как в предыдущие ночи. И на том спасибо.
Посвятив этому сну очередной фрагмент из изумрудных, болотных и синих, как глаза того юноши, ниток, Вета позавтракала и пошла гулять.
Она сидела на скамейке, пила облепиховый чай и кидала голубям крошки от бублика, который оказался сухим и невкусным. Сквер вел к станции метро, и мимо постоянно шли люди. Вета смотрела на них. Бабушка всегда показывала ей незаметно на какого-нибудь человека и говорила: одежда — не главное. Важно не то, модно ли одет человек, а как он чувствует себя, в этом разница. Доволен ли он собой, в ладу ли он с собой, или чувствует себя чучелом в лохмотьях. Всегда важно то, что за этим образом, за этой одеждой стоит, какая история. Замечала, что в человеке всегда чувствуется его харизма, даже если он бедно или неаккуратно одет, не подстрижен, что одежда всегда отходит на второй план? Замечала этих модниц, которые семенят на огромных каблуках, поминутно одергивая узкую юбку, которая всё время задирается, поправляя волосы и нервно теребя сумочку? Замечала, что они не вызывают восхищения? И Вета замечала. Знала, что она гораздо привлекательнее в джинсах, любимых кроссовках и длинной кофте, с любимым кожаным рюкзаком, с подведёнными глазами и чёрным лаком на ногтях. Видела каждый раз, что мужчины не замечают её, когда она в туфлях и в платье, с укладкой и изящной сумочкой едет куда-нибудь на концерт, потому что внутри у неё всё напряжено, потому что это всё неудобно, муторно и сложно. Потому что внутреннее не соответствует внешнему, и это всегда чувствуют окружающие. Вот Ида — всё время ходит с заколотыми волосами и в длинных юбках, подкрашивает только ресницы, нацепляет кучу серебряных колец на каждый палец и любит свои туфли на низком толстом каблуке. У неё нет совершенно ни одной модной вещи, её образ не назовёшь даже стильным, но это Ида. Эта одежда — часть её, её невозможно отделить. Вот в чём секрет. Это стопроцентно её, как любимые кроссовки и джинсы для Веты. Ида пользуется одними и теми же духами с самой молодости — бог весть, где она их до сих пор находит, раньше всё это продавалось на барахолках, но этих барахолок уже как лет двадцать нет, а этот аромат — неотъемлемая часть Иды, это она сама.
Вот бы нарядить всех людей в абсолютно одинаковую одежду, было бы интересно посмотреть, как бы мы тогда отличались, как бы выразили себя? — подумала она. — Наверняка каждый всё равно привнёс бы что-то своё — оставил любимый браслет на руке, или кольцо, подвернул бы рукава или штанины, повязал пояс — мы все чувствуем разное, механика тела диктует нам свои правила. И у всех они индивидуальны.
Все выходные Вета вязала. За стеной орал попугай, дети верещали и из вентиляции просачивались сводящие с ума запахи еды, но Вета не хотела есть и ничего не готовила. Она ставила фильмы один за другим и лихорадочно вязала. Что за спешка, было не понятно, просто хотелось, и всё. Она подходила к комоду и думала — какие мои любимые запахи? Розы, пачули и хвойный лес. Что мне снилось вчера на границе ночи и утра, в самый тёмный час? Разноцветный кот — сине-зелёно-красно-жёлтый, дома из кирпича, пасмурное небо. Пыльный чердак, маленький, заваленный мебелью и книгами, круглое окошко, выходящее на мощёную улицу, камни, блестящие от дождя, серые облака. Горящая масляная лампа с зелёным стеклом на окне, усыпанном бисеринками дождя, а за окном — туманные горы и холмы. Квадраты лепились один за другим, плед рос на глазах. Она даже не зашла в эти дни к Иде, что было непривычно. Вечером вышла на балкон, вдохнула сырой воздух. Было тихо и темно.
Во сне она брела по улице, звуки были глухие, метались эхом. Навстречу ей развязной походкой шагала девушка, с обесцвеченными завитыми волосами, красиво накрашенная, но с каким-то неприятным выражением лица, с перекошенным ртом, будто злилась или раздражена. Она нервно стучала каблуками, виляя бедрами, и поравнявшись с Ветой, вдруг грубо толкнула её плечом. «Чё, не видишь, куда прёшь? Корова!» — бросила она злобно, и плюнула жвачку прямо в Вету. Откинула волосы от лица и зашагала дальше. Вета опешила. Было в ней что-то знакомое, но больше всего её поразили глаза — странного оранжевого цвета, не светло-карего, которые называют чайным, а ярко-оранжевые, как апельсин. Место вдруг резко поменялось, как это часто бывает во сне, и она оказалась в лесу; моросил дождь, вдали виднелся одинокий дом с заросшим двором. Рядом с ней оказались трое детей, и она сама была ребёнком. Они от кого-то прятались и должны были кого-то найти. Вдруг позади на горку, с которой они только что спустились, вышел волк и оскалил зубы. Нашёл, эхом заметалось в голове. Выследил!.. Волк подошёл ближе и уставился ей прямо в глаза, рыча и показывая зубы. Потом он оказался у них на дороге, не пуская вперёд. Они с Ветой завороженно смотрели друг на друга, кто кого пересмотрит. Ей казалось, что она удерживает его, защищает этих детей, и стоит хоть на секунду прервать эту связь или отвернуться, он набросится на них. Где-то на задворках сознания зудела мысль, что она управляет им. Что она может сделать так, чтобы он ушёл, но для этого нужно безумно много сил. Она смотрела на него целую вечность, он начал медленно наступать на неё, сердце заколотилось. Она резко проснулась. Такие сны оставляли самое тяжёлое ощущение. Они не были откровенными ужастиками, когда видишь чудовищ или пришельцев, когда падаешь в темноту или кого-то убивают рядом с тобой. В них главное место занимали эмоции, острое ощущение места — гиблый лес, пустой, сырой и враждебный, нервное напряжение, кто-то, следящий за тобой из-за деревьев, резкие вскрики, женщина, которая не хочет давать тебе лекарство, и проницательно глядя в глаза, говорит — тебе всё равно недолго осталось. От всего этого нужно было долго отходить. Вета взяла книгу и читала, пока не рассвело.
На работе всё было по-прежнему. Макс во время обеда жужжал над ухом о своём, и она делала вид, что внимательно слушает. Погода наладилась, дожди прошли, зелень расцвела буйным цветом, и иногда после работы Вета прогуливалась по улицам. Как-то они встретились с подругой и гуляли несколько часов, обошли весь центр, пили кофе на лавочках, фотографировались и обсуждали старых знакомых. Подруга открыла свой магазин игрушек и теперь активно его развивала, занимаясь всем сама,