами онъ торжествующе махнулъ въ воздухѣ и упалъ на подушки мертвый. Эта картина до сихъ поръ рисуется въ моихъ глазахъ, признаюсь, положеніе исключительное, исключительное въ своемъ родѣ.

На другой день, рано утромъ, въ моей комнатѣ внезапно появился маленькій бѣлый слуга и произнесъ только одно слово: „Завтракъ!“

Это былъ во многихъ отношеніяхъ замѣчательный мальчикъ, лѣтъ одиннадцати, очень проворный, съ живыми черными глазами. Въ немъ не было ничего неопредѣленнаго, ничего нерѣшительнаго.

Въ губахъ его, въ манерахъ, въ разговорѣ видна была величественная рѣшимость, удивительная въ такомъ маленькомъ существѣ. Словъ онъ даромъ не терялъ. Его отвѣты были такъ коротки и быстры, что казались продолженіемъ вопроса, а не отвѣтомъ на него. Стоя за стуломъ со своей метелкой въ рукахъ, прямой, вытянутый, съ стальною серьезностью въ лицѣ, онъ казался статуей, до тѣхъ поръ, пока не схватывалъ мелькнувшаго въ чьихъ-нибудь глазахъ желанія. Тогда онъ бросался исполнить это желаніе и въ слѣдующую же секунду снова обращался въ статую. Когда его посылали за чѣмъ-нибудь въ кухню, онъ шелъ бокомъ до самой двери и тамъ сразу поворачивался, какъ на пружинахъ.

— Завтракъ!

Мнѣ захотѣлось еще разъ пробовать разговорить это существо.

— Вы позвали его преподобіе или…

— Да, сэръ.

— Что теперь рано или…

— Восемь-пять!

— Вы одинъ здѣсь служите или кто-нибудь вамъ…

— Цвѣтная дѣвушка.

— На этомъ островѣ только одинъ приходъ или…

— Восемь.

— Большая церковь на горѣ приходская или…

— Часовня приходской церкви.

— Какъ здѣсь раздѣляются пошлины? На городскія, приходскія, поголовныя и…

— Не знаю!

Не успѣлъ я придумать новаго вопроса, какъ онъ уже былъ внизу, соскользнувъ внизъ головой по периламъ лѣстницы, и спрыгивалъ на задній дворъ.

Пришлось отказаться завести съ нимъ разговоръ. Съ нимъ не существовало главнаго элемента для разговора: отвѣты его были такъ закончены и точны, что не оставляли никакого сомнѣнія, за которое можно было бы уцѣпиться, чтобы продолжать разговоръ. Изъ этого мальчика долженъ выйти или великій человѣкъ, или великій негодяй, смотря по обстоятельствамъ, но изъ него собираются сдѣлать плотника. Такимъ-то образомъ люди пользуются представляющимся имъ случаемъ.

Въ этотъ и слѣдующій дни мы катались въ экипажѣ по всему острову и ѣздили въ городъ Ст. — Джорджъ, за пятнадцать или двадцать миль отъ Гамильтона. Такихъ прекрасныхъ, твердыхъ дорогъ невозможно найти нигдѣ, кромѣ Европы. Намъ служилъ проводникомъ и возницей смышленый молодой негръ. При выѣздѣ изъ города мы видѣли пять-шесть горнокапустныхъ пальмъ (ужасное названіе!), росшихъ ровными рядами на равныхъ разстояніяхъ одна отъ другой; это были не самыя высокія изъ когда-либо видѣнныхъ мною деревьевъ, но самыя величественныя, самыя роскошныя. Эта аллея представляетъ изъ себя самую удачную поддѣлку колоннады природой. Деревья всѣ одинаковой величины футовъ въ 60, сѣрые, какъ гранитъ, стволы, постепенно и ровно заостряются къ концу. Ни одной вѣтки, ни одного узла или трещины, никакого знака. Поверхность ствола не похожа на кору, но имѣетъ видъ выдѣланнаго, но неотполированнаго гранита. Такъ онъ тянется до самаго верху на 50 футовъ. Затѣмъ онъ начинаетъ принимать видъ плотно обмотанной зеленой веревкой катушки или выточенной на токарномъ станкѣ. Надъ этой катушкой находится возвышеніе, изъ котораго на 6 и болѣе футовъ кверху тянется ярко-зеленый цилиндръ, состоящій изъ свертковъ, подобныхъ колосу зеленой индійской ржи. Далѣе фонтаномъ расходятся перистые листья, тоже зеленые. Прочія пальмы обыкновенно сгибаются, отступаютъ отъ перпендикуляра, но въ этомъ ряду ни однимъ ватерпасомъ не отыщешь уклоненія, ни въ одномъ индивидуумѣ этой величественной аллеи. Онѣ стоятъ такъ же прямо, какъ Ваалбекскія колонны, внизъ та же вышина, та же грація, та же важность. Въ сумерки или въ лунную ночь ихъ легко смѣшать съ ними, если бы не листья на верхушкѣ.

