Читать интересную книгу Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016 - Коллектив авторов

Сергей Ивкин

Спички для Библии Гутенберга

Ивкин Сергей Валерьевич. Поэт, критик, художник. Родился в 1979 г. Член Союза писателей России. Дипломант Первого Санкт-Петербургского фестиваля им. И.А. Бродского. Шорт-листер Литературной премии им. П.П. Бажова. Один из составителей третьего тома Антологии Современной Уральской поэзии. Живёт и работает в Екатеринбурге.

Послесловие: Геннадий Каневский

«В маленькой комнате розовые вытертые обои…»

В маленькой комнате розовые вытертые обои.Мы занимались любовью там по-собачьи.Мы не любили, а занимались любовью.Любят, мне представлялось, как-то иначе.

Просто хотелось любви. Я не знал, что такое.Я никогда не стоял под балконом с букетом.Мне представлялось: однажды встречаются двоеи начинается самое долгое лето.

Вечные осень-зима, по весне – обостренье.Не прикасаешься, а откровенно кусаешь.Нужно всего-то от счастья упасть на колени,а не высчитывать возраст, типаж и дизайн.

Эти стихи перепостят, и всё теперь можнов них написать, как соседу углём на заборе:вся моя жизнь представляется выспренной ложью,только стихи отзываются радостной болью.

Шорохи, скрипы, расшатанной этажеркискорбный скелет в каноническом лунном сиянье.В маленькой комнате запах раскроется женскийи отрешённую память закрутит инь-янем.

«– А ты долго был с Шер?..»

– А ты долго был с Шер?

– Я не знаю никого с таким именем, кроме певицы.

– Я не о женщине. Шер – этоличная неприкасаемая сущностьчетвёртого порядка,отвечающая за ментальные перестановки.

– Я сейчас перекрещусь, и ты исчезнешь.

– Ничего смешного.

– А я ничего смешного и не сказал.Любая нечисть из моего дома выметена.

– Шер скорее чисть. Чистящая.Та, которая забирает себе чужую боль.Правда, вместе с болью она высасывает и радость.Ты можешь испытывать вспышки счастья,но протягивать их разноцветными нитямичерез многие дни и недели ты не способен.Связующая радость испита.

– А что происходит, когда Шер больше нет?

– Живёшь. Просто живёшь. Веришь, что живёшь.

«День начался с того, что в доме кончились спички…»

День начался с того, что в доме кончились спички.Все шесть зажигалок поочерёдно вынесли курящие друзья.Холодное молоко с ароматными льдинкамии деревянные мюсли.Новая дублёнка, подаренный шарф,ботинки с протектором.

Очень долго я боялся любить себя.Считал, что так будет закрыта единственная валентность.Останусь внутри зеркальной бутылки Клейна.Именно там и оказался:

вечный брат, защитник, душа, жилетка,любовник-заместитель…Готовый взять с улицы первую встречнуюдевочку со спичками:– Живи, только будь рядом,если не сможешь греть собой,поджигай на мне одежду.

Кстати, надо купить спички.

Вот я какой в зеркале!Тёплая кремовая кепочка.Выбритое овальное лицо.Пёстрая лента на плечах.Меховая оторочка.Золотистые брюкис гармошкой понизу.Всё детство носил короткие штаны.Странно быть самым высоким в семье.Глупая обида отпечаталась на всей фамилии.Ясновидящая мать, зажимающая себя,чтобы забыть, ничего не знать:– Чем я провинилась перед Тобой, Господи?Бабушка в сотый раз перебирающаяальтернативные реальности:– Почему я живу не с ним? Не с ним…Отец, вызывающий призраков на дуэльи стыдливо выходящийв общий коридор.Брат, разбивающий машиныодну за другой,чтобы разрешить себе обоснованныйповод для слёз.И я – всегда счастливый –не имеющий права показыватьсопричастность семейному горю,где у каждого вместо волос – пламя.Поэт Дмитрий Чернышёвзапаливает сигарету от щелчка пальцев.А для меня даже спичек нет.

«Потому что сердце – камень…»

Потому что сердце – камень,потому что паразит,отвечать на мир стихами –это всё, что мне грозит.

