– Что это за запах?
Том недоуменно поднял брови, но, очевидно, сообразив, в чем дело, воскликнул:
– Да это же море, дорогая девочка! Мы почти у того места, где Темза впадает в море! Ну разумеется, вы никогда его не видели, тем более не обоняли! Недаром всю жизнь провели в холмах Камбрии!
– Зато раньше бывала в Гринвиче, – продолжала удивляться Розамунда.
– Сегодня ветер дует с моря.
– Как интересно! Но с другой стороны, и во Фрайарсгейте запах меняется в зависимости от того, откуда дует ветер.
Они вошли в дом, и Розамунда немного растерялась. Как и сказал Том, убранство Болтон-Гринвича полностью соответствовало Болтон-Хаусу. Однако она чувствовала себя немного странно, поскольку невольно ожидала, что окружающий пейзаж тоже ничем не отличается от второго поместья, вверх по реке, но она, разумеется, привыкнет и к этому, как привыкла ко многому со времени прибытия ко двору пять месяцев назад.
– Зато теперь я могу ночевать во дворце только в случае крайней необходимости, – задумчиво протянула она. – Мне это нравится.
– Да, дорогая, для того чтобы попасть в королевский парк, всего лишь нужно пройти через калитку моего сада.
Вам теперь тоже будут завидовать.
Розамунда вздохнула:
– Хотелось бы, чтобы королева позволила мне вернуться домой, но она ничего не сказала, а я боюсь спрашивать из опасения, что она подумает, будто ее общество находят скучным. Мне так не хватает малышек!
– И наглого шотландца? – поддел он.
– Вовсе нет! – вознегодовала она. – Почему вас разбирает такое любопытство насчет Логана Хепберна, дорогой кузен?
Том Болтон пожал плечами:
– Должен сознаться, ваши отзывы о нем меня интригуют, дорогая девочка. Только и всего. Надеюсь, что смогу встретиться с ним, когда провожу вас домой.
– Только вот когда это будет… – тоскливо вздохнула она.
– Я слышал, что король этим летом будет путешествовать в центральных графствах. Это приблизит вас к дому, Розамунда, и, возможно, при случае вы попросите у королевы позволения вернуться. Она поймет вашу заботу о дочерях.
– Но к тому времени почти год минует! Бесси и Бэнон совсем меня забудут. К тому же мое присутствие не так уж жизненно важно для ее величества.
– Знаю, – сочувственно кивнул он, обнимая ее за плечи и привлекая к себе, – но бедная Екатерина искренне верит, что делает доброе дело. Для нее двор – не только весь мир, но и нечто вроде рая. Будьте благодарной за то, что забота о наследнике не дает ей времени заняться сватовством.
– Не дай Бог! – с ужасом воскликнула Розамунда, Двор готовился к празднованию майского дня. В садах Гринвича установили майское дерево и выбрали дам, которые должны были танцевать вокруг него. К своему удивлению, в их числе оказалась и Розамунда. Она не особенно любила участвовать в подобных развлечениях, но в честь королевы решила надеть шелковое платье зеленого цвета дома Тюдоров. На утро назначили охоту, но Розамунда не любила убивать животных в отличие от придворных, обожающих кровавые потехи. Однако Розамунда не считала забавой погоню с собаками за несчастным зверьком.
Солнце довольно высоко поднялось над горизонтом, когда она с Энни и Долл вышла из дома, чтобы совершить положенные обряды: собрать утреннюю росу, от которой, как известно, девушки расцветают подобно розам, нарвать цветов и зелени, чтобы украсить зал. Все они были босиком и надели простые полотняные юбки. Камизы служили блузками.
– Как по-вашему, подадут зеленую еду за ужином у короля? – полюбопытствовала Энни.
– Конечно! – кивнула Долл. – Хозяин говорит, что его величество любит майский праздник больше всех остальных и соблюдает традиции.
– Да, мясо там частенько бывает зеленоватым, – сухо заметила Розамунда, – поэтому я стараюсь как можно реже , там обедать.
Служанки рассмеялись.
Выйдя на луг, они набрали росы в ладони и долго умывались. Потом принялись рвать цветы и ломать ветки для украшения зала в Болтон-Гринвиче. В конце концов Розамунда отделилась от спутниц и долго бродила по саду кузена. Неожиданно откуда-то послышался мужской голос, что-то тихо напевавший. Розамунда пошла на сладостные звуки, добралась до калитки в кирпичной ограде между садом и королевским парком и сама не заметила, как оказалась по другую сторону. Под высоким деревом сидел король и, наигрывая на лютне, негромко пел:
Май веселый настает, пляшет на лугу народ.
Фа-ла-ла-ла, фа-ла-ла-ла.
Девушки идут гурьбой, ждут их парни под горой.
Фа-ла-ла-ла, фа-ла-ла-ла.
Розамунда невольно засмеялась, и король, увидев ее, вскочил. Забытая лютня осталась лежать на траве.
– Миледи Розамунда из Фрайарсгейта! Доброго вам утра! Вам понравилась моя песня? – спросил он, направляясь к ней.
– Очень, ваше величество.
– Когда-то вы называли меня Хэлом, – мягко шепнул он, останавливаясь прямо перед ней.
– Тогда вы не были моим королем, ваше величество, – выдохнула она, сознавая, что играет в опасную игру, но отчего-то не имеет желания отступать.
Большая ладонь нежно коснулась ее щеки.
– Королева говорит, что вы настоящая английская красавица, прекрасная Розамунда. И хотя лицо все еще влажное от росы, мне кажется, что вам вряд ли стоит прибегать к каким-то ухищрениям. Вы и без того совершенны.
Он сжал ее подбородок, приподнял лицо и едва прикоснулся к ее губам своими, теплыми и требовательными.
– Мила, прелестна и добродетельна, – кивнул он, притягивая ее к себе. – Знаешь ли ты, как часто думал я о тебе за эти годы, прекрасная Розамунда?
– Ваше величество льстит мне, – пролепетала она, едва ворочая языком и почти не дыша.
– А ты любишь лесть? – допрашивал он с легкой улыбкой, не сводя с нее взгляда.
– Только если она искренна, милорд.
– Я никогда бы не стал лгать женщине в лицо, прекрасная Розамунда, – прошептал он. Его губы снова очутились в опасной близости.
У нее ноги подкашиваются. Неужели лишится сознания? Сейчас она наверняка упадет!
Его взгляд завораживал ее. Ноздрей коснулось его дыхание с ароматом мяты. Розамунда, не в силах сдержаться, вздохнула.
Губы короле снова коснулись ее поцелуем, на этот раз страстным. Он крепко сжимал ее в могучих объятиях, и она казалась себе совсем слабой и маленькой и словно уплывала куда-то. С самой смерти Оуэна она не чувствовала себя столь защищенной. Такой желанной.
Оуэн!
Его имя отрезвило ее, и Розамунда, вернувшись к действительности, вырвалась из рук Генриха Тюдора.
– О, ваше величество! – воскликнула она в отчаянии от того, что натворила.
– Прекрасная Розамунда, – начал, он. Но она попятилась к калитке.