Сергея вдруг осенило: «Недалеко от башни размещается казарма портовой охраны, там всегда стоят часовые, они нам помогут!»
Буквально через две минуты «Маруся» уже ловила на себе любопытные взгляды двух охранников, одетых в форму «командос» и высокие черные шнурованные ботинки. Сергей подозвал часового и произнес речь, суть которой сводилась к тому, что они присутствуют на исторической церемонии финиша советских журналистов, и посему он доверяет ему или им обоим право зафиксировать этот торжественный момент и отметить на бумаге время.
Часовой молчал. Сергей протягивал ему листок бумаги, но он только удивленно моргал.
— Я не получал приказания смотреть на часы,— выдавил он,— а тем более писать время на бумаге.
— Ну тогда я все напишу, а вы только подпишите.
— Нет, я лучше пойду спрошу у сержанта.
Мы тихо ждали. Вернулся охранник, выражение его лица не было многообещающим.
— Сержант сказал, что не получал никаких распоряжений.
Стало ясно, что мы попусту тратим время, что бюрократия не менее сильна и здесь, у берегов Атлантики.
Вновь башня Белем. 7 часов 20 минут. Подъезжает полицейский микроавтобус.
— Сеньор сержант, помогите нам зафиксировать время приезда советских журналистов,— обращается Сергей к старшему, сидящему на переднем сиденье.
— Это не входит в мои прямые обязанности.
— Но когда вы составляете протоколы, вы указываете время?
— Да, а разве у вас что-то случилось?
— Экипаж вот этой красивой машины прибыл из Москвы намного раньше, чем его ожидали,— сказал он, указывая на «Марусю».— Вы все поймете, посмотрев сегодня телевизор. А сейчас, пожалуйста, взгляните на часы и укажите на листке бумаги время.
Сержант — это было видно — искренне вознамерился нам помочь и про себя прикидывал, что может ему грозить, если он укажет точное время. В конце концов он посовещался с остальными. А посовещавшись, весь личный состав микроавтобуса расписался.
На полученном документе значилось: «Лиссабон, башня Белем, 16 сентября 1988 года, 7.30». И затем девять подписей.
Теперь было документально подтверждено, что быстрее нас из Москвы в Лиссабон на машине никто не ездил.
Париж — Мадрид — Лиссабон
В. Соловьев, наш спец. корр. Фото автора
Гагуджу в стране грез
Малангангерр. Национальный парк Какаду, север Австралии, близ Дарвина. Более 23 тысяч лет здесь жили люди. Аборигенов звали гагуджу.
Скала из выветренного песчаника возникает внезапно, как из-под земли. Странные существа глядят со стен; красные, охряно-желтые рыбы и другие животные, выписанные кистью безвестного художника. Тут же, в маленькой пещере, лежат человеческие череп и кости, а если внимательно осмотреть ее пол, можно увидеть каменные наконечники копий, скребки и кости животных, на которых охотились люди. На стенах пещеры с тщательно выписанными рыбами и ехидной соседствуют грубо намалеванные козы, свиньи и быки, впервые появившиеся здесь лет сто назад. Но особенно режут глаз «произведения искусства», бывшие в деле еще совсем недавно,— жестянки из-под пива, пластмассовые фляжки, ржавые электробатарейки. Свидетельства отступления одной культуры под натиском другой...
Кажется, что над этими безмолвными мертвыми скалами все еще витают духи их прежних обитателей. Старые кострища выглядят совсем свежими. И тем не менее народ гагуджу покинул пределы Малангангерра. Племя мигрирует в границах национального парка, а многие его члены и вовсе оставили земли предков. Сменится еще одно-два поколения, и культура гагуджу, чья история насчитывает более сорока тысяч лет, просто угаснет. Люди уйдут, воспоминания потускнеют, и вроде бы не было никакого народа...
Кто же такие гагуджу? Каково их мировоззрение? Как относятся они к окружающей природе? Американские кинодокументалисты Белинда Райт и Стэнли Бриден прожили в национальном парке Какаду полтора года и успели подружиться со многими аборигенами гагуджу. Здесь они услышали драматичную сагу о древнем народе.
«Первые семь месяцев,— пишет Стэнли на страницах журнала «Нэшнл джиогрэфик»,— мы фотографировали и снимали на кинопленку только зверей. Чтобы запечатлеть пару морских орлов в гнезде, пришлось устроить засидку на двадцатиметровой скале...»
