Александру Самойлову
Тэги: fantazy, trash,уральский магический реализм
Интервью с оператором поэтической кино-секты.
Kopp: Здравствуйте, Александр. Ваш последний релиз
был заблокирован. Александр: Те, кто
обладают свободной волей, могут смотреть кино
без технических или химических приспособлений…
К сожалению, данное видео было удалено
В этом разница восприятия у поколений,
живших в доцифровую эпоху
и после прихода андроидов.
Государству не всё равно,
как закодировать базовые программы
в детях…
К сожалению, данное видео было удалено
Взыскующий Господа проповедует в интернете:
«Раньше вставали перед иконой, читали псалтырь,
только потом умыться, почистить зубы.
Даже в стране идеологической пустоты
радио нам возвещало о Том, кого все любим.
Так отмечает Виталий Кальпиди:
В искусстве должно быть дно,
ниже которого не опуститься…»
–
К сожалению, данное видео было удалено
–
Вы пытаетесь перейти на несуществующую страницу.
Преодоление инерции
Помню, как, будучи знаком с ним лишь заочно, впервые увидел «в реале». Все начали поворачивать головы, улыбаться, как-то светиться изнутри – «Серёжа, Серёжа пришёл!»
Человек рисующий, человек поющий, человек, соединивший в стихах юношескую оптику, полную максимализма, но и максимализма-то какого-то необыкновенно доброго и всеохватного, как у Ганди – и напряжённое вглядывание, философское проникновение вглубь вещей. Этим вглядыванием и проникновением Сергей Ивкин делится с нами, его читателями, но – как делится? Не как человек, вещающий последние истины с кафедры, и подкрепляющий их теоретическими выкладками – на доске, мелом, непременно осыпающимся на пиджачный рукав – а как философ Древней Греции, свободно гуляющий с учениками и оппонентами по саду и обменивающийся мыслями, и спорящий, и соглашающийся – или остающийся при своём мнении. Но никогда не выбегающий из сада прочь (или – из зала, хлопнув дверью). И всё это – в городе Екатеринбурге, через стихи Ивкина становящимся неким «городом вообще», полисом, если угодно, лишь иногда, через упоминание примет и знаков раскрывающим своё инкогнито:
над городом плывут левиафанына нитях остановлены машиныслепой ребёнок ножницами шаритему пообещали элефанта
она пообещала быть инфантойона пообещала среди женщинпинать ногою и лететь нагою
над городом плывут аэростатыи овцы объедают пальцы статуй
Может быть, именно эта всеохватность, всеобщность, открытость и выделяет Ивкина в среде поэтов Уральской поэтической плеяды, к которой он, тем не менее, несомненно принадлежит и в силу человеческого и поэтического рождения, и как ученик известного уральского поэта Андрея Санникова, и как друг и собутыльник поэтов т. н. «Озёрной школы», и как брат и добрый ангел взлелеянной Евгением Туренко молодой поэтической поросли из Нижнего Тагила.
Для поэта, публикующегося и читающего свои стихи вслух достаточно часто – то есть для фигуры публичной и укоренённой в литературной жизни – особенно тягостен момент инерции и привыкания, когда поэтическая речь начинает течь плавно, по старому руслу, по прежним наработкам. И – напротив – невероятно интересен и самому поэту, и его читателям момент слома инерции, перехода к чему-то непривычному, поиск новой поэтики. Мне показалось, что новые стихи Сергея Ивкина – это как раз точка бифуркации, некое обещание совсем нового Ивкина, которого мы раньше не знали. Особенно характерны в этом смысле тексты нерифмованные, разбивающие лёд инерции, уводящие от лирической и текучей стихии в эпико-метафизическое пространство, в благую скупость изобразительных средств, в ту область, где автор, мысль и слово – три точки, через которые необходимо провести линию текста.
Геннадий Каневский[1]
Елена Ковалева
Тростниковая дудка
Родилась в гор. Вольске Саратовской обл. Окончила Саратовское худ. училище, училась в ЛВХПУ им. Мухиной. В 1991 г. переехала в Алма-Ату. После возвращения с семьей в Россию окончила художественно-графический факультет Орловского гос. университета, затем аспирантуру при кафедре философии и культурологии. К. ф. н. С 2007 г. публикуется в электронном арт-журнале «Arifis». В настоящее время преподает на философском факультете ОГУ. Член Союза писателей России, лауреат Всероссийского литературного конкурса «Хрустальный родник» (Орел, 2011), автор трех поэтических сборников.
