Дженкс посмотрел на меня, голос его дрогнул, крылья слегка шевельнулись. Влага засыхала у него на лице, превращаясь в пыльцу.
— Мэтти, Рэйчел здесь, — сказал он, оборачиваясь снова к ней, и у меня вдруг появилась надежда. Она жива?
Дженкс отвел ей волосы с глаз, и маленькая женщина с трудом и болью вздохнула.
— Она тебя за три секунды отнесет к нашему пню. И может сделать тебя большой — всего на час. Ты же сможешь, пожалуйста, Мэтти, не надо больше спорить. Ты будешь тогда жить. И заклинание снимет всю боль. Сделает тебя совсем новой. Пожалуйста, не оставляй меня. — Он умолял, и я почувствовала, как слезы жгут глаза. — Я не могу еще двадцать лет прожить один.
Это подтвердило мои подозрения, возникшие в последние месяцы, когда Дженкс расцветал, а Маталина увядала. Проклятие, наложенное на него прошлым летом, вызвало сброс его биологических часов. Я обрадованно бросилась на колени рядом с ними. Мне вернули обратно мои двадцать лет, украденных болезнью моего детства, но сейчас у меня дыхание перехватило от мысли, что Дженкс не умрет. Маталина не умрет.
— Маталина, — сказала я, придвигаясь поближе и говоря ласково. — Здесь Кери. Она тебя поставит на ноги.
Они будут жить вечно, оба они. И все будет хорошо. Все должно быть хорошо!
Наконец-то нашлось что-то, что будет хорошо.
Я протянула руку, чтобы взять ее, но тихое «нет» пронзило меня ледяным холодом.
Нет? То есть как это — нет?
— Рэйчел, сделай мне такое одолжение, — заговорила Маталина, хотя Дженкс пытался помешать ей, но глаза ее остро блеснули, и она приложила к его губам маленькую, красивую и смертельно бледную руку. Дженкс поцеловал эту руку и замолчал, только орошая ее слезами и вытирая с Маталины пыльцу. — Таково мое решение, — сказала она, и лихорадочный взгляд был направлен мне прямо в глаза. — Прошу об одном: сохрани Дженкса живым.
У меня потекли слезы, я глотала слюну, горе сменило надежду, еще более горькое от минутной передышки.
Ну почему нет?
— Мэтти, — начал возражать Дженкс, и яркие как у птицы глаза посмотрели на него. Она уже видела, что за углом. Черт возьми, ну не надо еще раз!
— Я не хочу начинать снова, Дженкс. Я устала. Но я горжусь тобой, мой мечтатель. — Трясущейся рукой она дотронулась до его щеки, оставив кровавый след. — Для тебя будет правильно увидеть окончание того, что ты начал. Но я не хочу жить дольше своих детей. Я прежде всего мать. Ты — сила, Дженкс, и мне улыбнулось счастье быть связанной с тобой.
— Ты тоже можешь быть силой, Мэтти, — начал он, но голос его прервался, когда она на него шикнула.
Под ней расплывалось отвратительное кровавое пятно, и я знала, что ей остались только мгновения. И все же она улыбалась, отдавая ему свою любовь до конца.
— Нет, — ответила она твердо. — Я хочу, чтобы ты оставался, когда я ухожу. И снова сломай традицию, любимый, и сожги меня одну в том доме, который мы построили. Я не хочу, чтобы ты ушел со мной. Ты не закончил. Ты слишком далеко видишь вперед. И мир, который у тебя в мыслях, ты должен сделать реальным, чтобы наши дети летали в нем.
— Возьми чары, Мэтти, — сказал Дженкс хрипло, — и мы увидим будущее вдвоем.
— Я бы предпочла услышать о нем от тебя, — прошептала она, и у меня горло перехватило слезами. — Я хочу видеть, как горят у тебя глаза, когда ты рассказываешь. И я буду ждать тебя под колокольчиками. Всегда там буду.
— Мэтти! — крикнул Дженкс и прижал ее к себе, чувствуя, что она ускользает. — Я не хочу без тебя! Ты мне нужна!
Маталина широко открыла глаза, но я не знала, видит ли она его еще.
— Не так сильно… как ты думаешь, — сумела она произнести. — Посмотри, что ты сделал. Я умираю счастливой. Все мои дети будут жить. Какая еще мать может это сказать на последнем своем вздохе? Спасибо тебе, Дженкс. Споешь мне? Я так устала. — Глаза у нее закрылись, она боролась за последний вздох — не чтобы продлить себе жизнь, а чтобы выдохнуть последние слова. — Я тебя люблю.
— Мэтти, не надо! — отчаянно крикнул Дженкс. — Мы можем вместе! Мы все можем делать вместе! Прошу тебя…
Но ее уже не было. И он остался один, хотя держал на руках жену, укачивал ее и плакал.
Глава двадцать вторая
Я ничего не могла сделать. Беспомощно глядела на них, и только. Дженкс… слезы капнули на землю рядом с ним, я рвалась что-то сделать, хоть что-нибудь — но была бесполезна. Слишком я, черт возьми, здоровенная.
— Дженкс? — шепнула я, ставя ладони сбоку от него загородкой.
Он моргнул. Зеленые глаза заглянули глубоко в меня.
— Ее здесь нет, — выговорил он, будто в трансе.
Я — громадина. Мне не обнять его, не сказать, что все образуется, не поддержать, пока не придет в себя.
— Айви! — крикнула я, потом опустилась на локти, стараясь придвинуться поближе. На лице Маталины виднелись потеки крови и серебристой пыльцы, придававшие ей вид усталого ангела.
— Дженкс, мне очень жаль, — шептала я, и горло пережимало так, что ничего другого я не могла сказать.
Господи, как же мне было жаль!
Из его широко раскрытых глаз капали слезы, превращавшиеся при высыхании в мерцающие искры. Там, где коснулась его умирающая Маталина, остался мазок крови на щеке.
— Она пошла охранять заднюю дверь, — сказал он как в тумане. — Отражала атаку, наверное, — сказал он, и у меня сжалось сердце. — Надо было мне петь ей. Она была такая усталая, она хотела, чтобы я пел. — Он посмотрел на меня, не понимая, крылья висели неподвижно. — Я один, — будто бы удивился он. — Я ей обещал вечно оставаться с нею. И вот — я один. А ее нет.
— Ты не один. Дженкс, послушай, — заговорила я, не в силах сдержать капающие слезы. Где-то я слыхала, что пикси умирают от разбитого сердца, когда теряют супруга. — Все будет нормально. У тебя есть Айви, есть я. Мы здесь. Ты нам нужен. Маталина велела тебе оставаться с нами.
Стрекот крыльев пикси послышался чуть раньше шагов Айви. Рекс присела, крадучись. Вихрем перемазанного кровью шелка опустился на землю весь клан, и поднялся великий плач. Кошка не выдержала и сбежала. Айви стояла над нами. Я посмотрела вверх — ее глаза были полны слез. И я не находила слов — сердце щемило болью Дженкса.
Маталина.
— Дженкс! — выдохнула Айви, опускаясь на колени. — Мне гак жаль…
Он обернулся к жене, попытался улыбнуться, вытирая ей лицо и поправляя волосы.
— Она здесь, а я один, — сказал он, будто пытаясь понять, как это может быть. — Не понимаю.
Плач стал громче, поднялся вверх, и Айви стиснула зубы:
— Пикси, ты не один. Не вздумай уползать умирать куда-нибудь!
С опрокинутым лицом он поднял на нее глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});