Они проводили в таких засидках долгие часы, иногда целые дни, снимая громадных крокодилов, охотящихся на рыбу, стаи из сотен тысяч диких гусей на болотах, галдящих летучих лисиц на их дневных насестах. Иногда выдавалась возможность порыбачить, полюбоваться цветами и крохотными яркими оранжево-зелеными попугайчиками, пившими нектар.
Изображения в «картинных галереях» на стенах часто повергали их в растерянность. Чтобы понять картины, надо было глубже вникать в историю гагуджу.
Как-то раз, когда журналисты ехали на Ист-Аллигатор-ривер, их машину остановил один из старейшин. Этот высокий седовласый человек внушительной наружности назвался Большим Биллом Нейджи и объявил своим глубоким зычным голосом, похожим на рык:
— Я давно слежу за вами. Мы очень похожи. Вы тоже подолгу наблюдаете за животными и размышляете. Совсем как гагуджу.
В ответ на просьбу побольше рассказать о животных и наскальных изображениях неожиданно последовало приглашение:
— Приезжайте ко мне домой, в Кэннон-Хилл, там и поговорим. Расскажу вам свою историю.
Стойбище Нейджи расположено на сочном заливном лугу. Сам старейшина, скрестив ноги, восседает под сенью дерева. По окружности поляны разбросаны несколько домиков, в которых живет его род. Это — одно из обиталищ гагуджу.
Сейчас их старинная культура заметно поблекла, и тем не менее кажется странным, что только пять-шесть стариков, похоже, по-настоящему хорошо разбираются в том немногом, что от нее осталось. Эти старики — «говорящие архивы» гагуджу, ибо культура народа сохранилась только в их памяти.
Джордж Наймингам — человек спокойный и вежливый, но настоящий воин, вооруженный копьем. Его брат Ниппер Капириги — стройный худощавый мужчина, его лицо обрамлено седыми волосами и бородой. Феликс Ианук, двоюродный брат Большого Билла — певец, исполняющий весь цикл народных песен. Художник Блюй Илкирр моложе остальных основателей рода, но лучше всех разбирается в наскальных рисунках.
Эти щедрые душевные люди допустили белых гостей в свой мир и рассказали им о Маравути, морском орле, который хватает когтями души умерших и уносит их прочь; о птице Джувей, главном действующем лице обряда инициации; о крокодиле по имени Джинга, обгоревшем в костре до волдырей на спине...
Запас английских слов у старейшин довольно скудный, и спокойная речь, состоящая из коротких фраз, звучит просто и бесхитростно.
— Первые белые люди, которые приходят к нам, сразу начинают вмешиваться в нашу жизнь,— рассказывает Билл Нейджи.— Они привозят выпивку. Им бы сперва спросить про рыбу, пещеры... Но нет, они хлынули сюда и пытаются учить нас жить.
Чтобы понять гагуджу, надо разобраться в их «Грезах». Для нас это сложно, для них — проще простого. «Грезы» и «Сны» — буквальный перевод соответствующих слов из языка аборигенов. В европейских языках им нет аналогов. Потому эти понятия имеют мало общего с грезами и снами в привычном для нас значении. Говоря о «Грезах», гагуджу имеют в виду начало жизни, ее зарождение и продолжение — от прошлого, через настоящее, в будущее.
Покойный Сайлас Роберте, один из вождей аборигенов, близкий к гагуджу, в свое время объяснял это так: «Аборигены связаны с природой особой связью... Все естественные явления мы воспринимаем как частицу самих себя. И все, что есть на земле, тоже частично очеловечено нами».
А история возникновения гагуджу такова: давным-давно, еще до эпохи «Грез», когда не было счета времени, существовал шаткий мир, не имевший четких очертаний. Потом, в начале «Грез», из морской пучины появилась Варрамуррунгунджи — человеческое — или похожее на человека — существо женского пола. Она сотворила земную твердь и дала начало роду людскому. Она же подарила людям языки и наречия.
Позже пришли другие создатели. Джинга, огромный прародитель крокодилов, создал страну скал; морской орел Маравути принес в когтях водяные лилии и посадил их на заливных лугах.
Завершив таинство сотворения, великие пращуры превратились в частицы пейзажа, существующие и по сей день. Варрамуррунгунджи стала белой скалой в лесу, Джинга — утесом, похожим на спину крокодила. Теперь местность вокруг них называют «Страной Грез».
— Все живое едино,— особо подчеркивает Нейджи.— Земля наша мать, орел — двоюродный брат. Дерево гонит кровь по нашим жилам. Растут травы. Течет вода. И все мы — одно целое.