«Каргополь, город на поле вороньем…»
Каргополь, город на поле вороньем,Долго встречает, да скоро хоронитЗеленоокое нежное лето –Где ты, мой ангел лазоревый, где ты?В светлых проемах глазниц колокольни,Не различающих мир этот дольний,В тесных углах деревянного дома,Где и солома бывала едома,В радостных возгласах чад человечьих,В хрупкой душе, что камней вековечней –В ней отразившись, просевшие стеныТоже сподобились доли нетленной:В памяти нашей свежи и сохранныВсе нанесенные временем раны.
В Азии
Когда-то жили в Азии – хребетТянь-Шаня за окном как на ладони…Сквозь шторы проникал горячий свет,И не вздохнуть в прожаренном бетоне.Ни облака, лишь пики гор вдалиТуманом заволакивались синим –Курились влагой нежной, от землиЧуть отдаляясь, как мираж в пустыне.Воды немало утекло с тех пор,Как мы ушли…, нет в памяти обиды,Лишь изредка всплывают пики горИ вкрадчивые речи чингизидов.
«Кроткий Орлик. Целуют ивы…»
Кроткий Орлик. Целуют ивыОтраженья свои в воде,Безответна, тиха, пугливаГладь студеной реки. НигдеБеззащитнее нет природы,Полон скорби небесный свод, –Словно нашей земли невзгодыВидит в зеркале тихих вод
«Приехали. Вдохнули Петербург…»
Приехали. Вдохнули ПетербургПоглубже, захватив единым взглядомВсе, что внезапно оказалось рядом:Фасадов строй, канал и колоннадыКазанского священный полукруг.Без малого два дня – ничтожный срок,Чтоб приобщиться к роскоши столицы –Зайти в музей, на небо подивиться,Понять, что здесь всего волшебней лицаВ толпе на Невском – вот и весь итогВизита. Что на память заберем?Промозглый ветер Балтики в карманах,Фарфор в коробке, в голове престранныхВидений сор…. И вот уже с МосбанаГремящий змей летит за окоем.
«Астры догорают во дворах…»
Астры догорают во дворах,Тишина на улочках старинных,Робкий ветер в зябнущих садах,Хрупкие целует сентябрины,Теребит последнюю листвуНад немым пустеющим фонтаном
Со скульптурой вычурной и странной,Виденной когда-то наяву,Так давно, что явственных следовВ памяти отыщется не многоГородка того, что одинокоСпит средь серых бархатных холмов.
«От Гражданки до Марсова поля…»От Гражданки до Марсова поляВ ленинградских забытых садах –Юность…август…беспечная воля…Терпкий вкус на остывших губахДо сих пор ощущаю я, словноЛишь вчера…и ладоней тепло,И листва опадает неровноНа ветру, и темнеет стеклоНалитое мерцающей влагой –По глотку драгоценный Агдам,По глотку и печаль и отвага…Пусть приют не нашли мы тогда.
«Так высок этот берег, что даже Луна…»
Так высок этот берег, что даже ЛунаПотерялась внизу средь осоки,Светлым краем одним чуть касается дна –Засмотрелась на берег высокийИ заслушалась… – в чаще скучающий ПанКоротает часы со свирелью –И отзвуков в ночи расцветает тюльпан,Соловей отзывается трелью.Только Нимфа капризная к трелям глухаИ гармонии ясной не рада:«Эта музыка, может быть, и не плоха,Но грубее, чем шум водопада.»
Тростниковая дудка
Если о тайне сердца молчать невозможно,То отыщи заросли тростника.(Не сомневайся, это совсем не сложно,Помни одно – рядом течет река).Крикни его стеблям и метелкам пышнымВсе, что людским доверить нельзя ушам –Травы, как люди, тоже умеют слышать,Многое помнит тихая их душа.Срежь один из стеблей и сделай свирелью(Если не сможешь, подскажет лукавый Фавн)Дунь в нее – и услышишь: в прозрачных треляхЧуть заметно мерцают твои слова.Переплавлен рассказ в переливы звуков –Можешь теперь на площадь его нести –Каждый узнает в нем радость свою и муку,Все тебе, как себе самому, простит…
«В мае живешь, в октябре только пишется…»
В мае живешь, в октябре только пишется –Грустью рождается слово.В шуме листвы опадающей слышитсяТихая песня иногоКрая. Туда отправляются стаямиТени ушедшего лета.Видишь, и наши с тобою растаялиГде-то вдали силуэты.Там за рекою небесно-зеленою,Вьющейся неторопливо,Образы памяти вечно влюбленныеБродят в забвеньи счастливом –Между стволов, погрузившись в молчание,В ласку полдневного света,Слушают голос листвы и журчаниеНезатихающей Леты.
«Осень… беги от нее – не беги…»