Но эта простота только кажущаяся, чуть изменишь угол зрения – и все становится необычным, так, как бывает во сне:
Мы в ил, как рыбы, вкапывали брюшко,До дна хвостами рыбьими достав.Никто нам был, по-честному, не нуженНа жердочке потерянного сна.
Арканина собирает эти сны аккуратно, записывает, торопится, путает их с явью, живет в них так же естественно, как рыба в воде, – нет, точнее, как птица в небе. Вчитываешься в ее стихи – и вот уже сам прыгаешь вслед за ее торопливым языком, попадаешь (или не попадаешь) в ритм, и начинаешь понимать, что чувствует старая потерявшаяся лошадь, о которой забыли оба хозяина – и русский, и украинец; ждешь, когда закипит поставленный на огонь чайник – почти физически чувствуя его тепло. Еще в стихах Анны Арканиной много телесных ощущений, они очень тактильны, и это не только стихи о любви, где все на прикосновениях; в этих стихах ничего не названо прямо (все тот же птичий язык), но все уже прочувствовано, прожито вместе с лирической героиней. В них очень много личного: автор пишет о своем, вроде бы даже не беспокоясь, поймет ли читатель, успеет ли за образами, воспоминаниями, намеками. В то же время, автор оставляет ему, читателю подсказки почти в каждой строчке».
Юлия Белохвостова«Я писала письмо…»
я писала письмо,писала его много лет.сочиняла как музыку: до-ре-ми.вот еще рука дописывает, только светв ночь уходит и прячется за дверьми,подрастали буквы, не буквы – строй,гордецов упрямых и нежных словчерез строчку девичье: «будь со мной»,после точки важное: «будь здоров»,а с годами строчки текли быстрейвскоре стало ясно слова – вода…обещали, все должно отболеть,но пока никто не сказал когда.
я сложила письмо в бутылку – пускай плывет,пусть им шторм играет, глумится мрак,если мне когда-нибудь повезет,пусть его поймает седой рыбак.
Моя тень
моя тень как привязаннаякак будто военнообязаннаяшаг в шаг чеканитприслонившись с краюя её ни о чем не расспрашиваютерплю её ненакрашеннуюдлинноногую, худоплечуюс утра терплю и до вечераи чайку налью и часок вздремнупросыпаюсь,а она ногами меряет тишину…день проходит и год проходит,а она без праздников и субботыходит за мной след в следособенно когда светсвет
Никто
Никто не приходил сидеть под дверью,Пупок звонка никто не теребил,И в тишине предутренней, расстрельнойНикто гвоздя ненужного не вбил.
Дым плавал тихо, как в библиотеке,Перевирая все, что окружал.Меняли очертания предметыИ бликами крошились на ножах.
Мы в ил, как рыбы, вкапывали брюшко,До дна хвостами рыбьими достав.Никто нам был, по-честному, не нуженНа жердочке потерянного сна.
Мы никуда не едем – не хотели,Наш чемодан хоть хищен – пусторот.И соловьиной устаревшей трельюНикто, придя за нами, не убьет.
Простая осень
Простая осень, в общем, как всегда,Как сотни лет рисуют на полотнах:Сырая осень, ветер, подворотня,И в лужах стекленеющих вода.
Скупая осень. Тает краски слойС картины, что висит в оконной раме.А что там дальше – мы еще не знаем,Но смотрим вдаль, качая головой.
Немая осень убирает звук,И нам с тобой давно не до пластинок.Там на дорожках пыль и паутина,Печали песни две и счастья круг.
Такая осень нами пишет стих:Обычная осенняя услуга.А мы молчим, как на поминках друга,Прозрачны, бессловесны и легки…
Изнутри
Я жил на грани безумия, желая познать причины, стучал в дверь. Она открылась. Я стучал изнутри!
(Руми)
Там внутри у меня тишина повисла,Не слышно ни мысли, ни слова, ни чувства,А слышно как падают внутрь со свистомХолодные капли ламбруско.
Там внутри у меня заросла площадьСорными травами высотой по пояс.В них мирно пасется старая лошадь,Как она там одна? Беспокоюсь.