Птицы, встрѣчавшіяся намъ въ этой странѣ, замѣчательно ручныя. Даже такое дикое созданіе, какъ перепелка, клюетъ себѣ спокойно травку, въ то время, какъ мы, слѣдя за ней, совершенно свободно разговариваемъ. Маленькая птичка изъ породы канареекъ двигается съ мѣста только тогда, если до нея дотрогиваешься кончикомъ хлыста, и то лишь на нѣсколько футовъ. Говорятъ, что даже осторожная блоха общительна и ручна въ Бермудѣ и позволяетъ ловить и ласкать себя безъ сопротивленія. Къ послѣднему нужно отнестись снисходительно, такъ какъ, безъ сомнѣнія, тутъ есть извѣстная доля хвастовства. Въ С.-Франциско утверждаютъ, что ихъ туземныя блохи въ состояніи лягнуть ребенка, причемъ дѣйствіе это вмѣняется блохѣ въ особенное достоинство, и говорятъ, что извѣстіе это, разошедшееся по всей странѣ, было способно приманить эмигрантовъ! По моему, такая вещь въ девяти случаяхъ изъ десяти должна удержать всякаго здравомыслящаго человѣка отъ пріѣзда.

Мы не видѣли въ Бермудѣ ни одного достойнаго упоминанія клопа или пресмыкающагося, и я готовъ уже былъ сказать, что ихъ тамъ нѣтъ вовсе. Но разъ ночью (я уже легъ спать) въ мою комнату вошелъ преподобный отецъ, держа что-то такое въ рукахъ.

— Это вашъ сапогъ? — спросилъ онъ.

Я отвѣчалъ утвердительно. Тогда онъ разсказалъ, что видѣлъ, какъ утромъ убѣгалъ съ нимъ паукъ! Онъ утверждалъ, что этотъ самый паукъ какъ разъ на зарѣ отворилъ его окно и собирался влѣзть въ него, чтобы стащить рубашку, но увидѣлъ его и убѣжалъ. Я спросилъ, взялъ ли онъ рубашку.

— Нѣтъ.

— Такъ почему же вы думаете, что онъ пришелъ именно за рубашкой?

— Я видѣлъ по его глазамъ.

Мы разспросили окружающихъ, и оказалось, что ни одинъ бермудскій паукъ не способенъ на такую вещь. Граждане говорили, что самые большіе ихъ пауки могли только поставить ноги на обыкновенное блюдечко и что вообще они всегда считались честными. Свидѣтельство священника и противорѣчивое свидѣтельство простыхъ людей заинтересовало всѣхъ. Во всякомъ случаѣ я счелъ за лучшее запереть свои вещи.

Тамъ и сямъ по загородной дорогѣ попадались намъ лимоны, апельсины, липы, фиги, дынныя деревья, также различныя породы пальмъ, между прочимъ, кокосовая, финиковая, малорослая пальма.

Мы видѣли бамбуки въ 40 футовъ вышины со стволомъ въ человѣческую руку. Густыя заросли корнепуска поднимались изъ болотъ, упираясь на свои переплетающіеся корни, какъ на сваи. Въ болѣе сухихъ мѣстностяхъ благородный томариндъ спускалъ на землю благодатное облако тѣни, тамъ и здѣсь, цвѣтущій томарискъ украшалъ края дороги. Было еще одно любопытное кривое, корявое, черное дерево безъ всякаго признака листьевъ. Его можно было бы принять за высохшую яблоню, если бы не разбросанные по немъ ярко-красные звѣздообразные цвѣты. Огненно-красный цвѣтъ ихъ напоминалъ цвѣтъ небеснаго тѣла, разсматриваемаго въ закопченое стекло. Очень можетъ быть, что наши звѣзды невидимы сквозь закопченыя стекла; въ такомъ случаѣ я сильно ошибаюсь.