Обернусь, вздохну и сплюну,и вернусь к работе, ибуду видеть в жизни юмор,что ты мне ни говори.

«С тех пор, как ты превратилась…»

С тех пор, как ты превратиласьв большой мыльный пузырьи прошла многоэтажками,этот мир стал настолько мелок –тонкая плёнка поверх асфальта, –что я обнаружил возле доматри больших пакета вины,не донесённых до мусорных баков.

Я не хочу развязывать ихи заглядывать внутрь.Пробую угадать.

От тебя никакой подсказки:я же рассказывал только свою давнюю жизнь.Происходящее параллельнотебя почти не касалось.Ну, кто в здравом уме станетпересказывать любимому человеку новостной канал?

Пакеты совершенно одинаковые.На равном расстоянии от подъезда.По очереди набираю номера в телефонеи прошу прощения.

Нет вины, нет вины, нет…

Записная книжка пуста.Пакеты стоят. Ждут.

На светофоре

Артёму Путинцеву

Женщины с голыми ногами.Мужчины с неприкрытыми лицами.Дети, застегнувшие рты.Собаки с тремя хвостами.Нет, эта с двумя. Второй торчит из пасти.Птицы, пролетающие сквозь стены домов.Вот, только что видел. Смотри, ещё одна.

И тут на светофоре эта ящерица ко мне поворачиваетсяи уточняет: К банку мне спускаться по левойили, всё-таки, по правой стороне!Вполне себе симпатичная ящерица.Непонятно, зачем столько лет мы их отстреливали?Сейчас они поселились на тех же лестничных площадках.В парадных стало пахнуть лучше.Люди более церемонны, стеснительны, отводят глаза.

Когда уничтожили Санкт-Петербург,ящерицы первыми додумались раскрыть социальные сетии скачать все личные фотографии с видами иинтерьерами города.Бесконечные ню и соития были бережно вырезаны.Восстановили восемьдесят процентов жилфонда.

Человек иррационален.

Про женщин с голыми ногами я говорил.

«В пятнадцать лет мне повезло…»

В пятнадцать лет мне повезло.Меня освидетельствовала психиатрпосле пролома черепа в двух местахи убрала из моей историистраницу с диагнозом «Сумеречный эффект»:– В случае чегоможешь сослаться на травму.Компьютеров в больницах не было,все документы хранились в единственном экземпляре.В школе я видел то, чего не видели другие,и говорил вслух.Надо мной не смеялись – боялись,потому что каждое откровение имело последствия:укушенный красной змеёй ребёнокподхватывал простуду,синие пауки приносили нервное истощение.Затыкаться я не научился.

Однажды застыл посреди улицы Пальмиро Тольятти,потому что прямо в воздухе зияла дыра,и там в ней, внутри, с той стороны воздухаискрила проводка.В другой раз воздух был исцарапаногромными когтями,и я не смог протиснуться между царапинами,пришлось делать крюк в четыре квартала.В моём доме в старом креслелюбит спать человек без лица.В окна (сквозь стекло и антикомариную сетку)влетают говорящие птицы.В плафоне в ванной комнате живётдальний родственник Оле-Лукойе.Бреясь по утрам, стараюсь не порезатьв зеркале жабры:у крови в горле болотный вкус.

Для чего я это рассказываю?Мне нужно, чтобы вы поверили:я присутствовал при знаменитойшахматной партии Тристана Тцараи Владимира Ильича Ульянова-Ленинав Цюрихе одна тысяча девятьсотшестнадцатого года. В январе.В «Cafe Terasse».

Чехословацкий поэт Любомир Фельдекневерно описал события.Не было лозунгов дадаизма.Не было тихих сентенций.Не было исторической миссии.Они не предполагали встретиться снова.Поэт передвигал чёрные фигуры.Литератор – белые.Белые начали и выиграли.Литература всегда начинает и выигрывает.А поэзия всё теряет и остаётся.

«В сумерках тело становится цвета бумаги…»

в сумерках тело становится цвета бумагибиблии Гутенберга

чтобы любить тебянадо отказаться от человекаждать, а не желать

избранные местанаизусть

* * *

Александру Самойлову