…Там усталые люди идут на площадь,Мешают друг другу, смещают друг друга.Они через площадь уводят лошадь,Но лошадь упрямая ходит по кругу.
Иногда еле слышно беседуют двое:Вздыхает русский – у нас внутри горе,Украинец молча дышит на мовеИ с русским во мне не спорит.
«След апреля стелется белой крошкой…»
След апреля стелется белой крошкой –Подсыпает еще из небесных рук.Как хозяйка – пыльной взмахнув ладошкойПодсыпает в печево белых мук.
И взрастает в тесте сыром апреляЖелтоглазый первенец – птичий сын.Над губой юнца, не пройдет неделяТополиным пухом взойдут усы.
Годовые кольца его дороги –Долгожданным гостем по городамОн идет расхристанный босоногий,Повзрослевший за ночь – не по годам.
Над плечом зависнет тревожно птица –Чикчирикнет спичкой о небосвод…
…А народ вздыхает, молчит, толпитсяво все небо крестит ее полет.
Не совсем весеннее
такое небо расплескалось краской!поверх ему подставленных голов,сплетались с солнцем в поцелуях страстныхсто языков.
лакали воздух кислый, прелый, вешнийни капли не оставив на потом,всё прибивали шаткие скворечнижелезным лбом.
и верилось весна навеки с нами,что утром, встав с постели, не уйдет,не назовет чужими именами –закроет рот…
…ветшало время, истончалось, блекло –сном уходило вдаль за поворот,но та же осень отражалась в стеклахиз года в год.
«когда весенний придет туман…»
когда весенний придет тумани в нем нас видно с тобой не станетмы растворимся в густом туманекак сахар – /ложечка на стакан/.
как заговорщики на чердаквзлетим по серым стальным ступеням,послав все нафик, к едрене фенемы перепутаемся в руках.
читая связанно по губаммы мир отложим до воскресеньяи торопясь, будто не успеемко всем не встреченным поездам –
мы будем ластиться горячои нежно-нежно молчать на ушко,и отдаваться весне послушнонадежно связанные лучом…
…как дежавю и программный сбой –по крыше черная бродит кошка…давай её назовем «Понарошку»и на чердак пригласим с собой…
Покров
В утреннем тумане клочковатомВыдох выдуваешь, как пузырь.Неделимый осени остатокВпитывает, кашляя, пустырь.
Воздух индевеет между бревенВ запустевшем парке у пруда.После лета мир холщов, огромен –Будто впору не был никогда.
Путаются мысли в подворотнях,«снега, снега!» требует душа.Переделать все задумал плотник,в черно-белых роясь чертежах.
Только мать от осени излечит,От ремня отцовского спасет –Одеяло снежное под вечерГороду под спинку подоткнет.
Слово вечность
в этом холоде живы в толпе среди спинкак в считалочке детской один плюс одинчайник ставим на кухневсе меняем печали рубли и жильезачерствевшее гладим под телек бельеот бессонницы или от скуки
жжем холодными пальцами ласково подсвитерами колючимипальцы как ледне сердись мой хорошийпусть быстрей закипает на кухне водаи смертельно уставшие спят городапочесавшись от редких прохожих
здесь от кубиков битого колкого льдахолодеет сильнее мертвеет рукалучше было б в перчаткахслово вечность писать запивая виномно когда прочитаем выходит ононепечатным
Время вдохновения
бесшумно секунды бьются в глухие стены квартирыот боя секунд на стенах вздрагивают картиныона в этом ритме кружит /ей кажется балерина/а он говорит «дорогая, котлеты недосолила»
она у окна застывает, последние па от танца –стряхнув на паркет дубовый, ей все равно убиратьсяи тихо стоит, качаясь, подобие легкого трансав ней строчка, живая строчка, уже начала прорезаться
а он ее не тревожит, детей отправляет к мамекотлеты свои приправляя кислым сливовым ткемалии все замирает в этом покачивающемся молчаньеи, кажется, даже секунды биться потише стали
…и вот – отпускает.
…дом вновь наполняет время, секунды шаги чеканятприходят от мамы дети и прыгают на диванене учит уроки Леня, щебечет о чем-то Маня…внутри у нее потихоньку след от строки заживает.
Сергей Ивкин