class="p1">
Рис. 9.2. Более интегрированные в рынки сообщества делают более высокие предложения при игре в диктатора. На основании данных 336 участников из 34 сообществ 16 этнолингвистических групп в Африке (самбуру, хадза, мараголи, орма, деревня Исанга, Аккра и гусии), Новой Гвинее и Океании (фиджийцы, сурсурунга и ау), Южной Америке (хиваро, санкьянга и чимане) и Сибири (долганы и нганасаны)[452]
Хорошо работающие обезличенные рынки, на которых незнакомые люди свободно вступают в конкурентный обмен, требуют того, что я называю рыночными нормами. Рыночные нормы устанавливают стандарты оценки поведения себя и других в обезличенных сделках и ведут к усвоению внутренней мотивации к доверию, справедливости и кооперации с незнакомыми и анонимными людьми. Именно эти социальные нормы обычно задействуются в экономических играх с их характерными стимулами — денежными выплатами и анонимностью[453]. В мире, где отсутствуют интенсивные институты, основанные на родстве, и где люди почти во всем зависят от должного функционирования коммерческих рынков, человек добивается успеха, культивируя среди прочего свою репутацию как носителя обобщенной справедливости и честности, склонного к кооперации со знакомыми, незнакомцами и анонимами; именно эти качества помогают привлечь наибольшее число покупателей, а также наилучших деловых партнеров, работников, учеников и клиентов. Такие рыночные нормы определяют ваше поведение с людьми, с которыми у вас нет никаких отношений, или с людьми, семья, друзья, социальный статус или каста которых вам неизвестны. Такие нормы позволяют вступать в широкий круг взаимовыгодных сделок практически с любым человеком.
Рыночные нормы поощряют ориентацию на сближение и представление о мире как об игре с положительной суммой, но требуют чувствительности к намерениям и действиям других. На справедливость отвечают справедливостью, на доверие — доверием, на сотрудничество — сотрудничеством, и все это оценивается в соответствии с нормативными стандартами. Нарушение рыночных норм партнерами или третьими лицами ведет к готовности участвовать в дорогостоящем принуждении к их исполнению. Таким образом, рыночные нормы и обобщенная просоциальность, которой они способствуют, не являются ни безусловными, ни альтруистическими.
Конечно, рынки благоприятствуют также и соревновательному, расчетливому взгляду на мир: люди хотят победить, но они не добьются полного уважения, если будут побеждать, не следуя нормам и заранее оговоренным правилам. Наибольшим уважением пользуются те, кто добивается успеха благодаря собственным талантам и упорному труду, оставаясь при этом справедливыми, честными и беспристрастными. Этот эталон очень необычен, так как он обесценивает семейные связи, личные отношения, племенную ангажированность и межклановые союзы, которые были общепринятыми на протяжении большей части человеческой истории. Почти всегда и везде внутригрупповая солидарность и семейная честь были важнее обобщенной справедливости.
До сих пор я писал только об устойчивой и воспроизводимой корреляции между интеграцией в рынки и обобщенной справедливостью. Эта взаимосвязь может обусловливаться тем, что более справедливые люди переезжают в более интегрированные в рынки сообщества. Ключевой вопрос заключается в том, действительно ли высокая рыночная интеграция вызывает бóльшую обобщенную просоциальность. Другими словами, меняют ли рынки мотивации — посредством интернализации рыночных норм — таким образом, что люди становятся более просоциальными с незнакомыми и анонимными партнерами?
Оромо, рынки и добровольные объединения
Живущие на северном склоне расположенных в Эфиопии гор Бале оромо занимаются скотоводством, натуральным земледелием и лесным собирательством. Чтобы оценить их обобщенную просоциальность, экономист Девеш Рустаги провел простой эксперимент, в котором перед людьми вставала дилемма разовой кооперации с анонимным партнером. Участники, получив по сумме, примерно равной дневному заработку, в виде шести купюр по одному быру, могли внести любое количество этих купюр в «общий фонд» со своим партнером. Денежные средства, внесенные в фонд каждым из партнеров, увеличивались на 50 % и затем делились поровну между парой. Это означало, что каждый участник забирал половину выросшего фонда плюс то, что оставлял себе. Здесь, как и в описанной ранее игре в общественные блага, пары получают больше всего, если оба игрока вносят в фонд максимум денег — в данном случае 6 быров. Каждый участник в отдельности, однако, получает больше всего, если он не вносит ничего и паразитирует на вкладе партнера — именно так поступил бы Homo economicus.
Каждый оромо, участвовавший в исследовании, сталкивался с двумя вариантами этой игры. В первом он объявлял, какую сумму (от 0 до 6 быров) внесет в общий фонд, не зная, какую сумму внесет его партнер. Во втором каждый игрок был обязан указать, сколько он внесет в общий фонд в ответ на каждый из возможных вкладов, которые может сделать его партнер. Другими словами, он должен был решить, сколько внесет в общий фонд, если его партнер внесет 0, 1, 2, 3, 4, 5 или все 6 быров[454].
Этот подход позволил Девешу Рустаги разделить участников на такие категории, как «альтруист» или «паразит», и рассчитать их склонность к обусловленной кооперации с партнером. Альтруисты вносили большой вклад независимо от того, сколько вносил партнер. Как можно догадаться, альтруисты встречаются редко — к таковым относятся всего около 2 % из 734 участников исследования Рустаги. В отличие от них, паразиты вносили очень малый вклад в общий фонд и не реагировали на более высокие вклады своих партнеров. Они составляли около 10 % испытуемых. Для остальных 88 % Рустаги подсчитал, насколько вклад их партнеров влиял на их собственное решение. Участники, которые в точности повторяли более высокие вклады своих партнеров, получили 100 баллов — они идеально подходили для обусловленной кооперации. Те, чей вклад вообще не был связан с вкладом партнера, получили ноль баллов. Кроме того, тот, кто был склонен давать меньше, когда партнер дает больше, мог получить отрицательный балл. Таким образом, эта мера склонности людей к обусловленной кооперации теоретически может варьировать от –100 до +100.
На рис. 9.3 показано, что из представителей 53 общин оромо к обусловленной кооперации были гораздо больше склонны те, кто проживает в общинах, наиболее интегрированных в рынки, в противоположность жителям общин, наименее интегрированных в рынки. В этом исследовании мерой рыночной интеграции было то, за сколько времени можно добраться от общины до одного из четырех городов региона, где регулярно проводятся базарные дни. Базарный день — это единственная для оромо возможность продать и купить различные товары, от местных вроде масла, меда и бамбука до импортных вроде бритвенных лезвий, свеч и резиновых сапог. Такие события привлекают тысячи людей из разных общин и потому приводят к головокружительному количеству сделок. Неудивительно, что время пути до этих городов коррелирует с частотой, с которой люди ездят на рынок. В самых близких населенных пунктах, путь до которых составляет менее двух часов, средняя склонность к обусловленной кооперации превышала 60. Напротив,