После ее внезапного окрика Джеральд заерзал в седле, прокашлялся и громко сказал:
– Да ничего особенного не произошло, мама. Твой дорогой сынуля вполне в состоянии сам о себе позаботиться, хотя ты и балуешь его как маленького. – В его голосе явно прозвучало презрение. – Так что ты можешь ни о чем не беспокоиться и продолжать спать, мама. Мы уж тут сами как-нибудь разберемся, и судьи нам не нужны.
– Послушай, Джеральд, откуда у тебя этот дерзкий тон? – воскликнула Адель ледяным тоном, наглость Джеральда возмущала ее до глубины души. – Я хочу, нет, я требую, чтобы ты объяснил мне свое поведение. Иначе, предупреждаю, тебе придется иметь дело с отцом! Сейчас же поднимайся в библиотеку. И сними свои отвратительные сапоги, прежде чем войдешь туда!
Джеральд был настолько ошарашен необычным поведением матери, всегда отличавшейся мягкостью в сочетании с рассеянностью, что у него в буквальном смысле слова отвисла челюсть и он не нашел слов для обычного в подобных ситуациях презрительного ответа. Что касается Эдвина, то он, в отличие от старшего брата, ни капельки не удивился, но на его подвижном лице появилось озабоченное выражение: ему стало страшно за мать.
– Но объяснять-то нече... – начал Джеральд.
– Поднимайся сию же минуту! Я сказала! – резко оборвала его Адель и захлопнула окно перед его носом.
Рот ее скривился в презрительной зловещей усмешке. Но едва окно захлопнулось, как ее начала бить дрожь – впрочем, скорее от испытываемого ею гнева, нежели от страха или чего-нибудь в этом же роде. Чтобы хоть немного успокоиться, ей пришлось схватиться за зеленый шелковый занавес.
Подойдя к Адели, Эмма взяла ее за руку.
– О, миссис Фарли, не надо вам так огорчаться, – попробовала она успокоить свою хозяйку. – Пожалуйста! Помните об ужине и старайтесь сохранять спокойствие. Оно вам сегодня понадобится. И не обращайте внимания на Джеральда, миссис Фарли. Вы ведь знаете, какими вредными бывают парни в этом возрасте. Хлебом их не корми, дай только повздорить друг с дружкой...
„Да уж мне ли этого не знать! – с горечью подумала про себя Адель. – А особенно мое чудовище...” Вслух, однако, она сказала нечто другое:
– Да, Эмма, ты во многом права. – Голос ее слегка дрожал, но говорила она спокойно. – И все-таки время от времени надо их отчитывать, когда они слишком уж расходятся, чтобы внушать им разницу между плохим и хорошим. А теперь скажи мне, где мой халат?
– Он тут, мэм, – ответила Эмма, подавая госпоже пурпурный бархатный халат с розовой оторочкой, составлявшей единый ансамбль с ночной рубашкой, лежащей сейчас на стуле перед туалетным столиком. – А вот ваши домашние туфли, – добавила она, подвигая пурпурные бархатные туфли, украшенные розовыми перьями.
– Спасибо. Ты не знаешь, где хозяин? – спросила Адель, поспешно переодеваясь в халат и просовывая ноги в домашние туфли.
– В Лидсе, миссис Фарли. И вроде не собирался возвращаться раньше шести. Так он говорил Мергатройду, – уточнила Эмма, чтобы Адель не сомневалась в достоверности ее информации.
– Понятно. А где сейчас миссис Уэйнрайт? Не могла бы ты, Эмма, разыскать ее и попросить зайти в библиотеку? – попросила Адель.
– Ее тоже нет, мэм. Она пошла в деревню, чтобы побеседовать с преподобным отцом Мартином о делах церкви, – проговорила Эмма, не представляя себе, как сможет миссис Фарли одна беседовать с Джеральдом. Ведь он бывал иногда сущим дьяволом и мог выкинуть все что угодно. Уж ей-то это было слишком хорошо известно.
Тяжело вздохнув, Адель взглянула на Эмму, но никак не отреагировала на ее сообщение. В ее серебристого оттенка глазах застыло задумчивое выражение. Усилием воли она заставила себя успокоиться – мысль о предстоящей беседе с сыном уже начинала вызывать в ее душе панику. Похоже, единственный раз в жизни ей придется самостоятельно выкручиваться из неприятной ситуации, без чьей-либо помощи. Что ж, раньше она уже вознамерилась утвердить себя в Фарли-Холл в качестве подлинной хозяйки – теперь ей открывалась хорошая возможность начать это делать. Пусть и не самая легкая, но все же возможность, не воспользоваться которой она просто не имела права. Этот молодой человек, их сын – настоящее дьявольское отродье, и на сей раз он не должен избежать наказания, на что наверняка надеется.
Она несколько раз глубоко вздохнула и взглянула в зеркало. Большое, красиво украшенное зеркало венецианского стекла на туалетном столике Она водрузила шиньон и закрепила его несколькими черепаховыми гребнями. Довольная своей прической, Адель выпрямилась и уверенной поступью пошла к двери с гордым и даже несколько кокетливым видом.
У двери она, однако, замешкалась, оглянувшись на Эмму, почти что лишившуюся дара речи при виде столь разительной метаморфозы, произошедшей на ее глазах.
– Эмма, может быть, мы пойдем в библиотеку вместе? – обратилась она к девушке.
Хотя ее сердце билось с бешеной скоростью, а голова кружилась от слабости, ее железная решимость как следует отчитать Джеральда за его поведение ничуть не уменьшилась. Эммино присутствие, казалось ей, сможет придать ей еще больше храбрости.
– Хорошо, миссис Фарли. Я пойду вместе с вами! – отозвалась на эту просьбу Эмма, чувствуя безмерное облегчение, что ее сочли нужным пригласить на важную беседу. Если во время разговора начнется какая-нибудь неприятность, всегда можно будет сбегать за Мергатройдом, успокоила она себя. Пусть на кухне он и сущий тиран, но к миссис Фарли привязан и в случае чего сможет помочь.
16
Вдвоем они прошли длинным полутемным коридором и стали медленно спускаться I по парадной лестнице, покрытой темно-красной пушистой ковровой дорожкой. Адель держалась за полированные дубовые перила, в то время как Эмма поддерживала ее под локоть с другой стороны. Пройдя один марш, Адель остановилась на центральной лестничной площадке, куда сходились две боковые винтовые лестницы: крепко ухватившись за резную стойку перил, чтобы не упасть, она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь собраться с силами.
Высоко над их головами искрился, подобно драгоценным камням, внушительных размеров витраж, отбрасывавший зловещие огненные отблески на белые стены по обеим сторонам лестницы – до нижнего холла. Эмма посмотрела вниз, и ее пронзила дрожь. Пустой холл выглядел мрачным, даже пугающим в призрачном голубовато-красном сиянии: темная мебель и гигантские пальмы в кадках казались ей сверху притаившимися фантастическими животными, замершими для прыжка. Снова чувство ужаса наполнило все ее существо, и Эмме, как это часто бывало, захотелось скрыться, убежав из этого подавлявшего ее дома, полного тайн и скрытого насилия.