– Ну, мне вряд ли удастся с ними потягаться, – пожала плечами Розамунда. Инее рассмеялась.
– Видите ли, вы своим присутствием пробуждаете в них угрызения совести, – объяснила она. – Королева не постеснялась рассказать им, как вы все эти годы помогали ей словом и делом и как ваша доброта зачастую помогала удерживаться ей на тонкой грани, отделявшей бедность от полной нищеты. Они чувствуют себя виноватыми, потому что любая могла бы уделить ей немного от своего богатства, но все так боялись сделать неверный шаг и оскорбить старого короля или опозорить семьи, что предпочитали игнорировать мою бедную госпожу и предоставляли ей едва ли не умирать с голоду.
Вы же, Розамунда Болтон, совсем иная. Вам было все равно, что скажут или подумают другие. Вы делали все, чтобы помочь моей хозяйке, потому что считали это правильным и верили в нее. И поступали так, как подобает доброй христианке, в отличие от этих чванливых английских аристократок Они станут избегать вас и скорее всего полностью игнорировать, хотя некоторые могут и проявить нечто вроде доброты. Другие едва словом с вами обмолвятся, мало того, могут оскорбить, когда посчитают, что королева их не слышит. Но не стоит отчаиваться.
– Знаю, я здесь чужая, – кивнула Розамунда. – И приехала только по просьбе королевы. Слава Богу, у меня есть кузен!
– Сэр Томас Болтон? – Инее снова засмеялась. – Забавный джентльмен. Найдутся многие, кто говорит о нем ужасные вещи.
– Я в этом уверена, – кивнула Розамунда, – но есть ли какие-то доказательства? Ни одного. Двор так и гудит сплетнями. Я хорошо помню еще со времен своей юности, когда принцесса Маргарет знала все, о чем толкуют придворные и сколько истины содержится в слухах. Нельзя их не слышать, но слушать вовсе не обязательно.
– Вы самая практичная англичанка из всех моих знакомых, – заметила Инее.
– Все потому, что я деревенская жительница, а не знатная леди.
Инее представила Розамунду другим дамам. Большинство едва на нее взглянули. Одна даже осмелилась довольно громко пробормотать:
– Ах да, пастушка с севера!
Девушки помоложе ехидно захихикали, но тут вмешалась леди Перси:
– Только крайне невежественная и грубая особа способна оскорбить леди из Фрайарсгейта, близкую подругу королевы, мистрис Блант. Вдова сэра Мередита и богатая наследница владеет лучшей землей в Камбрии И если источник ее золота – овцы, что тут особенного? Всякий разумный человек знает, что богатство страны – овцы и их шерсть. От своей родственницы, леди Невилл, я знаю также, что во Фрайарсгейте выращивают прекрасных боевых коней. Надеюсь, вы простите мистрис Блант, миледи?
– Невежество лучше всего не прощать, а исправлять, – сухо ответила Розамунда.
Некоторые дамы возмущенно заохали, но леди Перси рассмеялась:
– Хорошо сказано, Розамунда Болтон!
– Неплохое начало, – пробормотала Инее, – но, думаю, вы нажили врага в лице Гертруды Блант. Все же она не настолько знатна или имеет вес, и, кроме Того, очевидно, что леди Перси вас поддерживает.
Вот так Розамунда и вошла в круг дам. Два дня спустя двор, ко всеобщему облегчению, покинул Вестминстер, и барки поплыли вверх по реке, в Ричмонд.
Пока остальные леди сражались за места, Розамунда предложила Инее и ее служанке сесть в свою маленькую барку. Инее была счастлива, что ей не придется тесниться в переполненном суденышке.
– У вас собственная барка? – удивлялась она.
– Подарок моего кузена Томаса. Он считает, что, пока я живу при дворе, у меня должен быть собственный транспорт, – объяснила Розамунда, когда четыре женщины уселись в тесной каюте.
День выдался холодным, небо затягивали серые, грозившие дождем тучи. Но в каюте было тепло, потому что под скамьями, в небольших плоских жаровнях, горели уголья. Двое гребцов напрягали мышцы, борясь с наступавшим приливом и стараясь не отстать от других судов. Когда они добрались до Ричмонда, Розамунда впервые за семь лет увидела короля и была поистине потрясена. Генрих Тюдор очень изменился и показался ей красивейшим из всех знакомых мужчин.
Теперь его рост составлял шесть футов четыре дюйма, Волосы цвета червонного золота словно сверкали в этот пасмурный день. Раньше она не замечала этого, ибо почти не замечала самого Генриха. Что ж, тогда он был совсем мальчишкой, а она невестой, старше его на три года. Теперь же юнец стал мужчиной. И каким!
Она залилась краской, смущенная дерзостью собственных мыслей.
Он повернулся, глядя на приближавшиеся барки, и она могла бы поклясться, что на кратчайшее мгновение голубые глаза встретились с янтарными. Но он тут же отвернулся, смеясь над какой-то шуткой своих придворных.
– Мы не сможем участвовать в рождественских праздниках, – печально заметила Инее, – но как только наша госпожа благополучно разрешится, двор и страна будут ликовать.
– Мой муж умер несколько месяцев назад, – вздохнула Розамунда, – так что мне не до веселья, хотя во Фрайарсгейте ради девочек устроят пир. Все же и там Рождество пройдет тихо и скромно, потому что отец малышек в могиле, а мать далеко.
– А я на Рождество вернусь в Лондон, чтобы побыть с мужем. Он служит в посольстве и, конечно, тоскует по Испании, но, как и я, считает, что мы должны оставаться верны королеве Екатерине.
– Вы старше сестры? – поинтересовалась Розамунда.
– На два года. Мои родители смогли дать приданое одной дочери и выбрали меня, посчитав, что о Марии позаботится принцесса. Однажды так оно и будет. Говорят, что лорд Уиллоуби собирается ухаживать за ней, но пока что не просил разрешения ни у королевы, ни у Марии.
Дни летели быстро. Настало Рождество, и королева со своими придворными дамами посетила первую мессу, которую служил ее исповедник, отец Диего, в личной часовне ее величества. Розамунда слышала, что священник имеет репутацию распутника и многие дамы тайком вздыхают по нему. Говорили также, что он тащил в постель любую, кто был готов провести ночку с красавцем в сутане. Поэтому Розамунда держалась в глубине церкви, низко опустив голову. Она вовсе не хотела привлечь внимание скандально известного священника.
Прошли праздники святого Стефана и День избиения младенцев. Тридцать первого декабря у королевы начались роды.
В покоях поднялась невероятная суета. Женщины сновали туда-сюда и возбужденно щебетали. Послали за врачом и повитухами, и те не замедлили явиться. Уведомили короля. Он оставался в парадном зале дворца и пил со своими компаньонами в ожидании рождения наследника. Ведь он столько молился! Совершил паломничество к Богородице Уолсингемской и собирался туда еще раз. Все твердили, что, судя по выдававшемуся вперед животу, Екатерина носит сына. И несмотря на неприятности, которые пережила королева, узнав о его романе с сестрой герцога Бекингема, она все же не потеряла ребенка, хотя такая опасность существовала, если принять в расчет ее деликатное и хрупкое сложение. Придворные уверяли Генриха Тюдора, будто это еще один верный признак того, что королева носит сына.